Александр Рявкин - Горячий айсберг 2011
Влад невольно рассмеялся. Но дочитать письмо ему не удалось. Неожиданно он отчетливо услышал в ночной тишине выстрел, и через несколько секунд раздалась автоматная очередь. Выстрелы звучали со стороны автопарка. Он сунул недочитанное письмо в карман и выскочил из комнаты начальника караула. Курсанты тоже слышали выстрелы, бодрствующие оставили игру в домино, а спавшие повскакивали с топчанов.
– Караул, в ружье! – скомандовал Родин.
Все быстро разобрали из пирамид автоматы, построились без команды. Десятки раз в карауле отрабатывали эту учебную вводную. Родин позвонил дежурному по караулу Макарову. Тот слушать не стал и через пару минут сам с перекошенным лицом появился в караулке.
– Кто на посту в автопарке?
– Швыдкий! – ответил Родин.
– Родин, разводящий и два караульных за мной – на пост! – распорядился Макаров. – Остальные – занять штатные места обороны караульного помещения.
Бегом рванули к автопарку. Пройдя проходную, Макаров распорядился зарядить автоматы по-боевому и дослать патрон в патронник.
– Родин и разводящий – идете первыми. Только осторожней, будут стрелять – сразу залегайте и отходите! Оружие применять только по моей команде! Вперед!
Разводящий – дебелый сержант из Брянской области по фамилии Котов, первым, как положено, пошел на территорию автопарка. Следом за ним – Родин.
– Стой, кто идет? – раздался из темноты резкий голос Швыдкого.
– Разводящий с начальником караула! – ответил Котов.
– Разводящий – ко мне, остальные – на месте! – произнес положенную по уставу команду Швыдкий. Когда Котов подошел, Швыдкий завершил уставной диалог: – Продолжить движение! – Это уже касалось Родина.
Влад наконец не выдержал, не спросил, а выдохнул:
– Ты стрелял?
– Я стрелял!
– Ты цел?
– Я-то цел, – неестественно спокойным голосом ответил Швыдкий, хотя было видно, что он сдерживается изо всех сил.
– Что случилось? – вырос за спиной Макаров с двумя караульными.
– Товарищ капитан! – вытянувшись, стал докладывать Швыдкий. – Было совершено проникновение посторонних лиц на пост, мои команды выполнять отказались, и после предупредительного выстрела я применил оружие.
– Кто проник?
– Вон они! – Швыдкий показал в сторону автомобильного бокса.
И только сейчас все увидели в темноте у дверей бокса солдата-коротышку, склонившегося на коленях перед распластанным на земле парнем в такой же солдатской форме. Родин посветил фонарем. Уцелевший солдатик затравленно глянул на столпившихся и завыл. Его товарищ явно был безнадежен: два алых пятна от пулевых ранений в грудь на глазах расползались по куртке.
Родин, да и все остальные, узнали солдат: эти были те самые отставные барабанщики.
Коротышка посмотрел на свои окровавленные руки и зарыдал:
– Я не хотел, не хотел…
– На хрен стрелять было, уставник долбаный? – выдавил из себя Макаров. – Родин, срочно дежурного врача! Хотя ладно, я сам… Швыдкого снять с караула. – И бегом рванул к дежурному по училищу, докладывать о ЧП по команде…
Вскоре появился запыхавшийся врач с медсестрой, они перевязали не подающего признаки жизни долговязого солдата, и тут подъехала зеленая санитарная машина. Родин с Котовым положили бойца на носилки, погрузили в машину, и «санитарка» умчалась. Осталось только кровавое пятно да оглушенный от произошедшего ужаса чудом уцелевший толстячок-дембель. От него сильно пахло спиртным.
Родин направил фонарь на Швыдкого. Лицо того блестело от пота, руки предательски дрожали.
– Ну зачем ты стрелял, Эдик? Ты что, не видел, что это пьяные дембеля из батальона обеспечения?
– Не видел! – зло ответил Швыдкий. Гримаса исказила его лицо. – Они шли в моем направлении, когда я приказал им остановиться и лечь. А если бы они отобрали у меня оружие? Они меня на х… послали… Я действовал по уставу.
– Да что ты заладил «по уставу», «по уставу»… Ты мог его хотя бы ранить, по ногам выстрелить. Почему не стрелял по ногам?
– Я применил оружие на поражение, а по ногам мог не попасть.
– Сука ты, Эдик, вот ты кто… Убийца… Парень ведь на дембель уходил уже…
О применении оружия в карауле тут же доложили начальнику училища и командующему округа, а раненый солдат скончался по пути в госпиталь.
