Игорь Гергенрёдер - Тень и источник
Оперработник, читая, сказал «ага» – по поводу двух фамилий – и стал расспрашивать о студентах, достав блокнот, записывая. Когда вопросы исчерпались, Вячеслав приглушённо выговорил:
– Как теперь насчёт меня?.. Материал пойдёт в партийные инстанции?
Работник КГБ, казалось, обдумывал положение. Затем промолвил с видом человека, который хотел бы доброго исхода:
– Если за вами не откроется чего-то более серьёзного и сами себе не навредите, вся информация останется у нас. О нашей беседе никому говорить не надо, – закончил тоном дающего весьма полезный совет и закрыл папку. Какое-то время царила тишина. – Подумайте на досуге... может, умолчали о чём-то, – дружески сказал оперработник. – И, конечно, в ваших интересах – не таить, если при вас выскажутся, а подстраховаться. – Черкнув в блокноте, вырвал листок, протянул: – Звоните.
Слотов робко поинтересовался, кого спросить, и услышал:
– Бориса Андреевича.
* * *Он вышел на улицу в сильном нежелании увидеть кого-нибудь знакомого. И очутился под дождём. Укрывшись в павильоне троллейбусной остановки, глядел, как бьются об асфальт крупные капли. В подкативший троллейбус не сел – хотелось уединения. И мороженого. Лишь дождь приутих, Слотов добежал до улицы Вальню, купил пломбир и, войдя в Центральный универмаг, стал есть. В возбуждённом сознании мелькали сцены, фразы, мысли... «Сладкий привкус благополучия» – заголовок репортажа о том, какое общедоступное лакомство мороженое, какие его сорта предлагаются рижанам. Автор Павел Раль пишет ёмко, непринуждённо, у него есть чему поучиться. Сейчас вдруг родилось «плавный в обращении» – определение, которое как нельзя более подходило представительному, неторопливому Ралю.
Портреты теснили один другой. Внештатник Бутейко – говорливый и при этом мрачноватый. Его все зовут Эдиком, в его материалах бывает много воды, из-за сокращений он обижается, неуклюже скрашивая это как бы шуткой. Однажды, расстроенный тем, что его корреспонденцию урезали до заметки, сказал:
– Методы Пиночета, ёлки-палки!
На что Раль отозвался:
– Смотри, Эдик, накличешь – свой Пиночет появится.
Интересно, а об этой фразе просигналили в КГБ?.. Потрясение от беседы с гэбэшником не отпускало – Слотов скитался по улицам допоздна, мысленно опять и опять видя людей редакции. Александр Куличов, коренастый, русоволосый, с грустным лицом, недоволен, что комсомольская жизнь в коллективах, которую он должен освещать, «потухает из-за формализма». Как-то, сидя в кабинете Романа Вальца, посетовал: на дизельном заводе прошло очень скучное комсомольское собрание – «всё только по шаблону, всё ради отчёта». Вальц знал тамошнего комсомольского секретаря и порывисто сказал, что он дурак, – сверкнув глазами, ожидая возражений. Но Куличов, напротив, согласился.
Сотрудница его отдела Илона казалась замкнутой; по-видимому, её донимало одно: они с мужем не имели своей квартиры, а снять жильё удалось пока лишь очень далеко и от редакции и от места работы мужа.
Завотделом культуры Алексей Мигулин, приветливый, с тихим приятным голосом, по виду был не способен его повысить. Мигулин не касался острых вопросов, а когда при нём их касались другие, не вставлял замечаний. Человек с внешностью истого интеллигента не давал повода сказать, что он не в ладу с действительностью. Вот кого следовало бы взять за образец – если б только представить раньше, что в КГБ могут дотошно собирать информацию о разговорах студента... Теперь неважно, кто сигналил. Главное – угроза сигналов и необходимость отмыться.
В объяснительной он не упомянул о Вальце и позднее подумывал, не дополнить ли её. Но то, что Роман Маркович, весьма авторитетный в его глазах журналист, доволен им, питает к нему симпатию, удерживало Слотова. Жизнь, однако, напомнила ему, от чего зависит его судьба. Он принёс Вальцу корреспонденцию, а тот слушал Павла Раля, который с группой народного контроля провёл рейд по магазинам, обнаруживая: вина продаются с надбавкой на госцены, разницу продавцы кладут в карман. Более всего их попалось на вине «Фетяска», и Раль озаглавил репортаж «Фетяска» терпит фиаско».
– Пьющие мужики тебе поклонятся, – рассмеялся Вальц. – Уж они знают, что это такое, когда на бутылку восьми копеек не хватает! Но в другой ситуации проклянут – если подловишь ночных торговцев водкой.
Роман Маркович весело поглядел на Раля, на Слотова.
