Дэвид Игнатиус - Совокупность лжи
Но как бы они ни различались, Гретхен хорошо знала, как навести мосты через разделяющее их расстояние. Она была на редкость жадна до секса и по-своему творчески подходила к этому. Это было то, что не укладывалось в стереотип образа юриста. Когда она первый раз пришла к нему в госпиталь, она слегка распахнула плащ, чтобы показать ему свой новый бюстгальтер, пояс для чулок и молочно-белую кожу. Ей хотелось, чтобы он помедленнее раздел ее. Феррис сначала воспротивился, думая, что предает других раненых, лежащих в госпитале, но сопротивлялся недолго.
Когда он сказал ей, что отправится в Амман, она расплакалась. Не от горя, что снова будет в разлуке с ним, а от гордости за то, какую работу он делает. Она принялась говорить о том, что оба они сражаются в одной и той же войне, принося личное счастье в жертву чему-то большему. Безумие, подумал Феррис. Никто и никогда еще не сохранял счастливый брак во имя блага страны. Он уже начал думать о том, как долго это будет продолжаться. Для нее он стал скорее героем, чем реальным человеком. В день отбытия, в аэропорту, он попытался сказать ей, что не может быть уверен в том, что сможет сохранять супружескую верность, столь долго находясь вдали от нее.
— Просто никогда и ничего не говори мне об этом, и у нас все будет хорошо, — перебила она его.
Затем она поцеловала его и сказала, что любит. Феррис тоже сказал «Люблю тебя», но для него эти слова, похоже, становились пустым звуком.
Глава 6
Амман
На следующий день после возвращения из Берлина Феррис отправился в Управление общей разведки к Хани Саламу. Охранник на пропускном пункте сначала остановил его бронированный джип на въезде, а затем махнул рукой, разрешая ехать дальше. Очевидно, уже прошли слухи, что он — друг паши. В такой стране, как Иордания, это дорогого стоило. Вся жизнь вращалась вокруг королевского двора, слухи распространялись беспрепятственно, как вода. Придворные, казалось, знали все и обо всем. Например, в течение пары дней весь дворец знал, что Феррис назначен исполняющим обязанности начальника отделения ЦРУ уже через пару недель после его прибытия, после высылки из страны Фрэнсиса Элдерсона. Предполагалось, что это должно быть большой тайной, но весь этот город был как одна большая компания. Или «Компания», «контора», как сотрудники ЦРУ называли свое ведомство.
Штаб-квартира УОР находилась на вершине отвесно вздымавшейся горы в Абдуне, неподалеку от посольства США. Само здание не было видно с дороги, но, сделав очередной поворот, вы внезапно натыкались на него, словно на выросший из земли замок. Во внутреннем дворе развевался зловещий черный флаг «Мухабарата» с надписью на арабском «Суд грядет». В ясную погоду ночью можно было увидеть вдали огни Иерусалима. УОР было огромной организацией. Никто в точности не знал, сколько людей находится на жалованье у тайной полиции, так что оставалось предполагать наихудший вариант: человек, сидящий рядом с тобой в ресторане, не информатор ли он? А что насчет баваба, охраняющего дом, где находится твоя квартира, или человека, работающего рядом с тобой в офисе? Любой из них мог быть информатором, а еще есть десяток других, тщательно записывающих все события твоей жизни. Кто знает? Сидя в баре, молодые иорданцы иногда начинали играть в игру, пытаясь угадать, кто же работает на «Мухабарат», но они осмеливались заниматься этим лишь в тех случаях, если имели богатых папочек, которые смогли бы при надобности замять дело. В этом была главная сила Хани. В отсутствие реальной информации людям приходилось предполагать, что его соглядатаи притаились повсюду.
Феррис принес с собой запечатанный портфель, в котором были протоколы нескольких радиоперехватов, сделанных УНБ. Беседы некоторых членов королевской семьи, недавно пытавшихся выкачать из королевской казны побольше денег. Это была идея Хофмана — сделать подарок Хани, через некоторое время после начала встречи. Смысл был таков: долг платежом красен.
Секретарь Хани встретил Ферриса у входной двери и повел его внутрь. Феррис миновал прихожую на первом этаже, расписанную яркими фресками. На них был изображен молодой король в окружении членов семьи. Потом они стали подниматься по огромной лестнице. Что-то в этом было от причудливого и роскошного холла дорогого отеля, отделанного полированным тиком и блестящим хромированным металлом. Изящество внутреннего убранства поражало большинство иорданцев, которые представляли себе штаб-квартиру разведки тюрьмой в стиле Кафки. Но служащие УОР всегда любили хорошую жизнь, иногда даже чрезмерно. Один из предшественников Хани сам отправился в тюрьму, когда стало известно о том, что он помогал своим друзьям получать выгодные контракты в обмен на крупные суммы, поступавшие на секретный счет в банке.
Ферриса проводили в кабинет гостеприимного заместителя Хани, который угостил его чаем и немного поболтал с ним. Директор освободится через пару минут, сказал он. Вскоре адъютант сообщил, что начальник готов встретить посетителя. Феррис пересек огромный холл и вошел в просторный кабинет, в котором висели большие портреты молодого короля и его покойного отца. Хани встал из-за стола и пошел навстречу американцу.
— Салам алейкум, Хани-паша! — сказал Феррис.
Наклонившись, американец поцеловал иорданца в обе щеки.
Хани был польщен таким знаком уважения. Затянувшись сигаретой, он выпустил почти идеальное кольцо дыма в сторону Ферриса.
— Мы всегда рады тебе, Роджер. Ты должен был родиться арабом. У тебя такие хорошие манеры, за это ты нам так нравишься.
— Я не араб. Просто американец, хорошо говорящий на вашем языке.
— Все может быть, все может быть, — улыбнулся Хани. — Может, какая-нибудь бабушка или дедушка. Я это вижу, а я никогда не ошибаюсь в таких делах.
— На этот раз ошиблись, — ответил Феррис, дружески улыбаясь.
Он никогда не говорил о своих предках. Управление вообще не одобряло разглашения какой угодно конкретной информации, но тут дело было даже не в этом. Просто Феррис не считал, что его личная жизнь касается кого-либо, с кем он общается по работе.
— Слава Аллаху! Садись, — сказал Хани, показывая на софу.
Этим утром он был в особенности похож на Дина Мартина. Твидовый пиджак, рубашка без галстука и замшевые мокасины, которые он, должно быть, купил во время недавней поездки в Лондон.
— Хорошо выглядите, — сказал Феррис.
Это было чистой правдой. Человек, находящийся перед ним, просто светился отменным здоровьем. Должно быть, в награду за свои усилия в Берлине он попил там какой-нибудь особо классной выпивки.
— Как твоя нога, дорогой? В Берлине ты хромал. Ты пытался скрыть это, но я заметил. Надеюсь, ты поправился. Я переживаю за тебя.
— Отлично. Самое лучшее — это снова вас видеть, Хани-паша.
— Я вернулся из Германии вчера. Отличная страна, но никудышная разведка. Не думаю, что они хотя бы узнали, что я там побывал. А когда я вернулся, мои люди сразу сказали, что ты хочешь со мной увидеться. Сразу! — сказал Хани, приподняв брови.
— Это все Милан. Европейцы с ума сходят. И Белый дом с ума сходит. И все орут на нас.
— И на меня, — ответил Хани, всплеснув руками. — Чтобы встретиться с тобой этим утром, мне пришлось отменить визиты представителей от Италии, Франции и Великобритании. Все хотят результатов уже через день. Думаю, они не слишком понимают суть работы разведки. Это не микроволновая печь. Эд Хофман тоже понимает. Он-то знает, что быстро хорошо не бывает.
— Ваша операция в Берлине определенно заинтересовала мистера Хофмана. Он поручил мне поздравить вас. Думаю, он весьма впечатлен ею.
Феррис умолк, решив не скатываться до откровенной лжи.
— Скажи Эду, что я благодарен ему за похвалу. Будь она от кого другого, я счел бы ее за обычную лесть, просто из желания что-то выгадать, — ответил Хани. Его губы тронула легкая улыбка. Словно плавник акулы, прорезавший водную гладь.
— Но нам надо быстро разбираться с этим, Хани-паша. Как вы можете догадаться, у мистера Хофмана есть куча вопросов по поводу Мустафы Карами, того человека, к которому мы приходили в Берлине.
— О да, могу себе представить.
— В особенности мистера Хофмана интересует, как прошла ваша вторая встреча.
Феррис старался не слишком напирать, сразу переходя к делу, но с Хани никогда нельзя было понять, сколько у тебя есть времени. У молодого короля была привычка появляться в самые неподходящие моменты, в результате чего глава разведки был вынужден тут же оставлять все прочие дела.
— Сложное дело, — ответил Хани. — Хорошее, но сложное.
— Почему? Вы взяли этого парня тепленьким. «Поговори с матерью». Самая лучшая уловка, какую я когда-либо видел. А направление, в котором вы работаете, интересует и нас.
Феррис оставил Хани ниточку, за которую можно было бы потянуть, но тот лишь дал понять, что оценил похвалу.
