Йоханнес Зиммель - Пятый угол
— Господин Липперт или как вас, сколько мне еще ждать документа о денацификации?
— Никакого документа вы не получите, — сказал Липперт. — И немедленно заберите свои сигареты. Слезьте с письменного стола, сядьте в кресло.
Лицо капитана Уоллеса налилось краской, он заговорил почти на беглом немецком:
— Послушайте, Липперт, эта дама — моя невеста. Мы собираемся пожениться! Ожидаю, что вы немедленно выпишите документ. Понятно?
— Не выдам я ей никакого документа, капитан Уоллес! — ответил Липперт, побледнев.
— Это почему же?
— Потому что эта дама очень сильно себя дискредитировала. Долгие годы она была любовницей гауляйтера. Доносила на людей и отправляла их в концлагерь, обогащаясь при этом. Известно, что документ о денацификации ей нужен только для того, чтобы приобрести «Бристоль»…
«Бристоль» был гостиницей, чей владелец, нацист с темным прошлым, находился где-то в бегах.
— А если и так? — закричал вдруг капитан Уоллес. — Вам-то какое дело? Мы получим документ — да или нет?
— Нет, — тихо ответил Липперт.
— Вы еще пожалеете об этом, — крикнул капитан, покидая кабинет и с грохотом захлопывая дверь. Черная Люси последовала за ним, покачивая бедрами и жуя резинку. Вне себя от гнева Липперт немедленно позвонил земельному советнику доктору Вернеру, который вместе с ним подписывал документы, и сообщил о происшедшем. Доктор Вернер забушевал:
— Это ни в какие ворота не лезет! Старое нацистское дерьмо! Не бойтесь, Липперт, я за вас! Мы не сдадимся! Ишь чего захотели!
Нет, они не сдались, земельный советник доктор Вернер и лагерник Вальтер Липперт. Но и капитан Уоллес тоже не сдавался.
— …он добился моего ареста, — рассказывал Вальтер Липперт в январе 1947-го своему сокамернику Томасу Ливену. — Я сижу здесь уже восемьдесят два дня. Меня еще ни разу не допрашивали. Моя жена на грани помешательства от страха и забот. Она отправила письмо президенту Трумэну. Но все остается по-прежнему. Или нет, кое-что все же изменилось: Черная Люси получила свою индульгенцию.
— Кто ее выдал?
— Нашелся кто-то. У нее много друзей. И она уже арендовала «Бристоль». Сейчас именно там заключаются крупнейшие спекулятивные сделки. Н-да, господин Ливен, такие вот дела. За это меня избивали в концлагере почти до полного паралича. Да здравствует демократия! Да здравствует справедливость!
Это и многое в том же роде Томас услышал 26 января 1947 года в тюремной камере. И теперь, 29 января, сидя на своей вилле у пылающего камина на окраине Мюнхена, он сказал своему другу Бастиану:
— Вот теперь ты знаешь все. Довольно, я сыт по горло и на время завязываю с добрыми делами и благородными поступками.
— Слава богу, наконец-то!
— Мы уезжаем на юг. К Черной Люси. Мы ищем уран. И пропавшие чертежи. А о бедняге Вальтере Липперте я позабочусь при первой возможности.
4
— Вот он, — сказала заплаканная, несчастная Эльза Липперт. Она стояла у окна своей квартиры на главной улице маленького городка рядом с Томасом Ливеном. — Вот он идет, этот негодяй! С ней… с Черной Люси!
Томас Ливен с интересом рассматривал эту пару: стройного офицера-блондина и женщину в дорогой бобровой шубе. На левой щеке капитана Уоллеса виднелся шрам. Не след от операции, нет — такие шрамы обычно бывают у дуэлянтов. Странно! С каких это пор американцы дерутся на шпагах? Томас рассматривал женщину рядом со странным капитаном. Она выглядела хищницей, сильной, постоянно готовой к прыжку.
— Значит, даме достался теперь «Бристоль»?
— Да, господин Шойнер, — ответила фрау Липперт.
Томас Ливен представился ей как Петер Шойнер.
На это имя он изготовил себе — теперь уже самолично — великолепную «липу». Новое имя получил и Бастиан: Жан Лекок…
— Фрау Липперт, — продолжал Томас, — я постараюсь помочь вашему мужу. Но для этого я должен знать все. Вы сказали, что «Бристоль» принадлежал одному беглому нацисту?
— Да.
— В таком случае отель попадает под опеку Контрольного управления собственностью! Как зовут его руководителя?
— Некий капитан Хорнблю.
— В дружеских отношениях с капитаном Уоллесом?
— Да, в весьма дружеских.
— Ага, — сказал Томас Ливен.
Маленький город был наводнен солдатами, беженцами и перемещенными лицами. Жилья не найти, гостиницы и постоялые дворы забиты до отказа. 20 февраля 1947 года Томас и Бастиан под чужими именами сняли у одного крестьянина две комнаты в тихой деревне неподалеку от города. Здесь они прожили три месяца. Срок был долгий, но и дел хватало.
