Роберт Ладлэм - Рукопись Ченселора
– Правильно. Варак работал на них и сам передал им эту информацию.
– И сообщил, что разговор велся на неизвестном ему языке.
– Он, очевидно, знал несколько языков.
– Шесть или семь,-подтвердил О'Брайен.
– Варак хотел сказать, что те, кто схватили его около дома на 35-й улице, были уверены, что он не поймет, о чем они говорят. Следовательно, они знали его. По крайней мере, один из этих четверых…
– Еще одно звено… Кроме того, он мог установить, к какой группе принадлежал язык.
– Он не сказал. Сказал лишь, что название "Часон" повторялось не раз, причем с каким-то фанатизмом.
– Возможно, он имел в виду, что Часон стал своего рода культом?
– Культом?
– Вернемся к Рамиресу. Он признал, что резня под Часоном произошла по вине командования?
-Да.
– Но он ведь сказал, что события под Часоном расследовал генеральный инспектор, что причиной тяжелых потерь была признана внезапность действий противника, его численное превосходство и превосходство и огневой мощи.
– Он лгал.
– О том, что было расследование? Сомневаюсь…– О'Брайен встал и налил себе еще кофе.
– Значит, о выводах,– предположил Питер.
– И в этом я сомневаюсь. Вы легко могли бы все проверить. – Так что же вас настораживает?
– Его непоследовательность. Я ведь юрист.-Агент поставил кофейник на плиту и возвратился к столу.– Рамирес рассказал вам о расследовании не колеблясь, потому что был уверен: если вы станете проверять сказанное им, то согласитесь с его выводами. И вдруг он поменял линию поведения. Он засомневался в том, что вы согласитесь с этими выводами. Это вызвало у него беспокойство, и он посоветовал вам оставить это дело. Видимо, вы чем-то напугали его.
– Я обвинил его во лжи, сказал, что события под Часоном – дело темное…
– Почему события под Часоном-дело темное, вы, конечно, не уточнили, поскольку вам это неизвестно. В свое время из-за подобных обвинений и вынужден был вмешаться генеральный инспектор. Но Рамирес не побоялся об этом сообщить. Значит, дело в чем-то другом. Думайте, Ченселор, думайте… Питер постарался сосредоточиться:
– Я сказал ему, что он ненавидел Макэндрю, что от меня не ускользнуло, как он напрягся при упоминании о Часоне, что те ужасные события связаны с отставкой Макэндрю, с пробелом в его послужном списке, с пропавшими досье Гувера, что он лжет и увиливает от ответа и что он вступил в сговор с другими, потому что все они смертельно боялись…
– Как бы тайна Часона не раскрылась,-добавил Куин О'Брайен.-Теперь вернемся назад. Что конкретно вы сказали о Часоне?
– Что события под Часоном тесно связаны с Макэндрю… В отставку он подал потому, что собирался раскрыть его тайну… Соответствующая информация содержится в пропавших досье… И по этой же причине, видимо, был убит.
– Это все? Больше вы ничего не говорили?
– Ей богу, я пытаюсь припомнить…
– Успокойтесь,-взял Питера за руку агент,-иногда самое важное доказательство лежит на поверхности, а мы его не видим. Мы так старательно роемся в мелочах, что не замечаем главного. Слова… Как часто они решают все! Они пробуждают мысль, вызывают в памяти Тот или иной образ… И вот уже Питер вспоминает глаза бригадного генерала, загнанного в угол, пусть на мгновение, но потерявшего самообладание. и шепот умирающего Варака: "Не о нем, а о ней. Он только приманка…" Питер взглянул на широкую раздвижную перегородку, на дверь, за которой спала Элисон, и повернулся к О'Брайену:
– Да, конечно. Так оно и есть… О чем вы? О жене Макэндрю.
Глава 31
Старший агент Кэррол Куин О'Брайен согласился оставить их вдвоем. Он понимал, что предстоящий разговор будет сугубо личным. Кроме того, у него были дела: он торопился нанести справки о четырех известных в стране деятелях и о трагических событиях, происшедших на далеких холмах Кореи более двух десятилетий назад. Чтобы проникнуть в тайну Часона, нужно было действовать решительно. Питер вошел в спальню, не зная, с чего начать раз-шпор, но отлично сознавая, что начинать его все равно придется. При звуке шагов Элисон заворочалась и замотала головой. Потом, будто испугавшись чего-то, открыла глаза и на какой-то момент ее взгляд замер на потолке.
– Привет! – мягко произнес Ченселор. Элисон охнула и села на кровати:
– Питер! Наконец-то! Он быстро подошел и обнял ее.
– Все в порядке,-сказал он и вдруг подумал о родителях Элисон. Сколько раз она слышала, как отец говорил эти слова сумасшедшей женщине, которая была ее матерью?