Было возбуждено уголовное дело. Из военной прокуратуры приезжал очкарик-следователь в чине капитана, который провел допросы и взял объяснения со Швыдкого, Родина, Макарова, Котова и еще с двух-трех курсантов. Особенно дотошно следователь расспрашивал Швыдкого. Кровавый след замыли, и на этом месте два часа кряду проводили следственный эксперимент, буквально с рулеткой проверяя, кто и где стоял. Уцелевшего бойца привозили с гауптвахты, куда его на всякий случай посадили на десять суток. И он в который раз рассказывал, как все это произошло. Выяснились отвратительные подробности. Бывшие барабанщики решили отметить предстоящий дембель, пошли в самоволку, купили портвейна и отправились к знакомым девчонкам в заводское общежитие. Петухов, это фамилия коротышки, очень скоро набрался, и Савицкому, второму барабанщику, пришлось вытаскивать его из общаги и тащить в училище. Не рассчитали они, что время позднее и автопарк перешел под охрану караула. В принципе курсанты-часовые знали про этот лаз через забор и не устраивали шума, когда солдаты из батальона обеспечения возвращались этим путем из самоволки. Сами ходили в «самоходы». Кто ж знал, что нарвутся на образцового часового Эдика Швыдкого. Но обошлось бы без крови, если бы пьяная дурь не затмила Петухову мозги. Даже когда прозвучал предупредительный выстрел, он ни в какую не хотел выполнять команду лечь на землю, дембельская гордость не позволяла. И Савицкий буквально силой повалил пьяного дурака, а сам не успел – очередь из «калашникова» досталась ему.
Потом на расследование приехал полковник, заместитель прокурора гарнизона, сухой, длинный, казенный, как Уголовный кодекс. Его больше интересовало, была ли реальная угроза нападения на часового. И Швыдкий уже всерьез испугался. Ведь существовала еще статья УК о превышении мер самообороны, по которой очень часто получали реальные сроки сотрудники милиции. Эдик совсем приуныл.
За телом расстрелянного сына из глухого села Брянской области приехали отец и мать. Говорят, он был у них единственным сыном. В училище родители встречались с командиром батальона, который сразу предложил им посмотреть кровать сына, но они не смогли. Выразил соболезнование родителям и начальник училища. Зато отец и мать захотели увидеть курсанта, который стрелял в их сына. За Швыдким послали посыльного из штаба. Тяжело было смотреть в глаза родителям погибшего по его вине человека, поэтому Эдик попросил посыльного сказать, что, «мол, не нашел его», а сам до вечера прятался на полосе препятствий спортивного городка.
Гибель дембеля курсанты группы оценили по-разному. С одной стороны, действовал по уставу, а с другой, и так считало большинство, зазря погубил парня. Кроме устава, надо еще и головой думать. Кто-то запустил анекдот из серии черного юмора, который первым делом рассказали Швыдкому. «Приехала к солдатику мама. Командир сказал, что он сейчас на посту. Пошла мама на объект. «Стой, кто идет?» – крикнул по уставу солдатик. «Это я, Ванечка, твоя мама, гостинцев тебе привезла!» – «Стой, стрелять буду!» – «Сыночек, как же ты в свою маму стрелять будешь?» – «Стой, назад! Стреляю!» И нажал на спусковой крючок… Спустя месяц стоит все тот же Ваня на посту, медальку потирает на груди. «А скоро и батька приедет!»
Все ждали, чем же закончится эта кровавая история. Швыдкий за эти дни измаялся, исхудал, невпопад отвечал на практических занятиях. Курсанты не разговаривали с ним, сторонились как зачумленного. Уголовное дело подвисло. Выяснилось, что ждали, какую оценку даст этому происшествию сам командующий округом, за которым последнее слово.
Прошло двенадцать дней. А на тринадцатый из штаба «утекла» информация, что командующий принял решение по случаю в карауле. Какое – неизвестно. Перед обедом объявили общеучилищное построение на плацу. Никто не знал, по какому поводу. Начальник училища Бухарин принял доклад от своего заместителя по строевой части полковника Ковзева. И сам скомандовал в микрофон:
– Курсант Швыдкий, выйти из строя!
Эдик содрогнулся всем телом, вышел на три положенных шага, повернулся кругом, лицом к товарищам. Но смотрел поверх голов, не желая встречаться с ними взглядами. Родин мимолетно заметил, что лицо Швыдкого, вдруг заблестевшее от пота, свела судорога, как и в ту ночь после расстрела.
Бухарин стал зачитывать:
– Приказ командующего войсками военного округа. За образцовое выполнение обязанностей в карауле, пресечение попытки проникновения на охраняемый объект и проявленные при этом стойкость и мужество объявить курсанту Швыдкому Эдуарду Леонидовичу десять суток отпуска.
