Борис Громов - Мадам Гали. Свободный полет
Одной рукой Роже безуспешно искал проклятый замочек «молнии», другой старался освободиться от галстука, все крепче стягивая вокруг шеи дорогой кусок материи.
«Боже, я веду себя, как мальчишка…»
Гали в темпе вытащила из галстучной петли ошалевшего от страсти Роже. А затем — не зря она была (да и оставалась) профессиональной жрицей любви — в секунду выдернула ремень из брюк будущего любовника. Расстегивая пуговицы накрахмаленной рубашки антиквара, Гали нежно обводила губами соски на смуглой груди и словно крылышком бабочки касалась их острием опытного язычка. Выскользнув из платья и белья словно ящерица, она, опустившись на колени, обцеловывала его плоский мускулистый живот, трепетно отвечающий на каждое прикосновение.
Гали, продолжая крепко прижиматься к Роже, поднялась с колен, одновременно нежно массируя его ягодицы. Прижавшись друг к другу, они как единое целое двигались по направлению к ванной комнате.
Гали всегда нравилось, когда мужчины мыли ее в душе. Вдвойне нравилось, когда мужчины были атлетически сложены и от них исходил сильный сексуальный заряд, так возбуждавший ее. Роже идеально отвечал всем этим требованиям. Однако ему не хотелось превращать прелюдию под струями воды в эротическое шоу, которое так нравилось Гали. Она в свою очередь не обижалась на него, понимая, что мужчины тем и отличаются от женщин, что, как правило, желают сократить время между любовной игрой и «настоящим делом» до допустимого минимума. При разработке оперативных мероприятий этот феномен был всегда только на руку. Однако в «чистом сексе», как окрестила Гали свои любовные эскапады, проходящие вне контроля спецслужб, она в силу своей природной артистичности нуждалась в более ярком проявлении эмоций со стороны партнера.
Вот и Роже не желал затягивать процедуру омовения. И она, искренне разочарованная, все же поняла — требовать (в первый раз!) от истомившегося желанием Роже долгой прелюдии невозможно и жестоко. Гали позволила унести себя в спальню, где получивший наконец свободу действий Роже показал себя любовником изобретательным и нежным. Ночь, которую хотелось растянуть на вечность, обернулась одним мгновением. Лишь дважды Гали запросила пощады, требуя принести ей вина. Впервые — за много лет — Гали почувствовала, что отдавала не только тело.
Судьба подчас проделывает с нами забавные штучки. Расчетливая игра, которую осознанно затеяла Гали, охмуряя Роже, привлекая мощный арсенал средств опытной профессионалки, неожиданно обернулась искренним чувством. Не всепоглощающим и безоглядным, на такое Гали просто не была способна по природе. Однако в ту ночь на набережной Анатоля Франса она впервые познала разницу между высококвалифицированным сексом и восхитительным, полным благодарности и сострадания ощущением, где в соединении плоти участвует и душа.
Уютно завернувшись в легкое одеяло, Гали заснула и спала так спокойно и беззаботно, как это бывало лишь в невинном детстве на Арбате.
Роже бережно поправил на спящей Гали одеяло, бесшумно прикрыл двери спальни и отправился в библиотеку. Заснуть не получалось, и антиквар устроился в кресле с бокалом вина, пытаясь привести хоть в какой-то порядок обилие впечатлений от всего, что произошло с ним за последнюю неделю.
«Кто же на самом деле эта прелестная женщина, которая так по-детски сладко спит в моей постели? История с фрейлиной-прабабкой, конечно, жуткая чушь. Но русское происхождение — несомненно, так же как и присутствие еврейской крови. У нее глаза библейской Суламифи, и золотистая кожа пахнет «всеми ароматами Аравии». — Обессиленный Роже потянулся в сладкой истоме. — Умна, обаятельна… Но какое мне, черт возьми, до всего этого дело! Главное — я ей нужен, так чего же еще желать?!»
С этой жизнеутверждающей мыслью мсье Тапи упал в объятия Морфея, правда успев поставить бокал с недопитым мартини на краешек стола.
…Прелестная женщина, москвичка Галя Бережковская познакомилась с Пьером Легаре на Международной выставке в Сокольниках. Удачливый и расчетливый бизнесмен, строго соблюдающий правила игры, принятой на Западе, он имел представительства в Праге, Варшаве и Будапеште, мечтал закрепиться и в Москве. Предложение приехать в Москву не гостем, а участником престижной Международной выставки в Сокольниках Легаре принял с удовольствием. Разумеется, он волновался, но все опасения оказались напрасными: возле стенда, представляющего продукцию, предлагаемую Легаре СССР, всегда было людно: советские специалисты одолевали расспросами менеджеров фирмы, и французам становилось ясно, что впереди неплохой договор с Москвой. Так оно и получилось. Сделка оказалась выгодной для обеих сторон.
