Сэм Борн - Избранный (в сокращении)
Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его. Глава неверных изменил лицо, но сердцевина как была, так и осталась гнилой.
Мы сейчас боремся за то, чтобы наши братья и сестры не дали мошеннику Бейкеру обмануть нас улыбкой и сладкими словами. Если Богу угодно будет сместить его, мусульмане еще раз увидят истинное лицо Америки.
Новый Орлеан, среда, 22 марта, 18 ч. 15 мин.
Рекламные щиты вдоль автострады показывали, что она попала совсем в другой мир, далекий от столичных добродетелей. Зазывали то на оружейную выставку, то в кафешантан.
— Вы впервые в Новом Орлеане?
Мэгги кивнула, не желая пока вступать в разговор с таксистом: ей нужно было подумать.
Она попросила отвезти себя во Французский квартал. Это — лучшее прикрытие, а прикрытие всегда должно быть. Может, она туристка из Дублина, настолько наивная, что знает в Новом Орлеане только это место. Или лучше назваться журналисткой?
Эту мысль внушило ей сообщение от Ника дю Кэна, беспутного нью-йоркского корреспондента горячо любимой, хоть и дышащей на ладан, английской «Воскресной газеты». Если верить Нику, журналист всегда получит доступ куда угодно и к кому угодно.
Но это если верить Нику. Что касается правдивости, то его, Ника, очарование как раз в том и заключалось, что он постоянно балансировал на грани. «Главное — правдоподобие, la veracite!» — без сомнения, воскликнул бы он, забавно мешая английские и французские слова.
Она начала звонить ему, как только отправилась в Новый Орлеан. По крайней мере, три раза набирала номер его мобильного. Насколько она могла понять, Ник дю Кэн всю неделю ничего не делал, а потом начинал работать как в лихорадке, которая достигала пика в пятницу вечером, когда он стучал по клавиатуре до субботнего рассвета — по лондонскому времени до обеда; это был крайний срок сдачи материалов. Так что где этот корреспондент мог быть среди недели утром, приходилось только гадать. Весьма вероятно, в постели какой-нибудь страдающей от одиночества европеянки, к примеру, жены бельгийского посла.
Но, когда такси стало кружить по улицам с немыслимыми названиями: улица Достатка, улица Купидона, улица Желания, она наконец дозвонилась.
— Мэг! Дружище! Что там случилось в вашем Белом доме? Я слышал, что тебе пришлось уйти. Похоже, как раз вовремя. Но все равно козлы, если уволили. Чем может помочь тебе дядюшка Ник?
— Да, Ник, ты мне очень нужен.
— Как давно я ждал этих слов, Мэг, любовь моя! Я приеду к восьми? Или прямо сейчас?
— Нет, не в этом смысле. Мне нужен твой совет. Насчет того, как стать журналистом. Пока я не могу рассказать подробнее, но обещаю: когда смогу, ты услышишь это первым.
— Какая-то история? Да будет благословенно твое ирландское сердечко. Что ты хочешь узнать?
В следующие десять минут Ник дю Кэн преподал ей краткий курс журналистики по-черному. Они решили, что Мэгги будет Лиз Костелло из «Айриш таймс»: если кто-то захочет ее поискать в Интернете, то хоть что-нибудь да найдет. Тот факт, что подпись той Костелло стоит обычно под остроумными зарисовками дублинской ночной жизни, может, конечно, привести к проблемам, но к проблемам вполне разрешимым.
— Говори, что пишешь для раздела путешествий. Материал о последствиях урагана «Катрина», — посоветовал Ник. — И помни: ты не пишешь, а ваяешь. Не статью, а материал. И ничего не сохраняй на компьютере. Однажды мой ноутбук разбил какой-то длинноволосый на мотоцикле; пропала работа на три тысячи слов. Все сохраняй онлайн. В эфире.
Ник сказал, что после смерти Форбса город просто кишит журналистами. Она должна пойти в гостиницу, где останавливаются журналисты. Он позвонит своему приятелю из «Телеграф» и пришлет ей название. Не прошло и двух минут, как ее «блэкберри» зажужжал. Гостиница называлась «Монтелеоне».
Как только она вышла из такси, в нос ей ударил запах, напомнивший об Африке: субтропический сладковатый запах сырости и разложения. Она огляделась и поразилась обилию пышной растительности, которая выплескивалась с каждого балкончика в парижском стиле — роскошная пурпурная бугенвиллея и вьющиеся густо-зеленые лианы.
Было еще рано, но Ник научил ее пойти прямиком в бар: благодаря разнице во времени европейские труженики пера уже сдадут свои материалы и будут свободны. Бар «Карусель» был из числа тех мест, которые обычно Мэгги не жаловала, но среди его посетителей, судя по портретам, были Теннесси Уильямс и Уильям Фолкнер, и это несколько примирило ее с интерьером.