– Я так испугалась! Элисон взяла лицо Питера в свои ладони и посмотрела на него широко раскрытыми, карими глазами – очевидно, пыталась обнаружить в его глазах следы страдания. Она казалась оживленной, даже чем-то взволнованной. Несомненно, это была самая очаровательная женщина, которую он когда-либо знал, к тому же обладавшая тем редким качеством, которое приняло называть внутренней красотой.
– Пугаться нечего,-успокоил он ее, зная, что сейчас скажет заведомую неправду, а она непременно об этом догадается.– Все почти кончено. Мне нужно лишь задать тебе несколько вопросов.
– Несколько вопросов?-Она медленно отняла ладони от его лица.
– О твоей матери. У Элисон задрожали ресницы, и Питер понял, что она начинает сердиться. Так было всегда, когда упоминали о ее матери.
– Я уже рассказала тебе все, что знала. Мать заболела, когда я была совсем маленькой.
– Но вы же жили вместе, и ты наблюдала за ней во время ее болезни. Элисон откинулась на спинку кровати и сразу как-то напряглась-видимо, боялась предстоящего разговора.
– Это не совсем так. За ней всегда кто-то присматривал, а я держалась в стороне. С десяти лет я жила в интернате. Когда отца переводили по службе, он прежде всего заботился об интернате В течение первых двух лет нашего пребывания в Германии я училась в Швейцарии. Когда отца перевели в Лондон, меня отдали в школу в Гейтсхеде. Это на севере страны, неподалеку от Шотландии. Так что жить с матерью мне доводилось нечасто.
– Расскажи мне о ней. Не о том времени, когда она заболела, а о годах до болезни.
– Разве я помню? Ведь я была ребенком.
– Расскажи о том, что знаешь. О семье, в которой мать выросла, о том, как она познакомилась с твоим отцом.
– Тебе это нужно? – Элисон протянула руку за пачкой сигарет, лежавшей на ночном столике. Ченселор пристально посмотрел на нее:
– Вчера я принял твои условия, а ты сказала, что примешь мои Помнишь? Она взглянула на него и согласно кивнула:
– Помню. Хорошо, я расскажу о матери все, что мне известно. Она родилась в Тулсе, штат Оклахома. Ее отец был списком ортодоксальной баптистской церкви, очень богатой. Между прочим, и дедушка и бабушка были миссионерами, так что в молодые годы мать поездила по свету, как и я. И все по отдаленным местам-Индия, Бирма, Цейлон, залив Бохай.
– Где она училась? – В основном в миссионерских школах. Так предписывала система воспитания, выбранная для нее родителями. Ведь по учению Христа все дети равны перед господом. Конечно, это своего рода лицемерие. Можно ходить с местными детьми в одну школу (так даже легче для учителей), но боже упаси есть вместе с ними или играть.
– Мне не все понятно,-сказал Питер. Он оперся локтем о кровать, на которой лежала Элисон, укрытая одеялом, и положил голову на руку.
– А что не понятно?
– Я вспомнил кухню в Роквилле, оборудованную в стиле тридцатых годов, и старинную кофеварку. Ты сказала тогда, будто отец хотел, чтобы все вокруг напоминало твоей матери о детстве.
– Я имела в виду счастливые моменты в ее жизни. Ребенком мать была счастлива, когда возвращалась в Тулсу, но это случалось нечасто. Мать ненавидела Дальний Восток и не любила путешествовать.
– Странно, что она вышла замуж за военного.
– Возможно, это ирония судьбы. Ее отец был епископом, муж стал генералом. Это были сильные, решительные люди с твердыми убеждениями.-Элисон отвела взгляд, и Питер не пытался больше заглянуть ей в глаза.
– А когда она познакомилась с твоим отцом?
– Дай вспомнить. Отец часто рассказывал мне об этом, но каждый раз по– иному, и казалось, будто он умышленно что-то преувеличивал, вносил новые элементы романтики.
– А может быть, о чем-то умалчивал? Элисон сосредоточенно смотрела на стену, однако, услышав вопрос Питера, быстро перевела взгляд на него:
– Было и это Встретились мои родители во время второй мировой войны в Вашингтоне. Отца отозвали сюда после завершения кампании в Северной Африке. И прежде чем отправиться на Тихий океан, он должен был пройти инструктаж и подготовку в Вашингтоне и в Форт-Беннинге. Отец познакомился с матерью на одном из приемов в Пентагоне.
– Как же попала дочь епископа на такой прием во время войны?
– Она работала военным переводчиком. Ничего особенного не переводила, только брошюры и наставления. "Я-американский летчик, выбросился с парашютом на территорию вашей прекрасной страны. Я-ваш союзник"-вот такого рода материал. Она знала несколько восточных языков, в том числе китайский. Понимала даже мандаринское наречие… Ченселор привстал:
