Чингиз Абдуллаев - Апология здравого смысла
— Что это нам даст?
— Во всяком случае, у нас появится хотя бы небольшой шанс. Союзы писателей были настоящими министерствами, и по количеству задействованных в их структурах офицеров государственной безопасности, офицеров резерва и скрытых стукачей, наверно, находились на первом месте среди всех остальных ведомств. Я думаю, что даже на военных заводах и в закрытых городах было гораздо меньше осведомителей, платных информаторов, агентов и просто желающих настучать на своего ближнего, чем в Союзах. Ты не знаешь еще одной пикантной особенности. Все председатели Союзов бывали обычно известными писателями, которых выбирали по рекомендациям Центрального комитета КПСС, а вот секретари по организационным вопросам были почти всегда не просто офицерами КГБ, а генералами этой организации. Более того, они могли быть вообще не писателями. И все финансовые, кадровые и организационные проблемы курировали именно эти всесильные секретари по организационным вопросам. В Союзе писателей СССР был знаменитый Верченко, который не был генералом, но был исключительно влиятельным человеком и имел целый штат действующих офицеров в своем подчинении. Я уже не говорю про генерала Ильина и других офицеров, которые были секретарями Московского и Российского союзов писателей.
— Откуда ты все это знаешь? Неужели рассказали за один день в Переделкино? — улыбнулся Вейдеманис.
— Нет, конечно. Я интересовался историей Союза. Исключительно интересная история зарождения, развития и развала писательской организации, аналогов которой в мире просто не было. Это была настоящая каста людей, поставленная в особые условия. Но при жестком соблюдении правил игры. Достаточно было сделать один неверный шаг, и все… льготы исчезали и сама система готова была вас раздавить. Фадеев застрелился, когда понял, как именно его использовали. Весь мир знает, как травили Пастернака. Как осудили за тунеядство Бродского, как выдворяли Солженицына. А группа «Метрополь»? Многим тогда просто испортили не только будущую карьеру, но и сломали их жизни. Уверяю тебя, Эдгар, что делопроизводство в Союзе писателей было на самом высоком уровне. В личные дела писателей шли все характеристики, замечания, рекомендации, мнения вышестоящих органов. Если даже мы ничего не найдем, то все равно обнаружим массу интересного. Завтра тебе нужно поехать туда и тщательно проверить все личные дела сотрудников издательства. Не делая исключений ни для кого. Всего тринадцать человек.
— Ты полагаешь, там можно что-то найти? Неужели ты думаешь, что в личном деле одного из сотрудников издательства будет написано, что он родственник маньяка или психопата?
— Возможно, там будет указано о болезни кого-то из родственников. Возможно, ты обратишь внимание на какие-нибудь странности в их биографиях. Собственно, любой творец всегда немного странный человек, любой писатель всегда графоман, и любой графоман всегда человек с некоторыми отклонениями от общепринятой нормы. Посмотри внимательно все анкеты. Хотя, конечно, шансов почти нет.
— Тогда зачем я туда поеду?
— Нужно проверить и этот вариант. Кроме того, о твоей поездке наверняка узнают все сотрудники издательства. И это очень сильно обеспокоит и насторожит того, кто украл эти рукописи.
— Судя по твоей поездке в Саратов, никто из сотрудников издательства напрямую не связан с этим маньяком.
— Смею надеяться, что так. Но рукописи исчезли, а значит, кто-то их все-таки забрал. Хотя насчет поездки ты прав. Я не почувствовал за собой наблюдения. И Леня Кружков ничего не заметил, если не считать бывшего председателя местных дружинников, который вычислил не только меня, но и Леонида.
— Сколько ему лет? — оживился Эдгар.
— Много. На подозреваемого явно не годится. Но он навел меня на интересную мысль. Дело в том, что сразу за парком есть почти идеальное место для совершения преступления. Строительная площадка в достаточно глухом месте. Если бы убийца был местный житель, то он наверняка напал бы не в парке, а чуть дальше. В парке было мало людей из-за того, что перекрыли главную улицу. Но убийца напал именно в парке. Конечно, ему отчасти повезло, в этот вечер был сильный дождь. Но уже в Нижнем Новгороде он успел все обследовать и нашел строящееся здание, в котором не могло быть никого из посторонних. Получается, что он исправил свою ошибку, которую невольно допустил в Саратове. Ведь там жертва оказала ему сопротивление, и он решил во второй раз не рисковать. Выходит, он умеет учиться на собственных ошибках, и второе преступление было логическим следствием первого. Вот какая у нас с тобой невеселая картина.
