Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна
— Простите, я совсем забыл... Мой чемодан у вас за стойкой, не так ли?
— Там где его оставил ваш сопровождающий, сэр. Так же, как и багаж доктора, он будет у выхода через несколько минут.
— Спасибо еще раз, — поблагодарил Алекс. — Извините за мою оплошность с чаевыми.
— Нам хорошо платят, сэр, но я благодарю вас за ваш порыв.
Когда они шагали к дверям в центральный зал аэропорта Орли, Конклин повернулся к Панову и спросил:
— Как она узнала о том, что ты врач? Ты что, решил между делом подработать психоанализом?
— Едва ли это было возможно: слишком трудно объясняться на французском.
— И все же откуда она узнала? Я никому не говорил, что ты врач.
— Она знакома с парнем из службы безопасности, который проводил меня в тот холл. Мне кажется, что они коротко знакомы. Она сказала, что находит его «очень привлекательным».
Ориентируясь по указателям в переполненном зале, они направились к южному выходу.
Ни один из них не обратил внимания на смуглого мужчину с черными кудрявыми волосами и темными большими глазами, который выскользнул из зала для дипломатов вслед за американцами. Он устремился вперед и, обогнав Конклина и Панова, подбежал к стоянке такси. Он вытащил из кармана фотокарточку и, переводя взгляд с нее на американцев, убедился, что на карточке запечатлен один из них. Это был Моррис Панов, одетый в белый больничный халат, с каким-то отрешенным выражением лица.
Американцы вышли к южному выходу — человек последовал за ними. Американцы высматривали такси — человек подал знак своему шоферу. Подъехало такси. Водитель вышел навстречу Конклину и Панову и тихо о чем-то заговорил с ними. Носильщик доставил их багаж — американцы уселись в такси. Следивший за ними незнакомец проскользнул в свою машину.
— Pazzo! — воскликнул темноволосый мужчина, обращаясь к модно одетой женщине средних лет за рулем. — Говорю тебе, это какое-то безумие! Мы ждем три дня, встречаем каждый рейс из Америки, уже готовы плюнуть на все, — и вдруг этот болван из Нью-Йорка оказывается прав. Это они! ...Давай я поведу, а ты вылезай и свяжись с нашими людьми. Вели им позвонить Дефацио. Пусть он едет в свой любимый ресторан и ждет там моего звонка. Мне необходимо с ним переговорить.
* * *— Это ты, старик? — спросила стюардесса из дипломатического зала по телефону, стоящему у нее на стойке.
— Да, я, — ответил на другом конце линии дрожащий голос. — И я постоянно повторяю слова молитвы к Пресвятой Богородице.
— Значит, это точно ты.
— Я уже сказал... Давай к делу.
— В список, который мы получили на прошлой неделе, был включен стройный пожилой американец с протезом, возможно в сопровождении врача. Верно?
— Верно! И?!
— Они только что прибыли. Я обратилась к спутнику инвалида, назвав его «док», и он сразу же отреагировал.
— Куда они отправились? Мне необходимо знать!
— Они мне не сообщили... Но вскоре я многое узнаю, и ты сможешь установить их маршрут, старик. Носильщик сообщит номер машины, которая ждала их на южной платформе.
— Во имя Господа, перезвони мне и сообщи все, что узнаешь!
* * *В трех тысячах миль от Парижа в ресторане «Траффикантес Клэм Хаус» на Проспект-авеню в Бруклине в одиночестве сидел Луис Дефацио. Он покончил с vitello tonnato[119] и теперь, вытирая ярко-красной салфеткой губы, старался сохранять обычный спокойный и исполненный достоинства вид. На самом деле он от ярости был готов вцепиться зубами в салфетку и едва сдерживал себя. Maledetto![120] Он провел в «Траффикантес» уже почти два часа, целых два часа своего драгоценного времени! А если учесть, что после звонка ему потребовалось сорок пять минут, чтобы добраться сюда из «Гарафолас Паста Пэлйс», что на Манхэттене, на самом деле прошло уже почти три часа с тех пор, как в Париже этот идиот обнаружил обе мишени. Сколько времени эти два мошенника могут добираться из аэропорта в отель? Целых три часа?! Конечно нет, если только этот идиот из Палермо не вздумал отправиться в Лондон, чего, кстати, вполне можно ожидать от этих, из Палермо.
И все равно Дефацио знал, что он прав! То, что этот еврей психиатр сказал под иглой, свидетельствовало о том, что другого пути у него и экс-шпиона, кроме Парижа с их добрым приятелем, траханым убийцей, нет... Итак, Никколо и лекарь исчезли... Ну и что? Еврей сбежал, и Ники не рискует показываться после этого на глаза. Но Никколо болтать не станет: он знает, что для его здоровья будет очень вреден нож в печени, — а именно это ожидает его, если он пустится в разговоры. Кроме того, Ники не знает ничего такого, что адвокаты не отмели бы сразу же, как какое-то второразрядное дерьмо, которое выпало из зада захудалого жеребца. А лекарь знает только, что он был в какой-то комнате на непонятно где расположенной ферме... Если вообще он окажется в состоянии хоть что-то вспомнить. И видел он только Никколо, когда был «компас мантис», как они говорят.
