Тина Шамрай - Заговор обезьян
— Ты шо, расстроился? Да, пролетели мимо тазика! Давай найдём другой, — хихикнул вертолётный шофёр. Но беглец шуточку не принял и отпасовать не захотел.
— Ну, так что делать будем, а? — настаивал Анатолий. — Предлагаю трошки переждать… Сегодня ночью на другой поезд не стоит и пытаться!
Ещё бы! Кто орал на весь перрон! Так что сфотографировали их на станции Шилка, сфотографировали. Нет, надо расставаться, расходиться, разбегаться! До утра он как-нибудь пересидит, а утром пойдёт на вокзал и узнает расписание поезда, надо только обязательно переписать названия станций. Можно передвигаться и на перекладных, а для этого помощник совершенно не нужен.
— Спасибо, Толя, но это мои проблемы, и мне придётся их самому, понимаешь, самому решать, — бодро выговорил он и замолк, удивившись, что назвал малознакомого человека по-свойски — Толей.
— А як же! Сам и решишь. Как выберешься, так сразу и решишь. Слышь, я тут одно место знаю, там можно и переждать… — стал строить новые планы Анатолий. Но подопечный уже ничего не хотел и перебил:
— Если ты не будешь против, мы переночуем в машине, а утром…
— Не, в машине нельзя! Зачем в машине? Всегда найдётся любопытный мент: откуда такая, с чужими номерами? Номерами, номерами… — задумчиво бормотал вертолётчик и, вытащив телефон, нажал какие-то кнопки. Трубка отозвалась сразу, и в кабине был хорошо слышен чей-то тенорок: «На проводе! Толик, никак ты?»
— Я, я, Борис Фёдорович! Как вы там? Все живы-здоровы? А мы тут с товарищем недалеко, пустите, как говорится, переночевать? Не поздно? — сразу приступил к делу Анатолий. — Точно, не помешаем? — И голос ответил: — Можно, можно! Ты где, в Шилке? Ну, подъезжайте, чего там…
И, повеселев, шофёр передёрнул рычаг, и мотор обрадовался, зарокотал, готовясь в дорогу.
— Значит, так. Возвращаемся на исходную позицию, едем в сторону Первомайского, в той стороне есть курортик, Шиванда называется, не слыхал? И есть там один надёжный дом… Это как, годится?
«Нет, не годится!» Вот чего-чего, а семейный дом категорически не хотелось.
— Я останусь здесь, — взялся он за ручку дверцы и нажал, и дверца открылась, и снаружи дохнуло холодом…
— Стоять, Буян! — взорвался вдруг вертолётчик. — Не, от шо с тобой делать, а? Связать? Куда ты собрался? Если так свербит, то я сам тебя подвезу к патрульным. Хочешь? Кончай дурью маяться! И закрой дверочку! Холодно ж! Сам курточкой зачехлился, а другие нехай мерзнут? Закрой, закрой, у нас с тобой и разговор секретный!
И пришлось захлопнуть дверцу. Только это не отменяло всего остального.
— Но ты ведь понимаешь, мне лишние контакты совершенно ни к чему! — досадовал беглец.
— А какие контакты? Мы зараз в таких местах, шо таких принцев, как ты, знать не знают. А в Шиванде комнаты сдают отдыхающим. Побудешь сутки отдыхающим, закроешься себе в комнатке, выспишься. Место тихое, на отшибе… Правда, не Канары, но везти тебя на острова, извини, зараз нет никакой возможности! — ёрничал благодетель. И лицо его, в неясном свете от приборной доски, было злым и насмешливым.
Нет, вертолётчик что, совсем ничего не соображает?
— Ты ведь можешь подставить своего знакомого, и подставить очень серьёзно?
— А ты когда в Улятуе отлёживался, Дорку с бабкой не подставлял? Нет?
Благодетель был беспощаден, но пришлось признать: напросился сам. А тот, уловив его вздох, стал зачем-то оправдываться:
— Другого выхода нет. А тут надо срочно в Читу отъехать, понимаешь?
— Понимаю. Вот и не зачем тебе ввязываться в чужое дело…
— Дело-дело — ехало-болело! Так я ж приеду! Ты токо трошки почэкай… Ну, подожди немного, я что-нибудь придумаю. А хочешь, давай прямо зараз в Читу? У меня и пересидишь, а? У меня, знаешь, подвал такой здоровенный…
— Давай! Давай прямо к воротам следственного изолятора, — вспыхнул беглец.
— Ну, не получилось сегодня с поездом, так шо ж теперь вешаться, топиться?
«Такая возможность сегодня уже рассматривалась» — пробормотал подопечный. А шофёр, не слушая, рассуждал дальше:
— Оно ж так и бывает, когда с колёс… Ты как надумаешь в другой раз в бега податься, дай знать, я заранее план составлю.
— Хорошо, в следующий раз обязательно согласую с тобой, — отвернулся беглец. За стеклом не было ничего, только темень, холод, неизвестность…
— Ну, от и договорились. Поехали! А то спать охота, — для наглядности Анатолий ещё и коротко зевнул.