По этому поводу Пьер пригласил новых партнеров, а также своих друзей и коллег на a la fourchette. Виновника торжества поздравляли соотечественники, коллеги из Бельгии, ФРГ… Легаре сиял от счастья, купаясь в лучах всеобщего внимания. И вот тут-то он и заметил Гали, которая стояла в толпе приглашенных, с интересом поглядывая на француза. Она последнее время не пропускала ни одного крупного международного мероприятия, о которых ей заведомо было известно от Анатолия, снабжавшего Бережковскую к тому же пригласительными билетами. Иногда она имела установку на определенную «цель», но чаще находилась в «свободном полете», как, впрочем, и в этот раз.
Сверкнула вспышка фотоаппарата — кто-то сделал снимок, а Легаре в этот момент отчетливо увидел, что у красавицы ярко-зеленые глаза. Он то и дело поглядывал на нее, и их взгляды встречались все чаще. Пьеру показалось, что незнакомка улыбнулась ему…. Да нет, не показалось, вот она улыбнулась снова, слегка приподняв бокал с вином. Легаре уже ничего не мог с собой поделать. Его притягивала к ней какая-то непреодолимая сила.
— Мсье Легаре, что вы думаете о перспективах сотрудничества Франции и СССР? — интересовались мнением удачливого бизнесмена журналисты-международники.
— Я полагаю, что наш успех в Сокольниках будет оценен во Франции не только как еще один шаг на пути экономического содружества, но станет еще одним шагом в деле дальнейшего развития дружеских и культурных контактов, — вещал на публику Пьер Легаре, про себя судорожно обдумывая, как ему подступиться к зеленоглазой даме.
Окружающие дружно согласились, салютуя Легаре бокалами.
Наконец он решился. Воспользовавшись секундным затишьем, Пьер быстро вынул свою визитную карточку, на обороте которой записал название гостиницы, номер апартаментов и телефона: «Буду с нетерпением ждать Вашего звонка, мадемуазель».
Набрав воздух в легкие, как перед решительным прыжком, Легаре быстро подошел к зеленоглазой красавице, сунул ей в руку карточку и тут же поспешно отошел к группе бельгийских специалистов, присоединяясь к их беседе.
Очарованный француз вряд ли догадывался, что искусительница была из стайки прелестных «ласточек» — так называли их между собой чекисты. Конечно, высота полета у птичек была разная, одни порхали невысоко от земли, иные оказывались высокопрофессиональными разведчицами, как Гали, которая ко времени знакомства с Легаре тоже имела достойный опыт. К этому времени Гали уже стала опытным агентом. Ее основное оружие — интеллект, секс и интуиция — никогда не давало осечки.
Сложно сказать, куда метила Гали, но оставаться лишь пешкой, работая на Комитет, она не собиралась. В этом случайном знакомстве она почувствовала реальную возможность вырваться из страны. У Галины крепко, как заноза, засел в голове пример Розы Шик-лер. Истории любви молодой москвички и сотрудника посольства США Роя Кульриджа советские газеты внимания не уделяли. Но Галя, затаив дыхание, слушала передачи радиостанции «Голос Америки», которая на все лады расписывала жестокости советских властей, препятствующих «простому человеческому счастью», не позволяя Розе заключить брак с дорогим ее сердцу Роем. Понадобилось вмешательство Государственного департамента США и самого президента Ричарда Никсона, чтобы добиться благополучной развязки. И счастливая Роза — теперь уже Кульридж — благополучно отбыла в Соединенные Штаты вместе с мужем. Теперь шанс появился и у Гали Бережковской.
Пьер Легаре совершенно потерял голову и не помнил себя от счастья, когда на пороге его апартаментов в гостинице «Метрополь» появилась долгожданная гостья (в общем-то, ждать пришлось всего-то два дня). А когда на роскошной, чуть ли не трехспальной кровати Галина обрушила на него виртуозное искусство «Камасутры» вкупе с достижениями собственного изобретения, Легаре несколько часов пребывал в глубоком трансе.
Первые слова, которые он произнес, когда пришел в себя, звучали так:
— Жена никогда не даст мне развод. У нас двое детей — они учатся в Сорбонне, — боюсь, они меня не поймут…
