Чингиз Абдуллаев - Заговор в начале эры
Глава XXXV
Ложь говорит каждый своему ближнему: уста льстивы, говорят от сердца притворного.
Псалтырь, псалом 11:3В этот день Цезарь пришел домой ранее обычного. В свою огромную библиотеку он принес трагедии Софокла, мастерски переписанные для него судейским писарем на греческом пергаменте. Бережно положив кодекс,[138] Цезарь приказал подать обед в атрий и поспешил туда, где неласковое ноябрьское солнце уже прогрело стены. Обедая в одиночестве, он даже не заметил, как в атрии появилась Помпея.
— Ты пришел сегодня так рано, — удивилась она. — Зимри говорил мне, что ты пойдешь обедать к Крассу.
— Нет, — устало ответил Цезарь, — я получил новый свиток с трагедиями Софокла. Искусный писарь сделал свою работу почти божественно. Телеф, — обратился он к стоявшему рядом рабу, — принесешь мне этот свиток из библиотеки, когда я закончу обедать.
Помпея опустилась на скамью рядом с ним.
— Скоро в нашем доме будет праздник Доброй богини. Домициана — старшая весталка — уже была в нашем доме. В эту ночь, согласно обычаям, все мужчины и рабы должны уйти из дому.
— Хорошо, — наклонил голову Цезарь, думая о своем, — если этого требуют наши обычаи.
— В прошлом году праздник проходил в доме Цицерона, — напомнила Помпея, — и тогда счастливый знак богов, полученный Теренцией, спас Рим от мятежа катилинариев.
— Конечно, — невозмутимо отозвался Цезарь, — боги помогли Цицерону прикончить Катилину. Наши боги всегда благосклонны к победителям.
Помпея вспыхнула от негодования.
— Клянусь Юпитером, ты неисправим. Ты — верховный понтифик и претор Рима, а насмехаешься над милостью богов.
— Мы все уйдем из дому, — махнул рукой Цезарь. — Только раньше, по-моему, боги были менее привередливы. Но если так нужно, то можешь распоряжаться.
— Завтра днем к нам придут твоя мать, Аврелия, и Домициана.
— Насчет Аврелии я не возражаю. А вот эта старая фурия, Домициана. Постарайся, чтобы она поменьше появлялась в моем доме. Когда я ее вижу, мне становится даже страшно.
— Ты не хочешь, чтобы к тебе в дом приходила старшая весталка, — изумилась Помпея, — поистине ты, Цезарь, исключение для римлян. Приносящая успех и удачу весталка, вошедшая в твой дом, проведет ночь в служении Доброй богине и этим принесет счастье тебе и твоей семье.
— Она мне уже пыталась принести это счастье в прошлом году, когда требовала, чтобы я дал согласие на казнь Постумии, — нахмурился Цезарь.
— Этой блудницы? — оживилась Помпея. — Постумия была неблагочестивой весталкой, а что может быть хуже этого? Разве ты забыл, как она запутала юного Марка Антония? Несчастный юноша не сумел избежать ее любовных сетей.
Цезарь насмешливо посмотрел на Помпею.
— Он не очень уклонялся, — весело сказал Цезарь, выходя из атрия.
В хорошем настроении он вышел в сад. Один из рабов вынес ему тогу, и Цезарь, накинув ее поверх туники, сел на скамью у небольшого фонтана, разбитого в честь Диониса. Раб принес ему трагедии Софокла. Именно в это время ему сообщили о приходе Аттика Помпония.
— Я жду его здесь, — пригласил гостя во внутренний двор Цезарь.
Через несколько мгновений в саду появилась тощая фигура Аттика Помпония.
— Приветствую доблестного представителя рода Цецилиев, — улыбнулся Цезарь, вставая.
— Привет и тебе, любимец римлян, Гай Юлий Цезарь, — серьезно ответил Помпоний, садясь на скамью, — да хранят боги тебя и твою семью.
— Что привело тебя в мой дом, Аттик, — сделал вид, что удивился, Цезарь, — ты уже давно не навещал меня? Хотя именно благодаря тебе я познакомился с последними свитками из Пергома. Признаюсь, твоя книжная лавка — лучшая в городе.
— Я шел в храм Аполлона Понтийского, — солгал Аттик.
Цезарь сделал вид, что поверил.
— Конечно, — кивнул он, — ты благочестив.
Аттик понял, что Цезарь не верит ему, и нахмурился, пытаясь сообразить, как начать неприятный разговор.
— Тебе трудно начать, — сказал Цезарь, не удержавшись от насмешки. — А ведь ты, кажется, хочешь спросить о моем долге?
— Да, — оживился Помпоний, отчего его скучное лицо стало безнадежно унылым, — именно об этом я и хотел с тобой поговорить.