Да, Луис Дефацио знает, что прав. И потому его в Париже поджидают семь миллионов «зеленых». Боже всемилостивый, семь миллионов! Даже если он выделит палермским мошенникам, работающим в Париже, больше, чем они ожидают, то ему все равно останется куча денег...
Пожилой официант, переселенец еще из той, старой страны, дядя владельца ресторана, приблизился к столу. Луис затаил дыхание.
— Вас к телефону, синьор Дефацио.
Саро supremo отправился к телефону-автомату в конце узкого темного коридора, начинавшегося за мужским туалетом.
— Говорит «Нью-Йорк», — сказал Дефацио.
— Говорит «Париж», синьор «Нью-Йорк». Это опять-таки pazzo!
— Где вы были? Вы что, достаточно pazzo, чтобы отправиться в Лондон? Я звонка ждал целых три часа!
— Где я был? Ехал по темным проселочным дорогам... Но это важно только с точки зрения сохранности моей нервной системы. Спросите лучше, где я сейчас... это какой-то бред!
— Так где же?
— Я звоню из сторожки. Этому французскому buffone[121] я заплатил сотню долларов, и теперь он то и дело заглядывает в окно, чтобы проверить, не стащил ли я чего: может, он думает, что я заберу обеденные судки, кто знает?
— Для мошенника вы говорите не так уж и глупо... Что за сторожка?
— Я на кладбище, это примерно в двадцати пяти милях от Парижа. Говорю вам...
— На кладбище? — перебил его Луис. — Почему, черт подери?!
— Да потому, что оба ваших знакомца прямо из аэропорта отправились сюда, вы, ignorante![122] Здесь сейчас происходит церемония погребения — ночные похороны... полно людей со свечками, которые вот-вот потухнут из-за дождя... Если ваши знакомые прилетели сюда, чтобы посетить эту варварскую церемонию, выходит, воздух в Америке наполнен вредными для мозга веществами! О таких sciocchezze[123], мистер «Нью-Йорк», мы не договаривались. У нас своя работа.
— Они отправились туда на встречу со своим дружком, — не повышая голоса, словно бы для себя, произнес Дефацио. — Что касается работы, мошенник, вот что я тебе скажу: если у тебя есть желание когда-либо еще поработать с нами или с Филадельфией, Чикаго или Лос-Анджелесом, будешь делать то, что я тебе скажу. И тебе за это хорошо, заплатят, capisce?
— Вынужден согласиться, что последнее сообщение имеет смысл.
— Наблюдай за ними так, чтобы тебя не заметили, но слежку не прекращай. Выясни, куда они направятся и с кем встретятся. Я приеду, как только смогу, но мне придется лететь через Канаду или Мексику для того, чтобы проверить, нет ли за мной хвоста. Буду у вас завтра вечером или послезавтра утром.
— Чао, — попрощался «Париж».
— Пока. Мы кровно связаны, — ответил Луис Дефацио.
Глава 30
В ночной мгле мигали свечи. За гробом, который несли на плечах шестеро мужчин, двумя шеренгами торжественно двигалась траурная процессия. Некоторые участники процессии спотыкались на влажном гравии кладбищенской аллеи. По бокам шли четыре барабанщика — по два с каждой стороны, — мерными ударами выбивая каденцию марша смерти.
Моррис Панов, наблюдавший за ночной траурной церемонией, облегченно вздохнул, когда заметил Алекса Конклина, который пробирался меж надгробий.
— Ну что, не видел? — спросил Алекс.
— Нет, — ответил Панов. — Похоже, тебе тоже не повезло.
— Хуже того. Я столкнулся с настоящим психом.
— То есть?
— Тут есть сторожка. Я подумал, Дэвид или Мари могли оставить там записку для нас. Я пошел туда. Какой-то клоун, который постоянно заглядывал в окно, заявил, что он здешний сторож, и предложил мне воспользоваться телефоном.
— Телефоном?
— Ну да... Ночная такса — двести франков, а ближайший телефон-автомат находится в десяти километрах отсюда.
— Ни дать ни взять сумасшедший, — согласился Панов.
— Я говорю ему, что ищу мужчину и женщину, спрашиваю насчет записки. А он талдычит свое: записки нет, но вы можете воспользоваться телефоном... Сумасшествие какое-то!
— Да, у меня здесь неплохо бы пошли дела, — засмеялся Мо. — И все-таки, может, он видел парочку?
