Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 4
А так – это был простой, скромный, неприхотливый в быту человек, любящий свою семью, простую физическую работу, много читающий. Он правил особо и не правя, по воспоминаниям современников он ненавидел власть, не любил свой титул и справлял свои обязанности только из воспитанного в нем дворянского чувства долга перед страной. К сожалению он не оставил после себя наследника, кроме больного гемофилией Алексея, тоже доброго, любящего Россию, органически неспособного ко злу и жестокости человека. На этом род прервался… чтобы продолжиться уже в женской линии. На польском престоле теперь сменяли друг друга цари, чей род шел от Татьяны, единственной дочери царя, которая не передала своему потомству гемофилию. Увы… но дар британской королевы Виктории****** буквально подкосил многие правящие дома… и выбирать приходилось именно так.
Царь Константин взошел на престол довольно рано… и самым страшным воспоминанием отрочества был большой мятеж восемьдесят первого – восемьдесят второго годов. Ему тогда было девятнадцать… и воспоминания эти… казаки, рокот вертолетов и рев бронетранспортеров, расчерченное трассерами небо над Варшавой, трупы и залитые кровью улицы – врезались в память молодого царя очень надолго. Он только взошел на престол, опередив больного, слабоумного старшего брата, вскоре умершего… это и стало причиной рокоша, конечно же только причиной, потому что если разлит бензин – то причиной пожара будет в конечном то итоге не брошенная спичка, а именно разлитый бензин, и искать надо будет не того кто бросил спичку, а того кто разлил бензин. А бензин здесь разливали во все времена охотно и … бесхозяйственно даже. Во все стороны расплескивали.
Он сам никогда не показывал, какую глубокую рану оставили в его душе те события… и теперь, проснулся он от мутного, холодного, давно забытого чувства.
От страха.
Проснувшись, король кликнул камердинера, оделся. Он любил придворные, пышные наряды – но сегодня оделся нарочито скромно, в сшитый по мерке в Британии на Сэвилл-Роу костюм из дорогой шерсти новозеландских мериносов. Вместо галстука он возложил на шею цепь от Ордена Андрея Первозванного, одного из высших орденов Империи. На грудь приколол единственный существующий в Польше орден – орден Белого орла.
Спустившись вниз, король приказал подавать завтрак. Завтракал он обычно просто – мед, хлеб с отрубями и черный кофе. Иногда приказывал подать яичницу из двух-трех яиц – но это было все реже и реже, потому как давление пошаливало и лейб-медик запретил все жареное. Он не раз бывал во дворце своего суверена и знал, что там питаются еще более скромно – Государь Всероссийский обожал пшенную кашу с салом, дичь, поджаренную на костре с травами, настоящий грузинский шашлык. Вечером выпивал большой бокал красного сухого вина, всегда из числа преподнесенных ему в подарок виноделами с Грузии, с Крыма, с новых территорий. Под жареное мясо мог замахнуть шустовской, даже обычно замахивал – но пьяным его никто и никогда не видел, он, бывший командир стратегического бомбардировщика знал свою меру, ровно такую, чтобы завтра допустили к полетам. Государыня и вовсе могла неделями сидеть на черном хлебе и воде, блюдя подтянутую, совсем не изменившуюся с балетных времен фигуру. А вот Константин на сей раз решил разговеться – кликнул лейб-повара и приказал наскоро сготовить яичницу с краковской кровяной колбасой. Куча холестерина…
Чуть хромая, в обеденный зал вошел граф Потоцкий – упал на охоте с лошади и неудачно вывернул ногу.
– Где Борис? – спросил царь главного церемониймейстера при дворе.
– Он не появлялся со вчерашнего вечера, Ваше Величество – поклонившись, сказал граф Потоцкий
Царь поджал губы
– Опять?
При каком бы то ни было строе, в каком бы то ни было государстве – ни один отец не одобрит сына – содомита, каким бы толерантным он не был. Хотя бы потому что содомит – не продолжит род, не порадуется дед шалостям подрастающих внуков. Подонок Малимон… он уже удалил его от двора, но больше ничего сделать не смог. Да и этого было мало, потому что в варшавском высшем свете содомитов хватало, они размножались как плесень в сыром и темном помещении, как паутина там где никогда не проходит веник, вовлекая в свои мерзостные забавы все новых и новых людей. Толерантность – Польша славилась именно ею, но в последнее время она перешла всякие пределы, превратившись в принятие зла и греха как должного. Ведь что значит фраза – принимай меня таким, какой я есть? По сути это страшные слова – пусть я погряз во зле, в грехе, в разврате – но все равно принимай меня таким, какой я есть, не пытайся меня исправить, направить к свету, к должному, к благому и не отрицай меня как носителя зла. А как же Библия, в которой сказано: какое может быть общение у праведности с беззаконием? И что может быть общего у света с тьмой? Только когда сын стал почти в открытую содомитом, царь Борис задумался – а может и прав его венценосный родственник, что не дает такую свободу? Что диссиденты, содомиты, разные кликушествующие, клевещущие, злоумышляющие у него – либо под особым надзором полиции, либо на каторжных работах, либо высланы из страны? Ведь его наследник – политик и гвардейский офицер, а Борис?
Содомит.
Если даже он взойдет на престол – кто продолжит род? Кто даст наследника?
Самое страшное – что больше никого нет. Законных – незаконные есть, конечно – да кто их примет на престоле, опять рокош пойдет. А законный – он один.
Что же делать, что???
Царь Константин уронил голову на скрещенные руки, задышал тяжело, как загнанная находящаяся на последнем издыхании лошадь.
– Ваше Величество, что с вами? – испугался Потоцкий
Царь какое-то время не отвечал. Потом – справился с собой, поднял голову.
– Найди Бориса. Тридцать дней ему на то, чтобы найти достойную партию и жениться. Помоги ему в этом. Пока он холост и занимается всеми этими богомерзкими извращениями – я не желаю его видеть. Всех кто с ним – отослать от двора, больше я их видеть здесь не желаю, кем бы они ни были. Понял?
– Исполню в срок, Вашем Величество – склонился перед царем Потоцкий, он был напуган потому что ни разу не видел монарха таким
– Теперь по протоколу. Что у нас?
– На десять – чрезвычайное заседание Тайного совета, Ваше Величество. На двенадцать – баварская торговая делегация…
– Подожди. Что за заседание Тайного совета? Кто объявил?
– Его Светлейшество, граф Сапега как секретарь, Ваше Величество.
Царь нахмурил брови. Конечно, у него было такое право, но…
– Вопросы? Тебе передали повестку дня?
– Да, конечно, Ваше Величество. Единственный вопрос – продолжающиеся беспорядки в Варшаве.
Царь лихорадочно думал.
– А что, Ян – ты сам был в Варшаве?
– Не далее как сегодня утром Ваше Величество…
– И что ты там видел?
Граф Потоцкий несколько секунд обдумывал ответ
– К сожалению, взять ситуацию под контроль пока не удается… – изобрел он достаточно обтекаемый ответ.
– Не удается? – царь нахмурил брови еще сильнее
– Да, Ваше Величество, пока не удается.
– Но где же казаки? Что делают русские?
– К сожалению, Ваше величество, им пока не удается со всем с этим справиться. Но я держу связь со штабами округов, и там меня заверяют, что не далее как к завтрашнему утру с беспорядками будет покончено.
У польского царя был один недостаток – он считал, что власть, пусть даже ограниченная – это привилегия, а не ярмо. Он бывал на дипломатических приемах, многозначительно рассуждал об экономике, о свободе, устраивал балы, давал интервью, подыскивал себе пассий аж в университете – а вот все тяжелое и неприятное – он поручал министрам. Да что говорить – он даже дворец в городе не удосужился выстроить. Если бы он жил в городе – достаточно было бы выглянуть в окно, или выйти на балкон, чтобы понять, что творится. А так… он поручил все министрам, а министры предали его, составив заговор. Царь Борис до сих пор не понял – что находится во дворце уже не королем – а ЗАЛОЖНИКОМ. Никто ему так и не удосужился сообщить о происходящем в Варшаве – что штаб Виленского военного округа взорван с многочисленными жертвами, а штаб Варшавского военного округа теперь является штабом, откуда координируются беспорядки, а командующий округом, генерал-губернатор Варшавы граф Головнин зверски убит в собственном кабинете своими же подчиненными. Что в Варшаве уже горят полицейские участки, на фонарях вешают полицейских, что в городе действуют переодетые в солдат и полицейских хорошо вооруженные террористические группы, в основном – пришлые, из-за рубежа. Что русский генеральный штаб так и не может принять решения – потому что штаб Варшавского округа кормит его дезинформацией, и уходят, уходят как вода в песок те часы, когда еще можно задавить мятеж в зародыше. Что те же казаки парализованы бестолковыми и противоречащими друг другу приказами и тоже не знают что делать.
