Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 1-2)
— Можете спуститься в тир, попрактиковаться. Но из штаба ни ногой.
Считая разговор оконченным, Козловский сел к столу и уткнулся в бумаги.
— Хорошо. Я только на пару часов отлучусь и тогда постреляю.
Штабс-ротмистр поднял голову.
— Я ведь сказал: никаких отлучек.
— Не могу. Очень важная встреча! Я дал слово!
Лицо офицера пошло сердитыми красными пятнами, но Козловский сдержался — вспомнил, что студент присяги не давал, приказам подчиняться не обязан и вообще доброволец. К тому же ключевая фигура в завтрашней операции.
— Слово надо держать, — обреченно вздохнул князь. — Где встреча?
— В Юсуповском саду.
Лавр Константинович поднялся, вынул большие очки странного вида — с кожаными наглазниками и на лямках.
— Что ж, едем. Приказ его превосходительства. Где вы, там и я.
— Но… но это личная встреча! С дамой. Понимаете?
— Отлично понимаю. Не беспокойтесь. Буду тактичен.
Штабс-ротмистр всем своим видом являл истинно христианскую долготерпеливость, однако по тону было ясно — не уступит.
— А это зачем вам? — показал Алеша на диковинные очки.
Очки оказались автомобильными
По мере того как надвигалась война, контрразведке все щедрей выделялись денежные средства, кадры, новейшая техника. В числе последней поступил и автомобиль «руссобалт», приказом начальства закрепленный лично за штабс-ротмистром Козловским.
Когда Алеша узнал, что к Симе его доставят на авто, препирательства сразу прекратились.
Шоффэр князю был не нужен. Управлять машиной он выучился еще в полку и довез своего пассажира до Садовой на головокружительной скорости, по всякому поводу оглушительно дудя в клаксон.
На месте оказались раньше, чем нужно. К тому же Симочка, как и положено уважающей себя барышне, считала ниже своего достоинства приходить на свидания вовремя. Однако сегодня Алеша был на нее не в претензии.
Сначала он попросил показать, как переключать рычаги и крутить руль, который князь лихо называл «бубликом». Оказалось, что это совсем нетрудно.
Уже через четверть часа после начала учебы студент зигзагообразно проехал вдоль тротуара. Потом, осмелев, сделал круг по Забалканскому и Фонтанке. Под конец разогнался до сорока километров — только фонари замелькали. У решетки сада затормозил так отчаянно, что завизжали шины, а у князя с головы слетела фуражка.
Симы все еще не было.
— Лавр Константинович, а можно я останусь за рулем?
Роль наставника и покровителя молодежи штабс-ротмистру была небесприятна.
— Будет еще эффектней, если вас доставит личный шоффэр.
Картинка 15
Да, это в самом деле было гораздо лучше.
— Невеста? — спросил князь.
— Пока нет.
Козловский понимающе кивнул:
— Добиваемся взаимности? Тогда букетик роз не помешает.
— Сима роз не признает. Она Блока любит.
— Все равно, — с убеждением сказал штабс-ротмистр с высоты своих тридцати лет. — Но если ваша избранница обожает Блока, розы нужно купить черные. Я знаю здесь рядом, на Вознесенском, цветочный магазин.
Студент заколебался, и Козловский понял его правильно.
— Деньги? Пустое. Единственный плюс нашего отчаянного положения — полная свобода и неподотчетность расходов. Оплачивается все, что на пользу дела. Контрразведке нужно, чтобы важный участник ответственной операции был в боевом, победительном настроении. Неужто ради этого мы пожалеем несколько рублей? Держите бумажник, юноша.
Гордый тем, что он «важный участник», Алеша купил букет восхитительно черных роз, так и просившихся в бокал «золотого, как небо, аи».
Вернулся, а Симы все нет.
— Это ничего, — объяснил он старшему товарищу. — Она иногда минут на сорок опаздывает.
— Э-э, голубчик, такого позволять нельзя. — Князь поднял палец. — Нужно с самого начала вожжи потихонечку перехватывать. Женщина — она как лошадь. Твердую руку ценит, слабака выкидывает из седла. Скажите вашей Симочке: «У меня принцип больше пятнадцати минут никого не ждать». Слова «принцип» они боятся. А опоздает — в самом деле возьмите и уйдите. Один раз. Уверяю — этого хватит.
— Ну да! А если она обидится и никогда больше не придет?
Козловский посмотрел на молодого человека с сожалением.