Для начала они зачастили в «Бристоль» и убедились: когда ни придешь, всегда полно народу. Здесь танцевали и пили, флиртовали и спекулировали, перешептывались, торговали, звонили по телефону. Стайки девиц легкого поведения, солдаты, пропивающие денежное содержание, сомнительные поляки, подозрительные чехи, несколько венгерских аристократов, несколько власовцев и, конечно, немцы. И всегда, днем ли, ночью ли, можно было видеть Черную Люси, накрашенную, декольтированную и неусыпно наблюдающую за тем, как идут дела. И почти каждый вечер появлялся капитан Уоллес — стройный высокий блондин. Со шрамом на левой щеке…
Понаблюдав с неделю за ситуацией в городе, Томас и Бастиан в заснеженной деревенской харчевне держали военный совет.
— Здесь есть девушки, солдаты, здесь есть вынужденные переселенцы, старина, — говорил Томас. — Но главное — здесь есть нацисты. Пришлые и уроженцы этих мест, теперь я это знаю. Американцы, похоже, не в курсе. Но мы двое, ты и я, не должны никогда этого забывать! Наша цель — уран и чертежи.
— Если они все еще здесь.
— По всей вероятности, еще здесь. Думаю, у меня есть первоклассный метод выяснить это.
— Тогда выкладывай, — сказал Бастиан.
Что Томас и сделал. Его план был настолько прост, насколько и гениален. 28 февраля Томас впервые набросал его. А уже 19 апреля в его собственности находились:
28 кубиков урана 238 по 5 сантиметров в длину и ширину каждый, весом 2,2 килограмма с клеймом берлинского института Кайзера Вильгельма; один экземпляр секретного прибора МКО для прицельного бомбометания и точные чертежи этого прибора, изготовленного в третьем рейхе всего в нескольких экземплярах и после испытаний ни разу не применявшегося. Речь шла о конструкции для истребителей-бомбардировщиков, позволявшей поражать цели в тот момент, когда объект попадает в перекрестие прицела. При этом стрелок может не заботиться об упреждении. Как добыл все это Томас Ливен?
Как сумел обойти всех этот мнимый Петер Шойнер, задавались вопросом французские, американские, английские и другие агенты, кишевшие на юге Германии в середине апреля 1947 года и пытавшиеся, как и Томас Ливен, он же Петер Шойнер, раздобыть исчезнувшие приборы самонаведения и их чертежи. Но мы несколько забежали вперед, а пока что на календаре 28 февраля. Поэтому помолчим о том, что придумал Томас и вкратце опишем, что происходило в эти три месяца вокруг таинственной Черной Люси. И вокруг Томаса Ливена.
5
Операции с наркотиками, которые проворачивали Черная Люси и ее американский любовник в эти три месяца зимы и начала весны, приняли беспрецедентные масштабы. Они теряли всякую осторожность, сталкивали лбами агентов и взвинчивали цены. Знала ли Черная Люси, что играет со смертью?
Писатель Липперт по-прежнему сидел в мюнхенской тюрьме. Как ни старался Томас помочь ему, никакой возможности поначалу не было. Заговор молчания окружал несчастного Липперта, посмевшего противостоять Черной Люси.
— Подождите, — говорил Томас бедной беспомощной Эльзе Липперт. — Имейте терпение. Творится беззаконие. Но беззаконие тоже не вечно. Иногда оно длится долго, но никогда не вечно. Наступит день, когда мы сможем помочь вашему несчастному мужу.
Но если все попытки реабилитировать писателя Липперта оказывались бесплодными, то другие дела Томаса Ливена шли вполне удовлетворительно. К 19 апреля, как уже говорилось, он имел уран, прибор самонаведения и его чертежи.
Вскоре среди агентов различных национальностей прошел слушок о сокровищах, которыми он обладал. Они являлись к нему с коммерческими предложениями, сперва насчет кубиков урана. Выбор Томаса Ливена пал на аргентинского коммерсанта и личного доверенного Перона, год назад ставшего президентом страны. Своему другу Бастиану Томас сказал:
— Это тот, кто нам нужен, старина. Пусть эта дрянь исчезнет из Европы. Далеко-далеко. Туда, где из урана не делают бомбы!
Аргентинец расплатился американскими долларами — по 3200 долларов за кубик, выложив в итоге 89600 долларов. Уран, задекларированный как дипломатический багаж, улетел в Аргентину.
Внимательный читатель, вероятно, вспомнит о скандале вокруг первой аргентинской атомной электростанции в 1954 году, о котором кричали первополосные заголовки в международной прессе. Тогда стало известно, что мнимый атомщик немецкого происхождения, «профессор» Рональд Рихтер, с 1948 года проводил для Перона атомные испытания на острове Гуэмул с целью превратить Аргентину в ядерную державу. В распоряжение сомнительного профессора Перон выделил 300 миллионов марок. Однако из-за технической неподготовленности миллионный проект так и не реализовался. Стержни внутри атомного реактора были, в частности, изготовлены из урановых кубиков, которые все без исключения имели клеймо «Институт Кайзера Вильгельма» в Берлине…
