Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Деньги? — спросил Крупкин. — Какие деньги?
— Я предложил ей деньги и собираюсь их дать.
— Будьте уверены, что деньги для мадам Лавье имеют отнюдь не второстепенное значение, — сообщил русский.
Звук поворачиваемого в замке ключа наполнил тишину гостиной. Трое мужчин повернулись к двери, в которую вошла изумленная Доминик Лавье. Удивление ее, однако, было мимолетным: она ни в чем не изменила себе. Царственно приподняв брови, она спокойно положила ключи в расшитую бисером сумочку, взглянула на незваных гостей и заговорила по-английски:
— Да, Круппи, я должна была догадаться, что и ты замешан в этом деле.
— Ах, очаровательная Жаклин... Может, оставим церемонии, Доми?
— Круппи?! — вскрикнул Алекс. — Доми?.. Это встреча старых друзей?
— Товарищ Крупкин — один из наиболее рекламируемых офицеров КГБ в Париже, — пояснила Лавье, подходя к красному кубообразному столу рядом с диваном, обитым белым шелком. Она положила на него сумочку и сказала: — В некоторых кругах он хорошо известен, и знакомство с ним считается совершенно обязательным.
— В этом есть свои преимущества, дорогая Доми. Вы даже не можете себе представить, какую дезинформацию скармливает мне в этих кругах набережная д'Орсэ... Но я проверил эту информацию однажды и теперь знаю, что все это липа. Мне кажется, вы уже встречались с нашим американским другом и даже вели с ним кое-какие переговоры, поэтому имею честь представить вам его друга и коллегу... Это мсье Алексей Консоликов.
— Я вам не верю. Он не советский. Когда к тебе приближается немытый медведь, от его запаха можно сойти с ума.
— Ты меня убиваешь, Доми! Но кое в чем ты права, это результат ошибки в расчете его родителей. Он сам может представиться, если, конечно, захочет.
— Меня зовут Конклин, Алекс Конклин, мисс Лавье, и я — американец. Тем не менее, наш общий знакомый Круппи прав. Мои родители были русскими, поэтому я свободно говорю на этом языке. Ему едва ли удастся водить меня за нос, если мы окажемся в русской компании.
— По-моему, это просто великолепно.
— Скорее, это приятно... Если вы хорошо знаете Круппи...
— Я смертельно ранен! — воскликнул Крупкин. — Но мои ранения не имеют отношения к нашей встрече. Ты будешь работать на нас, Доми?
— Буду ли я работать на вас, Круппи? Бог мой, буду ли я с вами работать! Я хочу попросить Джейсона Борна уточнить свое предложение. У Карлоса я нахожусь на положении зверя в клетке, но без него я почти нищая стареющая куртизанка. Я всей душой желаю, чтобы он понес расплату за смерть моей сестры и за то зло, что причинил мне, но я не хочу ночевать в канаве.
— Назовите цену, — велел Джейсон.
— Напишите ее, — поправил Конклин, взглянув на Крупкина.
— Дайте подумать, — сказала Лавье, обходя диван и приближаясь к столику. — Я в нескольких годах от шестидесяти — в какую сторону, это неважно, — поэтому без Шакала и если у меня не будет какой-нибудь смертельно опасной болезни мне остается лет пятнадцать — двадцать. — Она наклонилась над столиком, написала в блокноте цифру, вырвала листок, выпрямилась и посмотрела на высокого американца. — Пожалуйста, мистер Борн, и на вашем месте я не стала бы торговаться. По-моему, это справедливо.
Джейсон взял листок и взглянул на выведенное там число: «1 000 000 американских долларов».
— Это справедливо, — согласился Борн, протягивая листок Лавье. — Где и как вы хотите получить эту сумму? Напишите свои реквизиты, а я займусь формальностями, как только мы выйдем отсюда. Деньги будут здесь завтра утром.
Стареющая куртизанка посмотрела в глаза Борна.
— Я вам верю, — сказала она и, вновь склонившись над столом, написала необходимые инструкции. — Сделка заключена, мсье, и пусть Бог дарует нам его смерть. Если нет, мы мертвы.
— Вы говорите теперь как сестра из обители Святой Магдалины?
— Я говорю как сестра, которая смертельно напугана... Не больше, но и не меньше.
Борн кивнул и сказал:
— У меня к вам несколько вопросов. Не хотите ли присесть?
— Oui. Только закурю. — Лавье села на диван и, утонув в его мягких подушках, протянула руку к сумке, вытащила оттуда сигарету и подхватила золотую зажигалку с кофейного столика. — Гнусная привычка, но временами чертовски полезная, — сказала она, щелкая зажигалкой и глубоко затягиваясь. — Слушаю вас, мсье...
— Что случилось в «Мёрисе»? Как это произошло?!
— Что случилось? Случилась ваша жена — так, по крайней мере, я предполагаю. По нашему уговору, вы и ваш друг из Второго бюро расположились так, чтобы суметь убить Карлоса, когда он прибудет. По какой-то никому не понятной причине ваша жена закричала, когда вы пересекали улицу Риволи... Всему остальному вы были очевидцем... Как вы могли приказать мне снять номер в «Мёрисе», если знали, что там находится ваша жена?