– Чем социализм отличается от капитализма? При капитализме всё продаётся, всё покупается. При социализме всё покупается, хотя не всё продаётся. Чего нельзя купить за деньги, можно купить за о-очень большие деньги!
Вячеслав сдержанно улыбнулся. Раль бросил на него взгляд, сказал, также улыбаясь: – Всё тот же Маркс: «Товар – деньги, деньги – товар», – и ушёл к себе. Вальц взялся читать материал Слотова.
Он мешкал несколько суток, не мог заснуть; никогда продавленная койка общежития так не раздражала его. Поднимаясь измученным, выжимал из себя дружелюбие к соседям по комнате. Кто бы знал, как ему не хотелось писать о Вальце! Начал докладную сообщением о студенте, блеснувшем анекдотом. На международной выставке промышленных изделий, на самом видном месте, появилась кучка г... Заподозрили советскую делегацию, вызвали её руководителя: «Кто-то из ваших сделал?» Тот поглядел на г... и отвечает: «Мы выставляем продукцию лишь со Знаком качества. Где он здесь? А на нет и суда нет!»
Вячеслав нахмурился, прежде чем добросовестно описать эпизод с Вальцем и Ралем. Чтобы позвонить, не пришлось доставать листок с номером: он засел в голове. Мужской любезный голос ответил: Бориса Андреевича нет, позвоните, пожалуйста, через часик.
Во второй раз, как и в первый, в трубке прозвучало лаконичное «Да!» Потом её взял Борис Андреевич. Слотов назвал свою фамилию.
– Что-то есть? – спросил оперработник тоном недосказанности, как спрашивают посвящённого.
– Кое-что. Вы же мне сказали, что если при мне будут говорить что-то такое... – Слотова словно тянуло оправдаться.
– Хорошо, давайте встретимся завтра... – гэбэшник с минуту раздумывал и продолжил, – в гостинице «Рига», в четыре. Скажете администраторше, что вас ждёт замдиректора, она покажет, куда пройти.
Когда Слотов переступил порог кабинета, замдиректора встал из-за письменного стола, переглянулся с Борисом Андреевичем, сидевшим на диване, и вышел. Сотрудник КГБ на сей раз имел при себе не папку, а вместительный, явно заграничный портфель: в уме студента он непроизвольно связался с кухней гостиницы.
Приглашённый присесть, Вячеслав расправил на столе сложенный пополам лист.
– Уже написали... – одобрил Борис Андреевич, садясь за стол и беря бумагу. Окончив чтение, взглянул цепко: – Вальц нехорошо посмеивается.
– У него привычка острить, – вступился Слотов. – Он – завсектором науки, и ему приходится видеть, как научные разработки, которые могут давать огромный эффект, его не дают. Внедрению мешают помехи. Он досадует и находит отдушину...
Студента слушали, не останавливая, и он принялся хвалить Вальца за познания, за умение проникать в суть проблем.
– А какое отличное эссе у него – «Роскошь общения!» – Вячеслав лицом и голосом выразил важность того, что его восхитило.
Борис Андреевич отреагировал с усиленным вниманием:
– О чём написано?
– Раскрывается сущность характера, которому всё время нужна самопроверка, – начал Слотов о публикации, каковую вырезал и хранил, так она ему понравилась. – Человек в каком-нибудь явлении открывает что-то для себя, и его волнует – как это оценивают другие. Положительный отклик, хоть самый беглый, дорог ему. Человек ищет отклика, страдает, если вокруг нет понимающих. Внимание людей, в чьём уме можно не сомневаться, для него роскошь...
Борис Андреевич усмехнулся:
– И как с этим у Вальца?
– У него есть друзья. В эссе он говорит о друге.
Сотрудника КГБ заинтересовало, кого Слотов знает, и он назвал художника Виктора Пчелина. Тот нередко заходил в редакцию к Роману Вальцу, иногда приносил пиво и угощал и друга, и практиканта. Вячеслав не умолчал о другом частом госте по имени Даниил, о котором слышал, что он физик. Несколько раз Слотов видел его и в университете.
– Знаем, кто это, – сказал Борис Андреевич, быстро писавший в блокноте. Оторвавшись от него, обратился к студенту с видом доверия и просьбы: – Помогите нам! О чём с ними Вальц говорит, что они ему отвечают...
Слотов, полагая, что своими показаниями уже заслужил прощение, осмелел. Душа требовала обелиться перед Романом Марковичем.
– Вальц – не антисоветчик. Он не желает вреда стране.
– С вашей помощью и разберёмся, – подхватил со скрытой иронией сотрудник КГБ. – На него не вы нам глаза открыли, он не со вчерашнего дня поскальзывается. Но чтобы указать ему на ошибки, провести профилактику, мы ещё недостаточно знаем о нём. – Борис Андреевич добавил мягко: – Мы не просим наводить его на разговоры... Заговорит сам – запомните. Не больше.
