Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера
— Василий Василия, — сказал он, — пленочку-то прослушали?
— Прослушали, Андрей Викторыч.
— Ну и как? Не изменили своего мнения?
— Относительно чего?
— Относительно возможности опубликовать рассказ Гвоздарика?
— Решения в данном случае принимаю не я.
— Этажом выше?
— Тремя этажами выше, Андрей.
— Понятно, Василий Василич… а как здоровье Гвоздарского?
— Помер Гвоздарский, господин журналист. Сегодня утром.
— Вот так?
— Вот так.
— Как же это он без санкции тех, кто тремя этажами выше? — зло спросил Андрей… Гвоздарский был бандит, убийца… наемник, воевавший против нас в Чечне. Жалеть его не стоило. Но все еще стояло перед глазами монголоидное лицо Гвоздя, еще звучал в ушах голос: матери сообщи, Араб… матери сообщи моей. Как же он без санкции-то?
— Личная недисциплинированность, Андрей Викторович, — ответил Перемежко. — Вы еще что-то хотели у меня спросить?
— Нет, больше я ничего не хотел спросить у вас, господин полковник, — сказал Андрей. — Я, напротив, хотел кое-что вам сообщить.
— Слушаю вас, — официальным голосом произнес Перемежко.
— Коли вы уже прослушали кассету, то знаете, что Горделадзе держали в инструментальном складе Таращанского моторного завода.
— Со слов Гвоздаря. Других доказательств нет.
— Есть. Если вы направите своих людей в Таращу, то в помещении бывшего инструментального склада найдете доказательство.
— Какое? — быстро спросил Перемежко.
— Отсчитайте шестнадцать кирпичей от левого дальнего угла склада. И шестнадцать же от пола. На стене есть текст, исполненный Горделадзе собственноручно. Передавайте привет «тремя этажами выше», полковник.
***В Симферополе термометр показывал плюс десять и ничто не напоминало о зиме. Ветер нес над летным полем легкую, почти невидимую пыль с запахом керосина и сухой травы. Низкое солнце било в глаза, заставляло щуриться.
Обнорского встретил уже знакомый водитель Игорь. Сказал, что Сергей Васильевич сейчас занят, освободится часам к десяти вечера, отвез Андрея в гостиницу «Москва». Времени было полно. Андрей принял душ, попил кофе в баре и пошел прогуляться по городу. Он бесцельно бродил по улицам и, можно сказать, отдыхал — в отличие от Киева, в Симферополе он не ожидал провокаций или нападения… Одновременно он работал, выстраивал свой предварительный, устный доклад Соболеву. Это было нетрудно: вот уже полтора месяца Андрей жил «делом Горделадзе». Он держал в голове десятки фамилий, адресов, телефонов и дат. Он как бы видел лица всех (или почти всех) участников этой драмы: начиная от дочек-близнецов Георгия Горделадзе, заканчивая холеным лицом руководителя аппарата кабинета министров. На некоторых, кого он не видел сам, Обнорский смотрел глазами Повзло или Каширина. Вместе с Родионом он изучал пачки распечаток телефонных разговоров, беседовал с вором Краюхой, матерью Георгия Лесей, пил пиво с темным человечком Вайсом… Он видел яму в лесу, под Таращей, и отсеченную руку Горделадзе в боксе из нержавеющей стали. Он очень многое видел.
В Симферополе был вечер — тихий, теплый, мирный. Андрей стоял на мосту через Салгир, смотрел в мутную воду, и картина произошедшего сложилась у него в голове ясно и полно. Он выщелкнул в воду окурок, проследил за траекторией, описанной красным огоньком… в этот момент зазвонил телефон. Звонил Соболев.
***Валентина Павловна накрывала стол и корила мужа за то, что не предупредил про гостя.
— Бестолковый ты у меня, Сережка, — говорила она. — Трудно было сказать, что придешь сегодня не один?
— Ну извини, Валюшка, — оправдывался премьер. — Ну закрутился, забыл.
— Ну бестолковый ты… как такого премьером назначили? Дома и нет ничего, гостя угостить нечем.
Что касается «нет ничего», то это было явное преувеличение — стол ломился. Соболев за спиной у жены подмигивал Обнорскому. Премьер снял пиджак, распустил узел галстука и выглядел сейчас не администратором большого калибра, а обычным человеком, вернувшимся домой после тяжелого рабочего дня, — чуточку усталым, не сбросившим еще груз проблем… но уже неофициальным, домашним.
