Джон Ле Карре - Звонок покойнику (Звонок мертвеца)
Смайли хотел его спросить, что же он сам чувствовал, но Феннан снова заговорил. Феннан отдавал себе отчет в том, что его не многое связывало с партией. Это были не взрослые, а дети, мечтающие о Празднике свободы, радостных огнях, цыганской музыке, пересекающие Бискайский залив на белых лошадях и испытывающие детскую радость, расплачиваясь за пиво для приехавших из Уэльса домовых. Послушные мальчики, разом поворачивающие покорные вихрастые головы к восточному солнцу. Малыши, которые любили друг друга, а думали, что сражаются против всего мира. Вскоре он нашел все это комичным и трогательным. По его мнению, они с таким же успехом могли бы вязать носки солдатам. Несоответствие между мечтой и реальностью заставило Феннана пересмотреть и то и другое; он принялся поглощать тома истории и философии и, к своему большому изумлению, нашел мир и покой в завершенности марксистских идей. Он смаковал их неумолимую строгость, чувствуя себя охваченным решимостью, с которой они ниспровергали традиционные ценности. И в конце концов именно это, а не сама партия, обрекло его на одиночество: философия, требовавшая всеобщей покорности догмам, одновременно унизительным и будоражащим. А так как успех и процветание пришли, а с ними и врастание в общество, он с чувством грусти и сожаления отказался от своих увлечений молодости как от богатства, которое нужно было оставить в Оксфорде вместе с годами юности.
Вот как Феннан все ему изложил, и Смайли понял. Поскольку он ожидал обычной язвительной и полной обиды истории и готовился отнестись к ней с предубеждением, он сразу ему поверил. Во всяком случае, Смайли вынес для себя другое из этого разговора: уверенность, что Феннан не сказал самого главного.
Была ли прямая связь между покушением на Байсуотер-стрит и смертью Феннана? Смайли упрекал себя за то, что дал волю своему воображению. Если все рассмотреть в развитии, ничего, кроме последовательности событий, не указывало, что Феннан и Смайли играли в одной трагедии. Конечно, была последовательность событий. Конечно, но была и интуиция Смайли, или его опыт, шестое чувство, подсказавшее ему позвонить и не воспользоваться своим ключом, но тем не менее не предупредившее его о скрывающемся в темноте ночи убийце со свинцовой трубой в руках.
В разговоре не было и намека на торжественность. Прогулка по парку больше напоминала Оксфорд, чем Уайтхолл. Парк, кафе у Миллбанка – да, развитие было разным, но результат… Чиновник из Форейн Офис, серьезно разговаривающий с непримечательным незнакомцем… Разве что незнакомца кто-то узнал!
Смайли взял первую попавшуюся книгу и начал записывать карандашом на форзаце:
«Допустим абсолютно недоказуемую вещь: убийство Феннана и покушение на Смайли связаны. Тогда какие же связи между Смайли и Феннаном были до смерти Феннана?
1. До разговора в понедельник второго января я ни разу не встречался с Феннаном. Я изучал его досье в управлении и занимался предварительным расследованием.
2. Второго января я один поехал в такси в Форейн Офис. Форейн Офис организовал встречу, но не знал, кому поручает ее провести. Ни Феннан, ни кто-либо другой, кроме работников моего отдела, заранее не знали, что приду именно я.
3. Разговор проходил в двух местах: сначала в Форейн Офис, где люди проходили кабинет, не обращая на нас внимания, потом на улице, где нас мог видеть кто угодно.
Что же было дальше? Ничего, разве что… Да, это был единственно возможный вывод: разве что кто-нибудь, увидев их вместе, узнал не только Феннана, но и Смайли и при этом имел веские причины помешать их встрече. Зачем? Для кого опасен Смайли?..»
Вдруг глаза его широко открылись. Ну конечно же, он был опасен только как агент службы безопасности.
Он отложил карандаш.
Стало быть, убийца Феннана любыми средствами пытался помешать ему встретиться с представителями службы безопасности. Может, это кто-то из Форейн Офис? Но тогда он должен был бы знать также и Смайли. Какой-то знакомый Феннана по Оксфорду, о котором тот знал, что он был коммунистом, опасающийся разоблачения и подозревающий, что Феннан что-то скажет или уже сказал? Тогда в последнем случае Смайли должен был быть немедленно ликвидирован до того, как он укажет определенное признание в докладе.
Все это объяснило бы убийство Феннана и покушение на Смайли. Это логично, но не более того. Он построил карточный домик, такой большой, какой только мог построить. Но в его руках еще оставались карты. А Эльза? Ее ложь, ее страх? А машина, а телефонный звонок в восемь тридцать? А анонимное письмо?
Если убийца опасался встречи Смайли с Феннаном, он не стал бы привлекать к Феннану внимание, написав на него донос. Тогда кто? Кто?
Он опустился на подушку и закрыл глаза. Голова раскалывалась от боли. Может, Питер Гиллэм поможет? Это единственная надежда.
Голова пошла кругом. Боль была невыносимой.
Глава девятая
Эскизы
Мендель, улыбаясь до ушей, впустил в палату Питера Гиллэма.
– Вот и он! – сказал Мендель.
Разговор не клеился. Внезапная отставка Смайли, несуразность этой встречи в больнице – все это смущало Гиллэма. На Смайли был синий больничный халат, его волосы выбивались из-под бинтов, а на левом виске еще оставался громадный кровоподтек.
После какой-то неловкой тишины Смайли заговорил:
– Питер, Мендель рассказал вам, что со мной произошло. Что вы как эксперт знаете о Восточногерманской сталелитейной компании?
– На них у нас ничего нет, старина, если не принимать во внимание их внезапный отъезд. Там было только трое и собака. Они обосновались где-то в Хэмпстеде. Никто так до конца и не понял, зачем они приехали, но они неплохо поработали за эти четыре года.
– Что входило в их функции?
– Черт его знает. Мне кажется, что сначала они вообразили, что покорят министерство торговли, разобьют европейские сталелитейные корпорации, но их приняли холодно. Тогда они занялись коммерческими связями как обычное ведомство под эгидой консульства, особое внимание уделив станкам и легкой промышленности, обмену производственной и технической документацией и тому подобное. Это не имело никакого отношения к цели их приезда, но в качестве прикрытия это могло бы им подойти.
– Кто там был?
– А, два техника. Доктор Шварцкопф и доктор Копшварц, что ли. Две девушки и фактотум[5].
– Что за фактотум?
– Не знаю. Какой-то молодой дипломат, предназначенный для сглаживания углов. У нас в департаменте есть досье на него, и я думаю, что смогу вам прислать подробности.
– Если это вам не покажется затруднительным…
– Ну конечно же, нет.
Снова неловкое молчание. Тишину нарушил Смайли:
– Мне очень бы пригодились фотографии, Питер. Вы могли бы их найти?
– Да-да, естественно. (Гиллэм с несколько смущенным видом отвел от Смайли взгляд.) Правда, о ГДР мы знаем очень мало. Только разрозненная информация – то отсюда, то оттуда. Но вообще они остаются загадкой. Обычно они работают без прикрытия коммерции или дипломатии. Вот почему я с трудом поверил, если вы не ошиблись по поводу вашего типа, что он работал в представительстве сталелитейной компании.
– Вот как? – невозмутимо проронил Смайли.
– Как, как работают? – спросил Мендель.
– Очень трудно делать обобщения, исходя из отдельных известных нам случаев. Мне кажется, что агентов они забрасывают прямо из Германии, не вступая в контакт с резидентом и агентами в зоне действия.
– Но, должно быть, это ужасно ограничивает их деятельность, но их цели кажутся такими ничтожными. Они предпочитают посылать иностранцев – шведов, польских эмигрантов, еще кого-нибудь – на краткосрочные задания, не требующие особой компетентности. В исключительных случаях, когда их агенты помещаются в страны-мишени, они используют систему курьеров, скопированную с советского образца.
Смайли внимательно слушал.
– В самом деле, – продолжал Гиллэм, – недавно американцы перехватили одного из курьеров, и так мы узнали кое-что о технике ГДР.
– В смысле?
– Ну, они никогда не ждут встречи. Всегда встречаются не в назначенное время, а на двадцать минут раньше; есть опознавательные сигналы, обычные фокусы конспираторов, придающих огромное значение сведениям третьего сорта. Курьер может связаться с тремя или четырьмя агентами, резиденту подчиняются около пятнадцати. Они никогда не пользуются псевдонимами.
– Как это? А как же без них?
– Агент сам выбирает себе имя на месте. Любое имя. А резидент утверждает. Система очень…
Он умолк и удивленно посмотрел на Менделя. Тот подпрыгнул на стуле.
* * *Гиллэм устроился на стуле и спросил себя, можно ли курить. Конечно, нет, ответил он сам себе с сожалением. А он с удовольствием закурил бы сигарету.
– Ну? – спросил Смайли.