И что отвечать вот такому? Остаётся только удивляться самому себе: надо же, как легко сдался! И вот теперь сидит, сжался, трясётся весь: а вдруг шофёр передумает и выкинет из машины. Слаб человек! Неужели он так боится остаться один? Странно, за решёткой это было самым заветным желанием, а здесь, на воле, нужна чья-то спина, чьё-то плечо, даже вот такое ненадёжное. Но ведь, в самом деле, если не было сообщений, то и опасности для людей нет, так ведь, уговаривал он себя, пока машина тряслась по тёмной дороге. Но тревожный свет фар, но гул моторов, но всколоченные мысли ничего хорошего не обещали. Но что всё-таки за дом, куда везёт его этот бесшабашный человек.
— Не хочешь рассказать, кто этот Борис Фёдорович?
— А Фёдорович землячок мой, тоже работал на Северах… Под следствием был, шо-то они со своим начальником не то списали… Начальника отмазали, ну, заодно и Фёдоровича… А зараз строительными подрядами занимается, но так, по мелочёвке. Короче, крутится человек! Он, конечно, куркуль, из таких, знаешь, шо своего никогда не упустят, но не опасный… И, шо характерно, детей там нэма… А бабы есть! Жену Фёдоровича зовут Нина… Нина Васильевна. Есть там тётка Нинкина в годах… Ну, тебя ж, я думаю, не надо учить, как с женщинами обращаться? А хочешь, так и научу, — рассмеялся Анатолий.
Надо же, как человек быстро перезагрузился. Да и что шофёру-вертолётчику переживать!
— А что ты обо мне скажешь? Как они, собственно, отнесутся к тому, что ты ночью привезёшь в дом чужого человека?
— Так я ж тебе десятый раз говорю: они комнаты сдают отдыхающим. Ферштейн? А шо скажу? Та шо-нэбудь скажу. И не вибрируй ты так! Ты людей не бойся, бойся — нелюдей… От побачишь, усэ будэ путём! — перешёл на свой суржик Анатолий. А потом и вовсе стал бодрить анекдотами на украинском. Только зря старался! Все силы подопечного уходили на примирение с самим собой, со своей слабостью и неуверенностью.
К дому Бориса Фёдоровича Пинчука они подъехали во втором часу ночи. Двор и дом в этот поздний час были ярко освещены. Как только машина остановилась, калитка будто сама собой распахнулась, и в проёме показался хозяин. Он был невысоким, лысым, в клетчатой рубашке навыпуск. Пока там выясняли: оставить машину за воротами или загнать во двор, беглец осмотрелся. Он ещё на подъезде к дому снял очки, но и без них видел, что двор окружают огромные сосны, и кажется, большой двухэтажный дом стоит в лесу. Это замечательно, определил он и успокоился.
— Да вы проходите в дом, проходите. Спиногрызов я загнал, не тронут, — приглашал хозяин. Но как только они пересекли двор, сбоку от крыльца в железной клетке забесновались собаки. Их было две или три, но лаяли они свирепо, как целая свора. И вертолётчик вдруг пошёл прямо на клетку, и что-то такое сказал собакам, и те сразу стихли и только радостно взвизгивали.
— Ты по-каковски, Толик, с ними разговариваешь — обернулся с крыльца хозяин. И тот рассмеялся: «А по-собачьи, Фёдорович, по-собачьи!»
— Давайте скоренько, скоренько… Токо, мужики вы тут, на веранде, разуйтесь. Ты ж, Толик, знаешь, Нинка такой порядок завела, чтоб в дом разувшись заходили, — суетился хозяин. А потом открыл дверь, и они очутились в такой большой комнате, что в ней терялись и шкафы у стен, и два дивана, и большой стол недалеко от лестницы, ведущей на второй этаж.
— К столу, к столу, — приглашал хозяин. А в спину подталкивал ещё и вертолётчик: давай, садись.
— Вот, Борис Фёдорович, знакомься: компаньон мой, Николай. Прошу если не любить, то жаловать! — и подмигнул подопечному: вот так вот!
Компаньон? А что! Вместе в один изолятор и загремят. Но как это объяснить вот такому непробиваемому?
— Ну да, ну да, — рассматривал хозяин гостей. — Давненько, Толик, ты к нам не заглядывал. Ну, и как оно?
— Пока — ничего. А у тебя как, идут дела?
— Да что мы! Это у тебя дела, а у нас так — делишки! Ну, а жизнь-то там, в Чите?
— Так жизнь теперь бекова: нас емают, а нам — некого, — хохотнул Анатолий.
— Тебе некого? Ну, ну! Слыхал, всё богатеешь? А что ж тогда сам и на самосвале?
— Народ в отпусках, приходится самому крутить это… — И шофёр-вертолётчик показал руками, как вертит баранку.
— Ну да, ну да! А вот и Нина Васильевна! — встрепенулся Борис Фёдорович, увидев женщину в халате, что вышла из дальней двери. Из-под халата у неё виднелась ночная сорочка. С постели её подняли, что ли?