— Чтоб женщина бросила мужчину, для которого дурацкий принцип дороже любви? Чему вас только учат на вашем физико-математическом? — Он вдруг нахмурился. — Послушайте, Романов, я, конечно, прошу прощения за вторжение в интимные сферы, но вы хоть с ней целуетесь?
Студент кивнул, но как-то неуверенно.
— Так дело не пойдет. Она к вам всякое уважение потеряет!
В это мгновение Алеша увидел на тротуаре Симочку, очень медленно и независимо направлявшуюся к воротам сада.
— Вон она!
Он хотел выскочить из авто, но штабс-ротмистр удержал его за руку.
— Спокойно, спокойно. Доверьтесь мне. Пусть минутку-другую потомится, это ей на пользу. Первое: изображайте, что вы очень торопитесь. Второе: слегка, совсем чуть-чуть, давайте понять, что у вас есть дела поважнее. Между прочим, и то, и другое сущая правда… Все, пора! Выдвигайтесь на позицию.
С таким напутствием Алеша вышел из машины и погромче хлопнул дверцей, чтобы Сима обернулась.
Опаздывать на свидания очень утомительно. Симочка битых полчаса простояла на набережной Крюкова канала, чтоб оказаться в саду не раньше половины пятого. Ее одолевали смутные, по большей части печальные мысли.
Положение было двусмысленное, ужасное, и с каждым днем оно делалось все невыносимей.
Решительная беседа с Алешей так и не проведена, хотя они виделись почти каждый день. На свидания он приходил усталый, раскрасневшийся — видимо, не жалея сил, гонялся за германскими и австрийскими шпионами. Но про свои таинственные дела ничего не рассказывал, подвигами не хвастался. Если она начинала выспрашивать, прикладывал палец к губам. При этом смотрел такими глазами, что сердце трепетало и таяло. Разве можно было с Алешей разорвать?
А маме-то наврано, что студент получил полную отставку.
«Существенный вариант» шлет корзинами цветы, телефонирует, дважды водил в театр: на балет «Лебединое озеро» и в «Варьете». При расставании целует руку, с каждым разом поднимаясь на дюйм выше. Что делать? Как себя вести?
Одним словом, Сима чувствовала себя скверной, непорядочной женщиной. Сегодня, стоя у канала, она наконец придумала, как восстановить самоуважение. Дня через два прощальные поцелуи Мишеля достигнут последней границы светских приличий — локтя. Подниматься еще выше, не сделав предложения, солидный человек не может. Вот тогда-то, когда ухаживание перейдет в официальную стадию, и придется сказать Алеше последнее «прости».
Приняла решение, и будто камень с души упал. Все-таки выговорила себе индульгенцию еще на пару деньков.
В Юсуповский сад шла уже спокойная, с легким, радостно замирающим сердцем. На белой дощатой сцене оркестр играл «Прощание славянки» — музыку, от которой у Симочки на глазах всегда выступали слезы.
Пришла, огляделась, а его нет! Прежде такого никогда не случалось.
Ей стало тревожно. Вдруг Алешу ранили шпионы? Или, того хуже…
Она побледнела, схватилась за грудь. Здесь-то сзади и раздался металлический треск, заставивший Симу обернуться.
Алеша выходил из умопомрачительно красивого серебристого автомобиля, живой и невредимый. За рулем сидел бравый chauffeur, в военной фуражке и очках-консервах.
Приблизившись, Алеша достал из-за спины букет, весь из черных роз, элегантный до невозможности! У Мишеля, при всех многочисленных достоинствах, вкусы были слегка провинциальные, он всегда дарил розы непорочного белого цвета.
— Простите за опоздание, Серафима Александровна, — серьезно, даже строго сказал Алеша. — Служба.
Они сели на скамейку.
— Какое красивое авто! — воскликнула Сима. — Смотрите, оно не уезжает.
Он не оглянулся, небрежно дернул плечом.
— Ничего, князь подождет. Это входит в его обязанности.
— Князь? — ахнула она, глядя на усатого водителя. Тот галантно приложил руку к фуражке.
— Мой товарищ, князь Козловский. Я вас после познакомлю. Сейчас времени нет. Я ведь на минутку. — Вот теперь Алеша оглянулся и понизил голос. — Приближается роковой час. Не имею права посвящать в подробности, но завтра все решится.
Симочка прошептала:
— Это опасно?
Он молчал.
— Говорите же!
Картинка 16
Голос у нее срывался, в глазах стояли слезы, и Алеша почувствовал, что более не в силах играть роль романтического героя. Сима была такая красивая, такая трогательная, да еще надрывал душу духовой оркестр…
