Лесли Уоллер - Посольство
Теперь они были всего в двух-трех ярдах. Уилл Найтуотер мог бы уже разглядеть их, но они держались у стены, так же, как и он.
– Сестра Превит еще жива, – сказала женщина. – Ей нужна помощь. Вы же не хотите, чтобы вас судили за убийство.
– Что, что? – Один из парней заржал. Уилл увидел внезапно его силуэт, рядом с другим, более высоким силуэтом второго парня. – Судить за убийство, говоришь? – Парня почему-то это очень рассмешило. Второй не то кашлянул, не то хрюкнул.
Первого Уилл Найтуотер повалил выстрелом в голову.
В падающем сверху свете вспыхнул вишневым фонтаном поток крови. Громко закричала сестра. Уилл Найтуотер выстрелил в живот второму парню. Последнее, что он увидел, была дыра в животе, размером с грейпфрут.
* * *Сейчас Гросвенор-сквер была пуста. Солнце уже исполнило свой обычный фокус, метнув горизонтально лучи на землю из-под облачного неба. Субботние покупатели давным-давно исчезли. Когда зажглись фонари, только несколько пешеходов неторопливо шли по площади. Теперь она принадлежала машинам. Бесконечная череда бело-голубых фар, оранжево-красных больших огней и стоп-сигналов разбивалась на потоки, пересекалась, смешивалась.
Нед Френч сидел на подоконнике. Не так много времени прошло с тех пор, как он испил очередную чашу предательства. Может, полчаса, а то и меньше. Насколько он мог судить, Мо все еще сидел за своим столом, без сомнения, переживая, что его уличили, а еще вероятнее, смеялся над тем, что заставило Неда не разглашать его тайну.
Итак, подумал Нед, этот день, начавшийся с мелких измен, превратился в клубок предательств.
Как иначе можно назвать то, что выложила ему Лаверн за завтраком? Может, «измена» – слишком сильное слово? А как насчет вероломства? А каким словом обозначить поведение Джейн по отношению к нему? Сначала она вытирает сопли Лаверн, становится ее… сообщницей! А потом трусит и не хочет говорить с ним, обидев его.
Рядом с ними Пандора Фулмер – просто любительница. Она всего лишь тупоголовая, самовлюбленная баба. Ну и денек!
От таких дел вы облекаетесь в непроницаемый панцирь. Это просто необходимо. Но и самый прочный панцирь можно расколоть, если ударить по нему как следует. Сейчас он чувствовал себя и разбитым, и очень уязвимым. Он не мог отнестись равнодушно к измене, разрыву, трусливому молчанию, прямому предательству, а также к тому, что все задуманное им для безопасности Уинфилда разрушено крошкой-идиоткой.
Наверное, так должны чувствовать себя моллюски, когда их вытаскивают из раковин и съедают?
А у него ведь тоже был защитный панцирь, укрепленный привычкой к армейской дисциплине и навыками. Неда Френча голыми руками не возьмешь! Надо, чтобы его прибили одновременно жена, любовница и единственный друг. Ударить так, чтобы обнаружить свое притворство и обесценить свою связь с ним.
Вот это-то и произошло.
Зазвонил телефон. Он схватил трубку с дурацкой внезапной надеждой, что звонит Джейн – извиниться и пригласить к себе.
– Заместитель военного атташе.
– Это клуб любителей Арта Ходса? – спросил мужчина со старательным английским выговором. Голос немного подрагивал от сдерживаемого смеха. – Лондонское отделение проводит субботнее собрание своих членов в обычном месте.
– Что?
Но в трубке уже слышались короткие гудки. Нед повесил трубку и невесело улыбнулся. Когда друзья и возлюбленная предают тебя, нет более подходящего момента, чтобы подружиться с врагом.
Глеб Пономаренко всегда бывал вечером в будни в одном из пабов или баров в Найтсбридже. Очевидно, и в субботу он там же. Но зачем он позвонил?
* * *– Фил, – сказала Лаверн Френч в телефонную трубку, – я позвонила не вовремя?
– Восс! Бог ты мой! – ответил ее старший брат. – У нас сейчас ленч. Угадай, кто жарит мясо?
– У тебя есть минуты две?
– Говори, я слушаю. Как поживает моя сестричка? Как Нед? Как девочки? Хотя про девочек я знаю – мама мне звонит раз в неделю.
– Все в порядке. А как Кэтлин и малыш?
– Прекрасно. Что ты хотела сказать?
– Я еду домой.
Фил помолчал, потом спросил:
– Ты имеешь в виду Кэмп-Либерти?
Лаверн поняла, что он реагирует так же, как Нед. Для мужчин дом – это место, где находятся они сами.
– Так, погостить. А потом я вернусь с девочками назад.
– А к нам заедешь?
