Олег Битов - "Кинофестиваль" длиною в год. Отчет о затянувшейся командировке
Особый резонанс, мне кажется, получил прозвучавший 7 декабря с трибуны ООН призыв к самоограничению сильного, к полному исключению применения силы в мировых делах.
Мир устал от насилия. От разнообразных дамокловых мечей, занесенных над каждой головой. Мир, все пять с лишним миллиардов людей хотят жить иначе. Свободнее и достойнее. Еще не очень верится, что этого удастся достичь, не до конца ясно, как этого достичь, но осознанное стремление к цели — это уже движение к ней. Как сказал еще в середине прошлого века американский поэт и философ Ралф Эмерсон: «Могут те, которые думают, что могут».
Судьбе было угодно, чтобы в тот же день, 7 декабря, в Армении разразилось чудовищное землетрясение, обрушившее целые города, оборвавшее десятки тысяч жизней.
А дальше — дальше вы, хвала гласности, все видели сами. Видели руины, трупы и кровь. Но видели и небывалую волну сочувствия, поднявшуюся на всех континентах. Очереди у донорских пунктов. Детей, отсылающих в район бедствия свои любимые игрушки. Самолеты десятков стран, доставляющих туда срочные грузы и отряды спасателей. Включая британские грузы и британских спасателей, которые теперь через вызволенных ими людей породнились не только с ними, чьих имен и не спрашивали, а со всем многострадальным и чутким на добро советским народом.
«Империи зла» так помогать не стали бы.
И сейчас, перед лицом катастрофы и всемирного отклика на нее, я вновь и даже резче, спрашиваю себя: не устарела ли эта книга? Не отказаться ли от ее издания, не разорвать ли договор?
Нет. Все-таки и решительно — нет.
Погибших не вернешь. Природные катаклизмы, по крайней мере пока, не остановишь. Катаклизмы рукотворные, поиски все новых видов оружия; все новых угроз роду людскому — можно и нужно остановить.
Я подписываю книгу в печать с надеждой, что могущество науки, уже сегодня огромное, а в скором будущем беспредельное, будет направлено только на то, чтобы предсказывать и предотвращать катаклизмы, но не вызывать их. Что как политики, так и ученые осознают наконец необходимость самоограничения: не все, что можно сделать, следует делать. И что пережитое мной не повторится.
Ни с кем. Нигде. Никогда.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Примечания
1
Сразу — поскольку с секретными службами ее величества мы будем встречаться на протяжении всей книги — поясню, что словосочетание «Сикрет интеллидженс сервис» родилось когда-то применительно к разведке и только к разведке. В дальнейшем, со времен войны, в разговорный язык и в прессу проникли обозначения МИ-5 (контрразведка) и МИ-6 (разведка), а выражения «Интеллидженс сервис» либо «Сикрет сервис» стали применяться как собирательные для британских спецслужб в целом. (Здесь и далее примечания автора.)
2
Цинизм похитителей оказался еще глубже, чем представлялось. Дэвид Лок — так звали героя фильма М. Антониони «Профессия: репортер». Я видел этот фильм задолго до Венеции, и он мне очень понравился, но разве упомнишь имена всех, с кем знакомишься на экране! Что роль репортера играет Джек Николсон, я запомнил, а имя героя забыл. Спасибо, что в 1988 г. пригласили на повторный просмотр.
По сюжету Дэвид Лок вступает в неравную схватку с темными силами (то ли со спецслужбами, то ли с мафией — неясно) и в конце концов погибает. Ничего себе намек, заложенный в заговор с самого начала! И ведь анаграмма тоже остается в силе…
3
Ни одного сентябрьского выступления итальянской печати мне, разумеется, не показывали. Я и не догадывался об их существовании.
4
Своего обещания Карло Нордио не выполнил. В телепередаче Би-би-си, о которой упоминалось дважды, я видел, как полицейские перетряхивают чемодан, оставшийся в отеле «Бьязутти». И из того же фильма узнал, что чемодан пребывал в Италии столько же, сколько я в Англии, — год. «Через три недели после возвращения Битова в Москву, — констатирует дикторский текст, — венецианская полиция получила срочную телеграмму с просьбой отправить чемодан по такому-то адресу. Мы установили, что это один из адресов, которыми пользуется МИ-5».
