Томас Гиффорд - Змеиное гнездо
– Извини, но мне никак не соединить эти точки. Тайный канал – и ось Тейлор–Боханнон–Хэзлитт… выходят две разных спирали, которые вьются одна вокруг другой, но нигде не соединяются.
– Это потому, что ты не знал обо мне, милый мальчик. Я – как раз точка соединения, понял?
Я покачал головой. Я еще не понимал.
– Да ты, оказывается, из тугодумов, Бенджамин. Я начал разочаровываться в Чарли… он оказался мягкотелым, то есть мне так показалось. Я ведь его любил… и как же я теперь им горжусь! Он доказал, что может быть настоящим мерзавцем, от его политического чутья у меня дух захватывает, я бы ни за что не поверил, что он переживет предварительные и последующую схватку – но тогда, после той безбожной речи, я согласился с Тейлором.
Вся речь Ларки была тщательно продумана. Его голос то звучал сурово, то наливался теплотой, и еще у него была привычка, говоря, постукивать по чему-нибудь указательным пальцем. Сейчас подвернулось мое колено.
– Теперь возьмем Шерма, Бен… Я, понятно, не числю Тейлора среди тех президентов, что спят у руля. Он, конечно, давно знал, чем занимаются в «Хартленд», сам помогал Хэзлитту, заключил с ним союз, еще когда занимал Овальный кабинет. То, чем занимался Хэзлитт, шло на благо США и, по большому счету, на благо Шерму Тейлору. – Он заметил, как я поморщился, и оставил в покое мое колено. – Извини, Бенджамин. Но досадно становится, как подумаешь обо всем этом. Вот послушай хорошенько… Со временем Чарли начал сознавать, что кто-то завладел разведывательным сообществом, хотя и не знал кто, и Чарли понял, что можно обернуть это в свою пользу – он давно угрожал обнародованием бюджета, только не представлял, насколько скомпрометированы разведслужбы. А я, вступив в союз с Тейлором, старался потихоньку отговорить Чарли от выступления против людей из разведки. Потом он вбил себе в голову мыслишку насчет тайного правительства. Грозился выставить на всеобщее обозрение чуть ли не всю национальную разведывательную систему, заставить отчитываться за каждый пенни! В реальном мире такое невозможно! Но ты же знаешь Чарли… упрется на чем-нибудь и конец, даже никому не показал свою речь… Вот и говори о красных флажках!
Мне пришлось изобретать способ отделаться от Хэзлитта с его невероятной скрытой властью – не то чтобы я не допускал такой власти в руках одного человека, просто Хэзлитт, на мой взгляд, был не тем человеком…Он брал у правительства деньги на развитие своей спутниковой системы и сотрудничал с Тейлором, а построенные на эти деньги спутники давали такую власть… и вся собранная информация оказывалась в его руках. А кто он такой, черт его возьми? Никто! Обычный делец, удачно свалившийся в сточную дыру и вынырнувший оттуда весь в золоте. Он понятия не имел, как править этой страной или миром… Он был простак, если смотреть в корень!
Ну вот… я и подумал, что лучший способ решить проблему – это предложить Шерму поддержать нашего миллиардера-почвенника в притязаниях на пост президента, а после безвременной кончины миллиардера-популиста наш экс-президент, не запачканный грязью, готов будет подхватить упавшее знамя и на волне эмоций добиться выдвижения. Короче говоря, мы не приняли в расчет верного Боханнона, который додумался, что происходит, и догадался, что знает теперь слишком много и что Шерму придется его убрать. Может, нам и удалось бы убедить Шерма просто убрать его подальше: в Италию, или во Францию, или еще куда… А может, и нет. Боханнон решил, что уже под прицелом, и выстрелил первым. Что творилось у него в голове в последний вечер, мы никогда не узнаем. И Первый воин, и Второй – оба мертвы. Бедняга Шерм, если и выживет, вряд ли упомянет о них в телеинтервью с Дэвидом Фростом или в мемуарах.
– Для протокола, – вставил я, – Боханнон знал, что генерал собирается его убрать. Он выжал из него все возможное и собирался избавиться от него. Для того генерал и вызвал этого Мармота – чтобы покончить с Хэзлиттом и с Боханноном.
– Да у тебя на все вопросы есть ответы, Бенджамин! Так я и думал – не мог он попросту отпустить Боханнона: тот превратился бы в бомбу с часовым механизмом. Должен сказать, Бен, ты хорошо поработал. – Ларки прикончил тост и, одобрительно причмокнув, решил намазать второй. Поверх масла он бережно уложил слой апельсинового мармелада и глубоко вздохнул. – Должен сказать, приятно оставить позади все интриги – ты со мной согласишься? И в конечном счете мы получим лучшего из возможных президентов. Странно оборачивается жизнь…
– Чарли?
– Да. Чарли. Конечно, Чарли, кого же еще? Как он держался… и этот мастерский последний мазок, версия, будто Шерм претендует на второе место в списке! После этого у Шерма вовсе не было шансов – что бы он ни сказал на съезде, ничего бы не помогло, все равно первого места ему было не видать. Теперь он по-настоящему возьмется за дело. Второй срок обеспечен. Ты не волнуйся, Бенджамин, с Чарли я управлюсь.