– За этим и звоню. Я хотела бы взять девочек и побыть у вас с неделю.
– Отлично! Только не приезжай в первые две недели августа, потому что у меня будут совещания в Бадже и Мауи.
– Где?
– Это неважно. Все остальное время я буду здесь. Будем тебе очень рады. Когда решишь ехать, позвони Кэтлин и скажи дату.
– Я позвонила тебе первому, – продолжала Лаверн нерешительно. – Я собираюсь позже позвонить Патрику, Питу и Полу.
– Будешь к каждому проситься на недельку? – засмеялся он.
– Да, что-то в этом роде. Ведь девочки почти не знают своих дядюшек и кузенов.
– Так. – В голосе Фила послышалось несвойственное ему сомнение. Ни у кого из детей генерала Криковского этого никогда не было, подумала Лаверн.
– Так ты неделю пробудешь в Кэмп-Либерти?
– Неделю. Девочки там и так уже две недели. Мама и папа все правильно поймут.
– Да, конечно. – Снова пауза.
– По правде говоря, – продолжала она, – Нед не очень рад тому, что они там.
– Так вот в чем дело… Я сейчас иду! – закричал он кому-то. – Я разговариваю с Восс! Международный разговор! Из Лондона! А ну заткнитесь!
– Иди, жарь мясо.
– Как это – не очень рад? Лори и Линда все каникулы там проводят. Там их делают настоящими людьми.
– Нед называет это место тюрьмой.
– Восс, я думал, что ты замужем за американцем.
– Он и есть американец. Его допускают к секретам, какие и не снились никому в нашей семье.
Она помолчала, думая, как бы объяснить брату, что происходит на самом деле. Но сначала ей самой надо во всем разобраться.
– Раньше мы с ним думали почти одинаково, Фил. Но Нед говорит, что мир изменился и наш образ мыслей – то есть то, как нас учил думать отец, – как это он сказал? Он назвал папу динозавром. Он… – Голос ее прервался. – Мы об этом поговорим, когда я приеду к тебе.
– Конечно, конечно. Мне только не нравится, что моя сестричка… – Он снова заорал на кого-то. Фил женился поздно, когда ему было за сорок, а сейчас, в пятьдесят, ему не хватало терпения, чтобы справляться с маленькими детьми.
– Каким же кретином он стал теперь? – спросил он.
– Да он не кретин. Он американский разведчик, который от долгой работы потерял ориентиры. Это случается иногда.
– Мне кажется, что он стал слабаком, – сказал брат с отвращением. – О'кей! О'кей! Я иду! – А потом снова ей. – Надо бежать, Восс. Пока.
Повесив трубку, Лаверн взяла телефонную книжку, чтобы найти номер другого брата – Пита. Но книжку она закрыла. Позвонит позже. Не было сил объяснять все сначала.
* * *Из двух мест в Найтсбридже, где Глеб Пономаренко встречался по вечерам с людьми, сегодня он выбрал довольно большой бар отеля в американском стиле, который стоял на Лаундс-сквер. Это был огромный стеклянный цилиндр, известный среди местной публики как «Газометр».
В момент появления Неда Френча русский очень внимательно слушал какого-то невзрачного молодого человека, одного из бесчисленных парней в тройках из темно-синего материала в полоску, которых можно встретить в городе. Его зонтик и шляпа лежали на ближайшем табурете. Этот брокер или банкир еще минут десять что-то рассказывал Пономаренко. За это время Нед выпил виски с содовой и заказал еще одну порцию. Ему не надо было опасаться старину Глеба. Но лучше, конечно, ничего не рассказывать, а на все предложения отвечать отрицательно.
Наконец парень ушел. Глеб склонился над своим стаканом с виски, печально покачивая головой.
– Как странно. Как странно, – сказал он по-русски, потом посмотрел на Неда, пытаясь понять, слышал тот или нет.
Глеб взял стакан и подсел к американцу.
– Этот парень, как говорят у вас на родине, если не ошибаюсь, глубоко в дерьме.
– Да, раньше так говорили, – согласился Нед. – Я уже так давно оттуда уехал, что, возможно, теперь говорят «глубоко в борще». – Он посмотрел на русского. – Если у вас есть еще альбом Арта Ходса для меня, покажите его сразу.
– К сожалению, ничего такого у меня нет, – сказал Пономаренко с искренним сожалением.
– Но по телефону вы сказали, что…
– Я помню, что сказал. Неправда, что русские унылые люди, как все, кто живет в краях, где ночи длинные, а зимы долгие. Нет, мы бываем веселыми, но потом за это расплачиваемся. Я пошутил по телефону, потому что надеялся вам помочь, дружище. Только сейчас я понял, что никто не в состоянии вытащить вас из такого «глубокого борща».