На этом следы чемодана, как говорится, теряются.
5
Что правда, то правда: интересовался, судьба Эмануэлы была тогда у всех на устах. Заходил об этом разговор и 6 сентября в гостях у Малербы. Но собеседники мои знали о судьбе девушки не больше моего, и никакого собственного расследования трагического происшествия я не проводил.
6
Это предположение, как уже известно читателю, соответствует истине.
7
В телепередаче Би-би-си есть кадры, документальные ли, инсценированные ли, где полицейские на катерах шарят по каналам в поисках моего тела. Дикторский текст: «Венецианской полиции предоставили возможность проделать эту бессмысленную работу, хотя итальянские спецслужбы знали, что Битов благополучно доставлен в Лондон».
8
Публикуется с сокращениями. Из целой подборки материалов, опубликованной в этом номере, я выбрал выступление В. Малышева, поскольку оно как бы отвечает на письмо моей матери и в то же время показывает, отчего итальянские власти были вынуждены усиливать нажим на свои спецслужбы, а те, в свою очередь, — на «Интеллидженс сервис». Воображаю, какой разброд во мнениях царил в те дни среди «мастеров плаща и кинжала»: у МИ-5 была своя точка зрения, у МИ-6 своя, а у Пола Хенци, подававшего «советы» из-за океана, — тоже своя. На чем они порешили, вы узнаете буквально через несколько страниц.
9
Публикуется с сокращениями.
10
О самой странной из «странных заметок» рассказал мне, естественно, много позже, корреспондент «ЛГ» по странам Латинской Америки Владимир Весенский. В аргентинских газетах, со ссылкой на «хорошо информированные источники», еще в середине октября появилась заметка о том, что меня якобы задержали в… Нидерландах и выдворили из страны как незаконного иммигранта. Но эта «версия», очевидно, показалась слишком наглой даже тем, кто ее породил, и от нее отказались.
11
Выделено редакцией «ЛГ». На пресс-конференции в Москве 18 сентября 1984 г. на вопрос лондонской «Дейли мейл», обращался ли я к английским властям с просьбой о предоставлении политического убежища, я дал ответ, который многих тогда озадачил: «В сознательном состоянии не обращался». И не мог я ответить иначе, поскольку знал, какие «дыры» остались в памяти, как много дней смазано или стерто совсем. Да, я боялся, что в какой-нибудь из этих дней мне подсунули какую-нибудь грязную бумажку. Зато теперь имею полное право заявить: не подписывал я подобной просьбы ни в каком состоянии. Потому что, если бы подписал, именно эта подпись была бы предъявлена после пресс-конференции английским телезрителям, отснята в кино и так далее, — а ограничились, вынужденно, невразумительными гостиничными счетами.
12
Все-таки заметили! Но есть еще один любопытный нюанс: «заявление Битова», переданное в Москву по каналам агентства Рейтер 25 октября и чуть не сорвавшее выход номера «ЛГ» за 26-е, в самой-то Англии опубликовано не было! Лишь в конце ноября, то есть после моего свидания с «человеком, принимающим решения», «Таймс» согласилась поместить текст «заявления» на 16-й полосе, причем устранив самые вопиющие нелепости и со ссылкой не на Рейтер, а на… «Уоллстрит джорнел».
13
Ох, коллеги! Если б вы могли предвидеть, во что обойдется мне эта фраза…
14
Ногу я не подворачивал, но, вероятно, слегка волочил. Остальные мелкие неточности в этом абзаце — на совести итальянских газет.
15
Редакция «Литгазеты» связывалась с Чезаре Дзаваттини и напрямую. И услышала от него такое, чего тогда, осенью 83-го, печатать не рискнула. Слова Дзаваттини были опубликованы, после того как я вернулся на Родину, — 3 октября 1984 года: «Я не заметил в его поведении ничего необычного. Что с ним случилось? Пока не знаю. Но предчувствую, что это странное дело наверняка будет очень громким и даже сенсационным…»