За столиком в углу она увидела шестерых — пятерых мужчин и женщину. Опыт подсказал ей, что это зарубежные корреспонденты, и она не ошиблась. Среди них был и парень, соответствующий описанию приятеля Ника из «Телеграф»: русоволосый, неуклюжий, лет на десять младше ее.
— Тим? — спросила она, и он вскочил на ноги, ставя свой бокал на стол и протягивая ей руку.
— «Ураган»? — с улыбкой предложил он, поднимая свой бокал. Видимо, этот коктейль создали после «Катрины».
Вспомнив первый урок курса журналистики Ника дю Кэна, Мэгги заказала по «Урагану» для всех сидящих за столом. Делая заказ, в другом углу она заметила мужчину, который в одиночестве склонился над открытым ноутбуком. Темноволосый, с худым лицом, постарше других. Тоже журналист?
Когда она вернулась от стойки, Тим представил ее остальным: Лиз из «Айриш таймс», подружка Ника.
— И вот к чему мы пришли, мисс Костелло, — говорил Франческо из «Коррьере делла сера», лысый, лет сорока, — сегодня полиция заявила, что в связи со смертью Форбса больше никого не ищет.
— Что означает: они трактуют это как самоубийство, — ехидно добавил Тим.
— А что об этом думаем мы? — спросила Мэгги, пробуя свой коктейль. Тошнотворно сладко!
— Не вижу, как еще можно это трактовать, — сказал Франческо. — В квартире никаких следов насильственного проникновения, никаких отпечатков пальцев, кроме его собственных.
— Коронер мог бы назвать это смертью от несчастного случая. — Это сказала женщина, которая, видимо, была нью-йоркским корреспондентом «Шпигеля». — Если Форбс сам не хотел лишить себя жизни, то это не самоубийство.
— Похоже, — сказал Тим, — наш мистер Форбс так возбудился от успеха своего проекта, что решил отпраздновать это дело, ну вот и…
— И мы думаем, что Форбс пал жертвой самоудушения?
— Ну да. У нас есть материал от нашего медицинского корреспондента, где говорится, что по профилю Форбс подходит — одиночка, любит риск, ищет острых ощущений. И не забывайте о факторе Нового Орлеана.
— А это что такое?
— Новый Орлеан?! Легкость нравов на грани мерзости. Достаточно сказать, что он жил рядом с улицей под названием Бурбон. Это же город греха, и он в самом его средоточии.
— С этим и выступит «Телеграф» завтра?
— С этим выступаю я. А редактор не любит Бейкера и требует от зарубежного отдела, чтобы я написал про «Десять свидетельств насильственной смерти Форбса». Блогов начитался.
— Вот шуму-то будет! — сказала Мэгги и заметила, что ее пристально рассматривает женщина из «Шпигеля».
— Мы с вами раньше не встречались? — обратилась она к Мэгги.
— Не думаю. Если только вы не завсегдатай клубов на берегах Лиффи. — Мэгги подпустила ирландского акцента.
— Определенно, ваше лицо мне знакомо.
— Мне часто так говорят. Если верить людям, я очень много на кого похожа.
— Тогда, наверное, так и есть.
Мэгги улыбнулась ей сестринской улыбкой (по крайней мере, так она думала) и посмотрела на кучу сложенных на столе смартфонов. Пара кликов на фамилию Костелло — и эта женщина вполне может ее разоблачить.
У Франческо зазвонил телефон, и это всех отвлекло. Пользуясь моментом, Тим предложил пойти вдвоем перекусить.
— Если хотите, можем сравнить наши заметки об этой истории.
Мэгги вспомнила еще одно правило Ника: охотиться лучше с кем-нибудь, по крайней мере, пока ты новичок. Надо к кому-нибудь прицепиться — а тут человек сам предлагает.
Она поднялась на ноги, выслушала благодарность всего столика за «Ураган» и вышла вслед за Тимом.
Они двинулись по Ибервиль-стрит, где из каждой двери, как облачка табачного дыма, вырывались обрывки джазовых мелодий. В «Лучшем устричном доме» она съела тарелку устриц, поджаренных на древесных углях, а он — фунт вареных раков с пряностями.
После обеда они прогуливались по улице Бурбон, строя разные предположения насчет дела Форбса. Интересно, был ли он южанином? Уроженцем Нового Орлеана?
— А давайте дойдем до его дома, — вдруг сказала Мэгги.
— Там все опечатано. Прессу не допускают.
— А мы не будем входить. Я просто хочу посмотреть снаружи.
Тим сегодня уже приходил сюда и рад был сыграть роль гида для Мэгги. Они прошли несколько кварталов на восток по окаймленной деревьями Испанской улице. Дома на ней выглядели достаточно прилично, но были они небольшие и без декоративных кованых балюстрад, которые составляли шарм Французского квартала. Видимо, Форбс был не слишком состоятелен.