— Аттик, — покачал головой Цезарь, — я должен тебе не так уж много, ты мог бы и не приходить. Другим я должен гораздо больше.
— Они и послали меня сюда, — вздохнул Аттик Помпоний.
— Что, все сразу? — нахмурился Цезарь.
— Да, — уныло сказал ростовщик, — у тебя самые большие в городе долги, почти двадцать пять миллионов денариев.
— Они не верят представителю рода Юлиев? — высокомерно спросил Цезарь.
— Верят, но могут наложить запрет на твое имущество, если ты не вернешь хотя бы часть долга.
— Но почему? Почему такое нетерпение? Я ведь просил немного подождать. Через два месяца, по завершении претуры, я должен получить провинцию.
— Именно поэтому, — пожал плечами Помпоний, — ты уедешь, а долги твои останутся. Еще неизвестно, какая провинция достанется тебе по жребию.
Согласно существующим римским законам, консулы и преторы по окончании исполнения своих обязанностей в Риме имели право на получение провинции в качестве проконсулов и преторов.
— Значит, вы не хотите даже отпускать меня, — изумился Цезарь, — воистину ваш бог Меркурий более велик, чем Юпитер. Алчность и жадность наших римских ростовщиков, кажется, не знает пределов.
— Ты напрасно обижаешься, — мягко ответил Помпоний, — я просто хотел, чтобы ты знал. Тебе нужен будет поручитель, иначе ты не сможешь уехать из Рима. Ты тратил огромные деньги на свое избрание и на бесконечные раздачи хлеба римлянам.
Цезарь все понял. Оптиматов раздражала его популярность в Риме, его авторитет среди римского плебса. А его победы на выборах верховного понтифика и претора Рима окончательно укрепили их в желании остановить его любой ценой. Они смогли найти единственную возможность — его долги. Если он не поедет в свою провинцию, если не сможет вернуться оттуда богатым человеком, оплатить консульские выборы и победить, его карьера закончится здесь, в Риме. Для победы на консульских выборах ему нужны будут огромные деньги. А ведь через два года он уже сможет выставлять свою кандидатуру.[139]
— Что я должен делать? — прямо спросил он у Аттика Помпония.
— Вернуть часть долга, — повторил ростовщик.
— Или… — требовательно произнес Цезарь, — я ведь знаю ваши условия.
— Да, — кивнул Аттик Помпоний. — Помпей вернулся в Рим. Вы не должны его поддерживать. Ни ты, ни Красс.
— А если я его поддержу, вы не выпустите меня из Рима.
— Ты умный человек, Цезарь, — вздохнул Аттик Помпоний, — и знаешь, что во имя блага государства…
— Не надо, — махнул рукой Цезарь, — я все понимаю.
— Кроме того, — осторожно добавил Аттик, — Помпей вряд ли захочет быть твоим союзником после развода с Муцией.
— Я все понял, — усмехнулся Цезарь.
— Что ты решил?
— Выплачу часть долга. Или найду поручителей.
— Да хранит тебя Юпитер, — зло бросил на прощание Аттик Помпоний, — хотя, я думаю, ты не веришь в него.
— А ты, — спросил Цезарь, — ты веришь?
Аттик уже выходил со двора, но этот вопрос заставил его споткнуться.
— Рим держится на вере людей в богов и уважении к устоям государства и его добродетелям, — назидательно сказал ростовщик.
— Государство держится на гражданах Рима, которые уже давно не верят ни римским богам, ни в нашу добродетель, — ответил Цезарь.
— Прощай, — Аттик быстро вышел, словно опасаясь новых слов верховного жреца.
После ухода ростовщика Цезарь долго сидел, задумавшись, пока солнце не скрылось за горизонтом.
В доме уже горели светильники, когда он прошел в свой триклиний. Там его ждала Помпея. Распустив волосы, в небольшой тунике-интиме, она развалилась на ложе.
— Наконец ушел этот противный Помпоний, — капризным голосом встретила она мужа, — римляне справедливо называют его шпионом сената. Что он хотел от тебя? — спросила Помпея.
— Просто говорил о деньгах, — коротко ответил Цезарь. Он никогда не посвящал супругу в свои дела.
— О чем еще может говорить ростовщик, — фыркнула Помпея, — но ты говорил с ним о предстоящем празднестве?
— О каком празднестве? — не сразу вспомнил Цезарь.
— О, Минерва, богиня мудрости, он уже все забыл, — испугалась жена.
— Да, конечно, мы с ним говорили, — сразу вспомнил Цезарь, — он даже обещал помочь. Сколько нужно денег, я дам, но прошу тебя, чтобы после праздника в нашем доме более никогда не появлялась Домициана, — тихо проговорил он, усаживаясь на ложе.
— Ты ведь верховный жрец Рима, — Помпея глядела на Цезаря с изумлением.
