Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
— Ты возьмешь обоих детей?
— Конечно. Октавиан уже все понимает. Вчера он принял участие в обряде жертвоприношения богине. Он помогал отцу держать нож.
— Я очень люблю твоего сына. Помнишь, жрец Пакувий говорил о его власти над всем миром?
— Помню, — засмеялась Атия, — но, согласно предсказаниям, власть ему должен передать твой отец.
— А я в это верю, — тихо сказала девушка, — в нем есть что-то божественное.
— Ты слышала, что случилось в Альпах? — спросила Атия. — Когда друзья Цезаря въехали в маленький варварский город, они стали смеяться, расспрашивая Цезаря — есть ли здесь раздоры и споры из-за должностей различных магистратур. Но твой отец очень серьезно ответил, что предпочел бы быть первым там, чем вторым в Риме.
— Это так похоже на него, — ответила Юлия.
— В Риме мало равных ему, — согласилась Атия, — разве только Помпей.
— Помпей, — удивилась Юлия, — но он намного старше моего отца. Я родилась в год победы сулланцев над марианцами, и уже тогда Помпей получил имя Великого.
— Но тогда ему было всего двадцать четыре года. Ты ведь знаешь, мой отец близкий родственник Помпея, и тот дважды бывал в нашем доме.
— Странно, — задумчиво сказала Юлия, — я считала Помпея намного старше.
— Нет, — засмеялась Атия, — просто он многого добился в своей жизни. Он чем-то похож на твоего отца, тоже любит высмеивать наши привычки и традиции. Но, в отличие от Цезаря, он никогда не богохульствует. Ты ведь знаешь, — понизила голос Атия, — он развелся со своей женой Муцией. В Риме уверяли, что из-за твоего отца.
— Наглая ложь, — вскипела Юлия, — это все слухи, распускаемые недругами Цезаря.
— Может быть, — сразу согласилась Атия, морща маленький лоб, — я никогда особенно не верила слухам. Но про жену твоего отца тоже рассказывали всякое.
— Это другое дело, — сказала Юлия, ненавидевшая мачеху. — Помпея не понимала и никогда не любила Цезаря. Она просто жила в его доме.
— Рассказывают, что она заперлась в доме и никого не принимает. — лукаво промолвила Атия. — А как твои дела, Юлия? Тебе уже много лет, почему ты не выходишь замуж?
— Не вижу достойного, — вздохнула девушка, — мне нужен человек, похожий на моего отца. А в Риме таких людей нет.
— Но все говорят о твоей будущей помолвке с Сервилием Цепионом. Это правда?
— Он чуть умнее Эмилия, но так же глуп, — вздохнула Юлия. — Аврелия хочет, чтобы я поскорее вышла замуж.
— Ты его не любишь, — поняла Атия. — Аврелия не признает таких слов, и тебе придется выйти замуж за Цепиона. Если, конечно, Аврелия и твой отец не найдут более достойного жениха. Но о твоих чувствах они спрашивать не будут.
— Отец обещал мне спросить мое мнение, — возразила Юлия, — но я чувствую, что Сервилий ему не понравится.
— Твоему отцу в Риме могут понравиться только два человека — Красс и Помпей. Они оба великие римляне и достойны величия Юлиев, но они мало годятся тебе в женихи.
Юлия, помнившая Помпея по детским воспоминаниям, вдруг подумала, что он совсем не старый, сорокашестилетний человек.
В это время в аристократическом квартале Карины, расположенном между Целием и Эсквилином, в доме консуляра Квинта Лутация Катула проходила встреча виднейших оптиматов, и в этом доме также где-то упоминалось имя Гнея Помпея Магна.
Среди приглашенных были Цицерон, Агенобарб, Бибул, Лукулл, Катон, два брата Марцелла, младший Сципион, сын Суллы — Фавст Корнелий и один из консулов нынешнего года, Марк Пизон Фруги.
Конечно, трапезы Катула не могли сравняться с пиршествами Лукулла, однако все необходимое для доброго застолья было подано на стол, а фалернские и цекубские вина развязали языки присутствующим.
Разговор шел об утверждении указов и законов Помпея на Востоке. Ревнивый Лукулл, аполитичный к любой форме государственной деятельности, сразу занервничал, услышав имя своего вечного соперника. Лукулл не мог никогда простить Помпею, что именно он сумел покончить с Митридатом и завершить победой долгие войны на Востоке.
По мнению Лукулла, что в немалой степени было верно, именно он сумел сокрушить Митридата, а Помпей лишь воспользовался плодами его успехов. И теперь утверждение всех указов Помпея на Востоке больно било по самолюбию Лукулла.
