Никита Филатов - Капитан Виноградов
— Сейчас, последний паренек закончит.
Стараясь выглядеть независимо и проявляя от этого в каждом движении излишнюю суетливость, тренер нагнулся, пошарил рукой между шкафом и вешалкой. Достал распечатанную уже бутылку водки, плеснул в стакан.
— Тебе не предлагаю!
Гость молча кивнул и с внимательным равнодушием проследил, как сивушная гадость перетекает из емкости в желудок Бориса.
— Теплая, — констатировал он. Протянул бутерброд: — Закуси!
— Ага… Чего тебе?
— Вас дожидаться? — на пороге стоял уже полностью одетый ученик.
— Нет, иди. Я попозже.
— Как скажете! — Что-то в этом во всем пареньку не понравилось, но повода для дальнейшей беседы не было. — До свидания!
— Будь здоров!
Гость тоже кивнул, помолчал, дожидаясь, когда они с Дагутиным снова останутся одни.
Гулко захлопнулась дверь. Если не считать старушки уборщицы внизу, на первом этаже, во всем здании никого не было.
— Меня тоже придется грохнуть? — нарушил примявшую клуб тишину тренер.
— Дурак, — без особого выражения процедил гость.
— И паренька этого, чтоб не опознал… Да и остальных моих, кто мог тебя видеть!
Это очень походило на истерику.
— Или ты мне уже сыпанул сюда какого-нибудь цианида? В водочку-то?
— Может быть… Ты уж допей тогда, чтобы добро не пропадало.
— Думаешь, испугаюсь? — Дагутин резко, одним движением перелил остатки из бутылки, поднял стакан, подержал его перед лицом. Выпил. Помолчал, успокаиваясь.
«Жаль, — подумал гость. — Клинический случай — алкоголизм. А ведь когда-то…»
— Послушай, Макс… — Оказалось, что Борис все-таки справился с собой. — Извини!
— Ерунда.
— Скажи… Скажи, это что — обязательно было? Лeлика убивать?
— Так получилось.
— Врешь! Виноградов правильно говорит — его с самого начала «списали». Для достоверности, так?
— Допустим.
«Еще только этого Виноградова не хватает, — чертыхнулся про себя гость. — Выискался, понимаешь, теоретик…
Впрочем, теперь уже не опасно — пусть порассуждает! Ноль информации, как его ни умножай, все равно даст в итоге нолик…»
— Сволочи! Если бы я знал…
«А куда бы ты делся», — подумал гость. Но промолчал.
Когда-то, недолго, правда, Максим работал в Третьей службе покойного Комитета. Старшего инспектора уголовки Борю Дагутина он вербанул в общем-то случайно, на липовом компромате. Повязал крепко-накрепко, вовремя спрятал в архив, а потом, получив полномочия, и оттуда вытащил. Организация тогда создавала свою, параллельную агентурную сеть, застрахованную от возможных политических катаклизмов…
Лихое было время! Веселое. В родной стране действовали, как в каком-нибудь Гондурасе.
— Боря! Ты же видишь, что вокруг творится… У нас замполитов нет, каждый сам понимает, за что сражаемся.
— Да в том-то и дело, Максим…
Психолого-биографический анализ, составленный специалистами Организации, рекомендовал работать с Дагутиным в национально-патриотическом ключе, оставляя в качестве вспомогательных рычагов болезненное самолюбие и материальные стимулы. Но вести сейчас задушевную беседу о судьбах России и близкой победе у гостя не было ни малейшего желания.
— В том-то и дело, Максим, что ничего я в последнее время не понимаю! — он поднял стакан, посмотрел на пустое, чуть липкое дно, выругался. — Эти бумажки… Они хоть того стоили?
— Да, Борис. Документы убойные и главное — вовремя…
— Вот уж точно, убойные! — Дагутин представил себе мертвого Лелика в кресле, беднягу-отставника… Кстати, освободившаяся жилплощадь несколько примиряла его со случившимся. Выписав из больницы мать, он уже врезал в соседскую дверь свой замок — на всякий пожарный, не дожидаясь нахальных притязаний со стороны наследников. — Слушай, у тебя адвоката хорошего нету по жилищным делам?
— Нет, здесь нету, только в Москве. Но если понадобится, через наших…
— Ладно, забудем! Я через Саныча найду, у них в «Бастионе» имеются… Максим, а это не липа?
— Почему ты решил?
Да вот, газеты сегодняшние… «Невские берега», например! Потом, я по телевизору слышал: имеются, дескать, серьезные основания полагать, что… и так далее.