— Интересно, — согласился Вейдеманис, — и похоже, что ты прав. Тогда он еще опаснее, чем мы с тобой могли предполагать. Получается, что он умеет логически мыслить и совершенствовать свой фирменный стиль. А это очень опасно, Дронго. Он не просто графоман, который любит рассказывать о своих преступлениях, он человек, который умеет делать выводы из собственных ошибок и совершенствовать свои методы нападения.
— Поэтому я и не хочу, чтобы он прислал свою следующую рукопись в издательство, — мрачно заявил Дронго. — Завтра поедешь в Союз писателей и просмотришь все личные дела сотрудников издательства. Все, без исключения. Даже проверишь личное дело восьмидесятилетнего Феодосия Эдмундовича Столярова.
— У него не хватило бы сил справиться с этой спортсменкой, — пошутил Эдгар, — и потом, в этом возрасте не бывает сексуальных маньяков.
— Некоторые люди в этом возрасте даже женятся, — отрезал Дронго. — Я же не говорю, что он может быть убийцей. Но нужно проверить, нет ли подобных людей среди его окружения.
— Все сделаю. Но тебе нельзя ездить в Переделкино без охраны. Пусть завтра с тобой поедет Леонид. Мне так будет спокойнее.
— Ты считаешь, что меня могут убить в писательском поселке? — усмехнулся Дронго.
— Могу себе представить, какое количество графоманов живет в этом поселке. Ты же сам только что сказал, что графоман — это всегда человек с некоторыми отклонениями. А в Переделкино просто один большой сумасшедший дом. Сотни графоманов, собранных вместе. И ты полезешь в это осиное гнездо?
— Они иногда бывают похожи на обычных людей, — улыбнулся Дронго, — хотя согласен, что не все и не всегда. Но нормальные тоже встречаются. Возможно, реже, чем среди обычных людей. Не нужно все драматизировать, Эдгар. Если мы не сможем вычислить сотрудника издательства, который украл рукописи, то мы не сумеем достаточно быстро выйти на убийцу. А нам нужно спешить. Зверь, попробовавший крови, уже не остановится. Он будет нападать снова и снова.
— И все-таки возьми завтра с собой Кружкова, — не сдавался Вейдеманис.
— Я его обязательно возьму с собой, — неожиданно согласился Дронго, — только мы поедем туда не вместе. У меня есть на этот счет свой план. Пойми, у нас нет времени. Очередная рукопись может появиться в любой момент. Даже сегодня.
— Тебе может помешать твое гипертрофированное чувство ответственности, — заметил Эдгар.
— Это всегда лучше, чем чувство безответственности. А ты становишься циником и мизантропом. Тебе этого никто не говорил?
— Ты первый. С кем поведешься…
Оба улыбнулись друг другу, даже не подозревая, какие испытания ждут их в ближайшие несколько дней.
Глава 7
Утром Дронго отправился в Переделкино, выехав из дома в половине двенадцатого. Предварительно, за два часа до выезда, он позвонил Оленеву и попросил его собрать сотрудников издательства, чтобы иметь возможность переговорить с каждым из них.
— Это достаточно сложно сделать, — признался Валерий Петрович. — Дело в том, что мы обычно предупреждаем людей с вечера. У нас не обязательное присутствие наших редакторов и консультантов. И свободный скользящий график.
— Вы мне об этом говорили. Но им можно позвонить. Насколько я понял, почти все ваши сотрудники имеют дачные дома в самом Переделкино. Значит, живут совсем рядом, им достаточно будет немного прогуляться, чтобы оказаться на своем служебном месте.
— Верно, — рассмеялся Оленев, — почти все имеют дачи. Последний, кто получил у нас дачу, был наш заместитель директора Передергин. Ему как раз передали дачу Пьянкова.
— Кого? — не понял Дронго.
— Был у нас такой бизнесмен. В своем время в нашем Литературном фонде начались разные неприятности, тогда еще директором был небезызвестный Гулумян. Может, вы слышали?
— Нет, не слышал. При чем тут Пьянков?
— Его пригласили в качестве такого противовеса Гулумяну. Но потом оказалось, что он больше думает о своих проблемах, чем о делах Литературного фонда. Мы готовы были на все, чтобы Пьянков помог нам в борьбе с Гулумяном. Даже предоставили ему большую дачу, но наши писатели — народ нетерпеливый и недоверчивый. Кончилось все большим скандалом, мы с ним разругались, и он решил нам не помогать. А его большую дачу отдали Передергину Ивану Ивановичу.