— Я не знал, что она там. Как теперь обстоят наши дела?
— Карлос по-прежнему доверяет мне. Мне передали, что он во всем обвиняет вашу жену и не имеет претензий ко мне. Ведь вы там были — это лучшее доказательство моей преданности... Если бы не офицер Второго бюро, вы были бы мертвы. Борн кивнул и спросил:
— Как вы можете связаться с Карлосом?
— Я сама не могу. Никогда не могла, да и не осмелилась бы. Он предпочитает, чтобы связывались с ним так, как он установил. Его чеки приходят ко мне в срок, поэтому я делаю так, как хочет он.
— Но ведь вы как-то посылали ему сообщения, — настаивал Джейсон. — Я сам слышал.
— Да, посылала, но никогда напрямую. Я звонила старикам в самые дешевые кафе: имена и номера телефонов постоянно менялись. Некоторые из них вообще не понимали, что я говорю, но те, что в курсе дела, немедленно звонили другим, а те — еще кому-то. И каким-то образом сообщения доходили. Весьма быстро, должна заметить.
— Что я вам говорил? — многозначительно произнес Крупкин. — Все промежуточные пункты заканчиваются фальшивыми именами и грязными кафе. Каменная стена!
— И все же сообщения доходят, — заметил Алекс Конклин, повторяя слова Лавье.
— Круппи прав. — Стареющая, но по-прежнему весьма эффектная женщина нервно затянулась сигаретой. — Маршруты прохождения сообщений настолько сложны, что их невозможно проследить.
— Плевать мне на это, — заметил Алекс, прищуриваясь и словно всматриваясь во что-то, что другие не могли заметить. — Значит, они быстро связываются с Карлосом?
— Верно.
Конклин внимательно посмотрел на Лавье.
— Я хочу, чтобы вы отправили Шакалу самое срочное сообщение, какое когда-либо передавали, ему. Вы должны требовать разрешения поговорить с ним напрямую. Речь идет о деле такой важности, что вы не можете доверить его никому, кроме самого Карлоса.
— Но о чем?! — взорвался Крупкин. — Что может быть настолько срочным, чтобы Шакал изменил правила игры? Как и у нашего мистера Борна, у него мания устраивать ловушки и разрушать чужие, а в нынешней ситуации любой прямой контакт указывает на западню!
Алекс отрицательно покачал головой, прохромал к окну и, закрыв глаза, погрузился в глубокое раздумье. Потом он медленно открыл глаза и посмотрел вниз, на улицу.
— Боже мой, это может сработать, — прошептал он сам себе.
— Что может сработать? — спросил Борн.
— Дмитрий, скорее! Звони в посольство и вели прислать сюда самый роскошный лимузин с дипломатическими номерами, какой только сыщется у вас, у пролетариев.
— Что?!
— Делай, как тебе говорят! Быстро!
— Алексей?.. Ты в своем уме?
— Давай!!
Напор, с которым Конклин произнес эту команду, оказал нужное воздействие. Русский быстро подошел к перламутровому телефону и набрал номер. Он не сводил вопрошающих глаз с Алекса, который продолжал смотреть на улицу. Лавье взглянула на Джейсона, тот вместо ответа удивленно покачал головой. Крупкин говорил по телефону, выдавая по-русски короткие, четкие фразы.
— Сделано, — сообщил офицер КГБ, повесив трубку. — А теперь, мне кажется, самое время объясниться.
— Москва, — ответил Конклин, по-прежнему глядя в окно.
— Алекс, ради Бога...
— О чем ты? — проревел Крупкин.
— Нам надо выманить Карлоса из Парижа, — оборачиваясь, сказал Конклин. — Есть ли место лучше, чем Москва? — Прежде чем пораженные мужчины смогли хоть что-то ответить, Алекс посмотрел на Лавье. — Вы считаете, что Шакал по-прежнему доверяет вам?
— У него нет причин не доверять мне.
— Тогда два слова должны все решить. «Москва, ЧП» — вот главное, что вы должны сообщить ему. Неважно, в какой форме, только скажите, что кризис достиг таких масштабов, что вы должны говорить с ним лично.
— Но я никогда не говорила с ним. Я знаю людей, которые разговаривали с ним и даже по пьянке пытались описать его, но для меня он — незнакомый человек.
— Вот и еще один довод в мою пользу, — вставил Конклин, повернувшись к Борну и Крупкину. — В этом городе все козыри в его руках: у него есть огневая мощь, невидимая сеть убийц и связных, ему доступны дюжины нор, куда он может заползти, а потом неожиданно выстрелить оттуда. Париж — это его территория, его укрытие; мы можем днями, неделями, даже месяцами вслепую бродить по городу, пока не наступит момент, когда он возьмет тебя и Мари на мушку... можешь добавить сюда также Мо и меня. Лондон, Амстердам, Брюссель, Рим — все они больше подходят для нас, чем Париж, но лучше всего Москва. Странно, но это — единственное место на земле, которое оказывает на него гипнотическое действие. К тому же там его не ждут с распростертыми объятиями...