Валентина Павловна хлопотала, ей помогала дочь-школьница. За ужином выпили немного вина. Соболев подтрунивал над женой… Валентина отвечала тем же. Обнорский чувствовал, что в этой семье царит лад. И даже завидовал немножко. Соболев, будто угадывая его мысли, сказал:
— Жениться тебе надо, Андрей… Ты ведь тоже приходишь домой поздно? — Обнорский кивнул. — Ну вот. Приходишь усталый, злой иногда. А дома — пустой холодильник и телевизор… так? — Обнорский снова кивнул. — И никто тебя не ждет. А женатый человек приходит — его ждут. И сразу начинают пилить!
— Это я тебя пилю? — спросила Валентина Павловна. — Совести у тебя нет.
Соболев рассмеялся. После ужина мужчины перешли в кабинет премьера. Валентина Павловна принесла им горячий чай с лимоном.
— Валентина, — попросил Сергей Васильевич, — будут звонить — меня нет, нам тут с Андреем поболтать надо.
Когда жена вышла, Соболев сразу переменился в лице. И стало видно, что он устал сильнее, чем хотел показать за ужином. Он посмотрел на Обнорского и спросил:
— Ну что, Андрей Викторович? Что ты мне привез?
— Как положено, две новости. Одна плохая, вторая…
— Еще хуже, — усмехнулся премьер.
— Нет, Сергей Васильевич, вторая — хорошая.
— Начинай с хорошей.
— Расследование мы фактически закончили.
— Поздравляю. А плохая?
— Все значительно сложнее, чем можно было предположить, — сказал Обнорский.
— Это обычное дело, Андрей. Я был бы удивлен, если бы вдруг оказалось проще… Мы с тобой уже толковали на эту тему, и я — помнишь? — еще в ноябре предвидел, что ситуация вокруг исчезновения Горделадзе может существенно осложниться, что и произошло после сольного выступления Стужи с «кассетным хором» на подпевках. Ну рассказывай, что вы выяснили.
— Курить можно? — спросил Андрей.
— Да, кури, — ответил хозяин и поставил перед Обнорским пепельницу.
Андрей с удовольствием закурил, сделал глоток чаю и начал свой «доклад».
— Итак, шестнадцатого сентября в Киеве исчез Георгий Горделадзе…
***— …что само по себе не является чем-то исключительным. Как сказал, отвечая на вопрос депутатов Рады, заместитель Генерального прокурора, в девяносто девятом году на Украине исчезли 35 449 человек. Население целого города! Надо полагать, что двухтысячный не очень сильно отличается от девяносто девятого. Люди пропадали, пропадают и будут пропадать… такова реальность. И, однако же, исчезновение одного — одного-единственного! — человека вызвало вдруг необычный ажиотаж. Впрочем, тогда мы еще не знали, что это первая, самая маленькая волна… Я отдаю должное вашей проницательности, Сергей Васильевич, — вы предвидели, что история будет иметь продолжение. А я нет. Я и предположить тогда не мог, что поднимется «таращанская волна» и повлечет за собой невероятное цунами — «кассетный скандал».
Теперь совершенно очевидно, что все эти события связаны, что они были спланированы, и, кстати, очень толково. Я не имею никакого права утверждать, что мы раскрыли весь механизм, знаем все имена, можем однозначно трактовать события. В нашем расследовании еще полно белых пятен. Мы видим по большей части только марионеток, кукловоды остаются в тени. И тем не менее я готов раскрыть вам сценарий, по которому развивались события. Анализ добытых нами фактов показывает, что они не могут быть юридической базой для судебного преследования как организаторов, так и исполнителей… по разным причинам. Я расскажу, и вы сами это поймете.
Итак, исчез Горделадзе… Каким образом? Как и почему? Убит? Скрылся?
Похищен? Если убит — где тело? Если скрылся — от кого? Если похищен — кем?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно вернуться, на год назад. Мы не знаем точной даты… мы не знаем имен тех людей, которые однажды собрались тайно и решили в своем узком кругу, что если Бунчука немножечко поприжать и подвинуть — будет лучше для Украины. Под Украиной они понимали прежде всего себя самих. Я не хочу кого-либо обличать, бичевать, разоблачать. Но тот путь, который группа этих людей избрала, изначально подл и порочен. Они — не декабристы, готовые принести на алтарь свои жизни. Очевидно, что они просто хотели добиться режима наибольшего благоприятствования для себя. Требовалось найти способ, который позволит сделать Бунчука более зависимым и управляемым, более покладистым. Это весьма непросто, если не сказать невозможно.
Но все же они нашли такой способ — он называется «волна гнева». Только мощной волной протеста со стороны и парламента и народа можно напугать президента угрозой отставки. А для того, чтобы вызвать гнев, нужно показать стране, что Бунчук — негодяй. Законченный, циничный негодяй. Настоящий людоед!