Мне стало холодно. Я встал, оперся на перила балкона, рассматривая съездовский центр и стоянку, множество полицейских машин и барьеров, отгораживавших место преступления, словно еще оставались сомнения, кто кого убил. Я выслушал сказанное Ларкспуром, но кое-что еще не складывалось. И расспрашивать было глупо. Я позавтракал с видным почтенным гражданином Америки, о котором какой-нибудь историк со временем напишет блестящую биографию, и ничто из сказанного нынче утром в нее не попадет. Такие, как Эллери Ларкспур, не оставляют следов. Возможно, когда-нибудь специалист по теории заговоров задумается над поразительными событиями этой кампании и отыщет свидетельства многолетней связи Ларкспура с Тейлором и какой-нибудь документ, намекающий, что Ларкспур знал Боханнона, а начав складывать кусочки головоломки, историки найдут какую-нибудь улику, связывающую LVCO с мексиканским землетрясением, и в чьем-то старом дневнике обнаружится упоминание о «Колебателе Земли», и историк вдруг подумает: «Вот дерьмо, а ведь в этом что-то есть!»
– О чем задумался, Бенджамин? Переживаешь?
– Нет, не то. Я в ужасе от того, что сижу с тобой за завтраком и болтаю, словно все это – обычная политика… Между тем как по любым этическим меркам гореть тебе в аду до скончания веков. Я назвал убийцей Боба Хэзлитта, и ты такой же. Нет, ты хуже, Ларки.
– Нет, я, знаешь ли, не такой. Я живой и в отличной форме.
– Ты – дух зла!
– Ну, Бен, а разве есть невинные души? Нужно понимать законы политики. Первый закон политики: приобрести власть, а второй – править так, чтобы удержать власть. Я верю в старые законы, в старые обычаи.
– Ты старомоден, да?
– Как большинство из лучших.
– Это не снимает с тебя вины.
– Так о чем ты там размышлял, Бен? Улетел мыслью за полмира отсюда…
– Я думал о Кеннеди. О его убийстве. Сколько теорий создали за эти годы.
– Ну, я надеюсь, ты не станешь прилагать усилий в этой области.
– Шутишь? Ты когда-нибудь видел список людей, которые могли бы дать информацию для расследования убийства Кеннеди, но случайно поумирали вскоре после того? Я не дурак… Может, я и родился ночью, Ларки…
– Но не прошлой ночью… понимаю.
– Единственное, чего я еще не понимаю… Дрю. Какую роль играл Дрю – как он мог обратиться против президента? Не хочешь ли ты сказать, что он рассуждал подобно тебе?
– Вовсе нет, Бенджамин! Дрю Саммерхэйз был не чета нам всем! Он-то умел играть в эту игру. Дрю был самым умным… Он вычислил, что происходит, и сумел ввести в свою игру нас, плохих парней. Мы должны были подставить президента и на этом сорваться. Дрю послал Тарлоу зацепиться за хэзлиттовский конец, убрать старого дружка Хэзлитта, который слишком много о себе вообразил. Он знал, как я отношусь к Чарли, и сказал, что согласен со мной, что с Чарли надо что-то делать… Убедил меня, что играет с нами в одну дуду. Ну, он опережал нас на восемь или девять ходов. Это Дрю наладил тайный канал и провернул операцию с акциями – он вел закупки, он позаботился, чтобы я увяз по уши… А потом сообщил мне, что подставил меня через денежные трансферы… Он все строго документировал и уведомил меня, что если я не брошу танцевать фанданго с Тейлором и Хэзлиттом, он передаст все материалы «своей девочке» Терезе Роуэн, и она меня уничтожит. А президента даже не задело бы. Ну, я, понятно, уже не мог отказаться от Тейлора и Хэзлитта, поздно было. Генерал послал Боханнона на Шелтер-Айленд поговорить с Дрю начистоту, продемонстрировать, что мы не можем остановиться. Они поговорили, Боханнон убил его и представил все так, чтобы это на первый взгляд выглядело самоубийством. Печально, очень печально, но Дрю славно пожил, как никому из нас не жить. Словом, Бен, Дрю Саммерхэйз тебя не подвел, он до конца оставался таким же блестящим, как всегда – просто не понимал, что в самой глубине души я не джентльмен. А он был джентльменом. Боюсь, что век джентльменства ушел в прошлое. В нынешней политике нет ни ценностей, ни морали. Ирония в том, что именно ты, как мне кажется, заставил Чарли понять, что истина нынче в счет не идет, главное – ложь, и ложь решает дело. Когда Чарли начал контратаку против Хэзлитта, когда он спустил тебя с поводка и стал думать, что делать с собранными тобою сведениями, когда он нанял для пропагандистской кампании рекламщика Фэйрвезера – с этого началась его победа. Он изготовился к драке – снял перчатки, въехал сапогом в пах, повернулся спиной к веку джентльменов. С этого начался Чарльз Боннер.