— Никогда сенат не утвердит указов Помпея, создающих условия для диктатуры, — горячился Лукулл, — наделение всех ветеранов землей и аграрные законы Помпея — это шаг к его личной диктатуре.
— Но он достойно провел кампанию на Востоке, — возразил сидевший напротив Лукулла Катон. Он, не любивший застолий, поддался уговорам женатого на его сестре Агенобарба, придя в дом Катула. Однако вина он почти не пил и вместе с немощным Катулом был немногим из сохранивших абсолютно ясный, трезвый ум.
— Катон, — испуганно закричал Цицерон, — ты опять говоришь об отвлеченных вещах.
— Помпей действительно великий полководец и верный гражданин Рима, — медленно произнес Катул, — но его распоряжения дают ему слишком большую власть. Нам нужно подумать, следует ли утверждать все законы Помпея.
— Согласен, — кивнул Бибул, — великий Марс не только бог, но и хранитель гражданского коллектива. А для нас выше всего должно быть благо Рима, — напыщенно закончил он.
Катон с усиливающимся чувством неприязни следил за ним. Его старшая дочь уже была обручена с Бибулом, и он постоянно видел никчемность своего будущего зятя. Катон знал, что младшая дочь Порция влюблена в сына его сводной сестры Сервилии — Марка Юлия Брута. Но Катона отталкивала от Брута именно мать юноши, долгие годы находящаяся в любовной связи с Цезарем. Порядочный и проницательный Катон не только в государственных делах, но и в личной жизни придерживался строгих правил морали.
— Нужно утверждать все законы Помпея, — говорил Марк Клавдий Марцелл, — это будет сильный враг популяров. По своей популярности Помпей не имеет равных в Риме.
— За исключением Цезаря, — заметил Цицерон.
— Нет, — резко возразил Марцелл, — включая Цезаря. У Юлия нет армии, а за Помпеем стоят легионы его восточной армии.
Рабы вносили новые урны и конгии с вином.[152]
— Благословенны времена ушедшие, — вздохнул Катул, — уже семнадцать лет, как ушел от нас Сулла Счастливый, а мы до сих пор помним его деяния. Во времена Суллы мы не думали, что полезно, а что невыгодно государству, сенаторы никогда не задавали себе вопроса — утверждать или не утверждать его распоряжений. Он делал все для блага Рима.
— Он был кровавым диктатором. И многие тысячи римлян проклинают его до сих пор, — резко возразил Катон, — этот римлянин узаконил убийства, расправы без суда, вводя систему проскрипций. Граждане, не разделявшие его взглядов, уничтожались — разве такой идеал подходит Риму и нашей республике?
Лукулл усмехнулся. Опровергая Катона, почти криком одновременно заговорили Катул, младший Марцелл и Пизон Фруги.
— Это был великий римлянин! — кричал Гай Марцелл простуженным голосом.
— Он обеспечивал стабильность в государстве, — горячился консул.
— Сулла принес Риму мир и спокойствие после марианских бесчинств, — доказывал Катул, у которого отец был убит по приказу Гая Мария.
— Да, — поднял руку Катон, — все правильно. Но для меня не имеет значения, кто победил тогда — Марий или Сулла. Оба диктатора одинаково несли несчастья римскому народу. Победи марианцы, и террор был также неминуем. Хотя превзойти Суллу было трудно. Он сумел и здесь сотворить, казалось, невозможное, истребляя целые города.
— Мы не будем с тобой спорить, — примирительно сказал Цицерон, — но нельзя отрицать, что Сулле удалось восстановить республиканские порядки, обеспечить стабильность в государстве. А его диктатура лишь необходимое условие для гарантии мира внутри страны.
Катон тяжело вздохнул и усилием воли заставил себя промолчать.
— Но мы обсуждаем проблемы сегодняшнего дня, — продолжал Цицерон, — и по примеру предков должны обеспечить стабильность и мир в Риме.
— Конечно, — сразу поддержал его Агенобарб, — мы обязаны продумать наши действия.
— Нужно провести триумф Помпея, — снова вступил в разговор Марк Марцелл. Его полные губы были испачканы жиром куропаток, и, вытирая их пальцами, он добавил: — Полководец имеет на это право.
— Обязательно, — неожиданно для всех горячо поддержал Марцелла Цицерон, — свой триумф Помпей заслужил. Мы уже оттолкнули в свое время Марка Лициния Красса.
Лукулл разозлился.
— Ты хочешь сказать, что другие триумфы были незаслуженны?
— Конечно, нет, — Цицерон усмехнулся, — но мы не можем отказывать Помпею по всем пунктам. В конце концов, празднование триумфа не есть утверждение его указов.
— Согласен, — сказал Катул, быстро понявший, в чем дело.