— Ты что — мальчик? Не знаешь, как вся эта шатия-братия прессу кормит? Им задницы здорово припекло, вот и напускают туману! Борзописцы, мать их…
Нельзя сказать, что это прозвучало убедительно, но Дагутин очень хотел поверить — и поверил. Порывшись в клеенчатой сумке, он вытащил целый ворох купленных утром на остановке периодических изданий, от пухлого «Часа пик» до потрепанной «Криминалки».
— Тут все равно ни хрена не понятно. При чем здесь мэрия, лицензии какие-то? Из-за чего сыр-бор в конце концов?
— А чего ты кипятишься? Мы свое дело сделали, непростое дело… И неплохо сделали, между прочим!
— Да? Здо-орово! Значит, ради каких-то бумажек…
— Боря! Не будь идиотом. — Общение с бывшим чемпионом уже начало русоволосому надоедать. — Знаешь, сколько в год приносит деятельность ломбардов? Или, например, оказание ритуальных услуг? А еще есть всякие казино, местные лотереи, кино, видео…
— Догадываюсь. Миллионы?
— Ага, только не рублей — долларов!
— Ну и что?
— Ничего… Как ты думаешь, тому, от кого зависит пылать лицензию на такую ерунду или нет, что-нибудь перепадает?
— Вероятно!
— Перепадает! Так вот, сейчас на некоторые из видов деятельности, весьма доходные, лицензии выдаются органами власти на местах. Они же, в конечном счете, контролируют. Вопросы есть? Думаю, нет.
— Но планируется, что все эти полномочия передадут в Москву?
— Да! В федеральное ведение.
— Значит, кое-кого здесь здорово лишают кормушки? — озаренно повеселел Дагутин.
— Вот именно… Собственно, для того, чтобы это все озвучить, в Питер и прилетел — ну ты знаешь, кто.
— Да, естественно! — Борис тронул пальцем портрет на первой странице «Смены».
— Большие люди — большая политика. Большие деньги! И тут скандальчик наш — очень кстати. Насчет коррупции, взяток… Да, в принципе, какая разница — подлинные мы им факты подсунули или нет? Главное, фон общественный создан.
— Да-а, народ — большая сила! — Что-то в голосе Бориса заставило собеседника насторожиться. — Скажи, Максим… там, у вас — не воруют? И взяток не берут? В столице-то?
— Издеваешься? Да еще почище, чем в Питере!
— Так какой же смысл?! — Дагутин все-таки сорвался на крик. — За что Лелика убили? Чтобы вместо одних свиней других до корыта продвинуть?
— Организации нужен контроль за этими деньгами, — отчеканил белесый. Он сказал это так, что Борис оборвал себя и закашлялся. — Да, между прочим… Чтобы не забыть: здесь четыре миллиона.
Плотные, запаянные в целлофан бруски легли на стол рядом с газетами.
— Расписку?
— Нет, не надо.
— Кучеряво живете! Значит, так теперь за покойников платят? Не густо, не густо…
— Могу забрать обратно.
— Дудки! — Борис отчаянным жестом смахнул деньги в ящик стола. — Я на них станочек куплю, для плечевого пояса, потом — маты нужны новые, перчатки сейчас, знаешь, сколько стоят?
«Ничего ты уже не купишь, — с некоторым даже сожалением и грустью подумал гость. — А если и купишь, то не попользуешься. Плохо, конечно, что пацаны без тренера будут, но… слишком уж опасно — мужик-истеричка!
Отработанный материал… Впрочем, займутся этим другие, не здесь и не сейчас».
— Пошли! Бабка на входе ругается. — Зал следовало закрыть в четыре, они и так уже задержались на пятнадцать минут.
Эпилог
Я начинал совсем иначе. Те, с кем начинал я, — те давно имеют большие звезды. Многие и по две.
И. БродскийПервые день-два обычно никто толком не знает, чем озадачить нового сотрудника. В разных отделениях, в зависимости от текущей загрузки личного состава и некоторых субъективных особенностей руководства, адаптационный период продолжается не более недели, но обязательно включает в себя два «протокольных» мероприятия: изучение приказов и непритязательный фуршет с напитками по поводу «вливания» в коллектив.
Все остальное — зачет по оружию, ключи-печати и даже внесение в схему тревожного оповещения — может иметь место попозже, но это… Это святое!
— Олегович придет?
— А почему же нет? — Старейшему из обитателей кабинета было лет двадцать пять, и, судя по висящей в углу шинели, он еще не получил капитана.
— Ну… некоторые начальники, знаешь, побаиваются. Предпочитают с операми не пить — держат дистанцию!
— Не знаю… — Сосед примерил описанную проблему на свой родной коллектив уголовного розыска, убедился в ее полной оторванности от жизни и твердо заверил:
