Александр Чагай - Каро-Кари
Он задержался в дверях и обернулся. Талдашев смотрел ему вслед с нескрываемой ненавистью.
* * *Одно из помещений в посольстве называется «референтурой» – там готовятся шифрованные сообщения. Они отправляются с помощью радиосвязи, то есть «верхом», по воздуху, и этим отличаются от обычной корреспонденции, пересылаемой дипломатической почтой. Вход в референтуру преграждают массивные стальные двери. Внутри – аппаратура, отдельные комнаты для дипломатов, «ближних» и «дальних соседей» («дальними» окрестили сотрудников военного атташата). Без окон, освещение искусственное. Маленькие бюро отделены друг от друга перегородками, чтобы нельзя было подсмотреть за «творчеством» соседа. «Телеги», то есть, шифртелеграммы, по старинке пишутся от руки, в блокнотах. О компьютерной технике, обеспеченной надежной защитой, здесь не мечтают. Рукописный текст правится и утверждается главой миссии, а затем передается шифровальщику, который ломает голову над доставшимися ему каракулями.
В референтуре – вторые секретари: Дмитрий Ромадин (только прибыл и пока еще плохо разбирался в местных реалиях) и Николай Реутов, местный старожил. Ручки и блокноты отложены, говорят об Афганистане – одной из самых больных и чувствительных тем.
– Всыпали им по первое число, – с удовольствием заметил Реутов. – Так им и надо…
– Ты о ком? – не понял Ромадин.
– Да о талибах. О ком же еще. В Талукане прижали. Деньги к ним рекой льются, из Катара, Саудовской Аравии, Эмиратов, отовсюду оружие поставляют… Но власть пока взять не получается.
– А может, будет лучше, если возьмут? Хоть кто-то щелкнет американцев по носу. Разве плохо? К тому же, если талибы не победят, то победят игиловцы.
– В этом смысле ты прав, – согласился Реутов. – Кто бы из них ни взял верх, америкашки увидят небо в алмазах. Есть еще и такой вариант: игиловцы и талибы сейчас собачатся, а потом возьмут и объединятся. Все же одним миром мазаны.
– А нам от этого хуже не будет? – принялся размышлять Ромадин. – Что потом делать? Янки уберутся на свой континент, а мы с этими исламистами под боком останемся…
Оба замолкли, когда дежурный впустил в комнату Ксана. Минут пятнадцать он просматривал шифровки, делал выписки в служебную тетрадь. Затем расписался в книге посещений. Подождав, пока не лязгнула дверь, дипломаты продолжили беседу.
– Ксан, – хихикнул Ромадин. – Что за имя. Как у девчонки… Ксан, Ксанка… Как в «неуловимых»[5].
– Ты с ним особо не шути.
– А что?
– Яйца открутит.
– Он из «ближних»?
– У нас тут не принято расспрашивать. – После паузы Реутов признался. – Да, ты правильно догадался. В Пакистане не новичок, не первая командировка. Специалист. – Это было сказано с уважением. – Прислали, когда по чеченами указиловка пришла. Сверхштатная единица. На совещания посла почти не ходит, только к своим на третий этаж шастает.
– Живет не в посольстве.
– На вилле.
– Значит, из «ближних», четкий критерий.
– Вообще-то, это не такой уж показатель, – наставительно заметил Реутов. – Так в дипкорпусе считают – если русский живет в городе, значит, из «соседей». Чаще всего так и есть. Но на самом деле всякое бывает…
– Все равно они на особом положении. Захотят – уедут, захотят – приедут. Не докладывают, не объясняют. Мне Караваев говорил. Мы-то обязаны каждые три часа отзванивать и сообщать – нахожусь, мол, в сортире гостиницы «Марриот», ссу. В смысле – писаю. Пидоры пока не приставали. А этим вопросов не задают и всегда выпускают из посольства. В городе живут. А мы тут кукуем. – Ромадин говорил с горечью. – Обо всем все известно. Все просматривается и прослушивается. Как на ладони. Никакой личной жизни. Соображения безопасности. Тьфу!
– Проблема безопасности существует. Про Рычкова слыхал?
– Нет.
– Он тоже из «ближних» был, Слава Рычков. Хороший парень, добрый. Я не знаю, чем он там точно занимался, но думаю: чеченов отслеживал.
– И они его?… – взволнованно прошептал Ромадин.
– Слава с семьей в Лахор ездил. Ну, ты знаешь – триста километров на юго-восток, большой город, много исторических памятников, магазины и прочее. Прямо у торгового центра, когда все уже в машине сидели, ему пистолет под ребра – вези куда скажут. Двое мужиков, может, дакойты[6]. Ну, решил – тачку угоняют. За детей перепугался, сопротивляться не стал – тачка казенная, застрахованная. Выехали за город, там их вышвырнули из машины, Славу и Светку с детьми. Только Рычкову еще пулю добавили. Так что с безопасностью здесь проблемы, Дима.
– Ничего себе. В посольстве безопаснее?
– Не факт. Захотят – везде достанут. Хошь не хошь, а за наши крепостные стены нос высовываешь. Полноценно работать, когда живешь в компаунде, трудно. Квартиры – что конуры, принять, пригласить никого не имеем права, стыдно, да и секретность долбаная. Тебя приглашают, а ты не можешь. Ну и тебя перестают. Вот и пишешь по газетам. А родная внешняя политика в дерьме.
* * *Покинув референтуру, Ксан спустился на первый этаж, прошел узким коридором, толкнул неприметную дверь и оказался в той части административного корпуса, где трудились «ближние». Прочие сюда не заходили – разве что руководители посольства по особому приглашению шефа резидентуры. Скажем, отметить 20 декабря – День внешней разведки.
По крутой лестнице можно было подняться в изолированные и дополнительно защищенные от внешних систем наблюдения и прослушивания помещения третьего этажа. В одном из них был оборудован кабинет резидента. Алексей Семенович Старых человеком был малоприметным. Лет около пятидесяти, но выглядел старше. Невысокого роста, сутулый, морщинистое лицо, неизменная сигарета. Глядя на него, трудно было предположить, что он занимает солидный и ответственный пост, представляя разведслужбу в 200-миллионной стране, обладающей ядерным оружием и расположенной на передовой линии антитеррористического фронта.
Старых редко улыбался, и многие считали его неприветливым. По распространенному мнению, это профессиональная черта: мол, контрразведчик постоянно начеку, всех подозревает, что сказывается на внешности. В действительности бывает по-разному. Старых нравилось предугадывать поведение людей, использовать их слабости и недостатки. Однако по натуре он не был злым, и если имелась возможность, всегда приходил на помощь.
Несмотря на возраст, Алексей Семенович сохранял энергичность и подвижность, решения принимал быстро и самостоятельно.
Его побаивались и уважали. Старых много работал и располагал всей полнотой информации. Как и его подчиненные, он пользовался посольской «крышей» и фигурировал в дипломатическом листе в качестве советника. Это была всего лишь должность – дипломатического ранга у Старых не было, да он в нем и не нуждался.
Не в пример большинству своих сотрудников он жил на территории компаунда, в скромной двухкомнатной квартире. Считалось, что резидент должен заниматься стратегическими вопросами, плести паутину шпионской сети, а не вкалывать в «поле». Правда, работа в «поле» имела свои плюсы. Ксан и многие его коллеги, включая атташе, третьих и вторых секретарей, устраивались со всеми удобствами в просторных особняках, с прислугой и сторожами. Это было необходимо для выполнения профессиональных заданий, а заодно позволяло жить подальше от склок и сплетен, столь характерных для замкнутого мирка российского посольства.
Старых запрашивал центр о возможности аренды для себя городского дома, соответствовавшего его уровню, но регулярно получал отказы. Трудно сказать, насколько Алексей Семенович переживал по этому поводу. В Исламабад он приехал один, без жены, ей был противопоказан местный климат. У него была взрослая дочь и маленькая внучка-школьница, к которой он был очень привязан. Звонил ей и подолгу беседовал, прогуливаясь по посольским аллеям с прижатым к уху мобильным телефоном. Лишь в этих случаях его лицо становилось живым, улыбчивым, и шагал он энергично, расправив плечи, и даже казался выше собственного роста, а росту он был ниже среднего.
В остальное время Алексей Семенович сохранял пасмурный вид, личных отношений ни с кем не поддерживал и приватных бесед не вел. Если кто-то пытался вызвать его на такого рода общение, то быстро понимал свою ошибку. На вопросы Старых отвечал односложно или вовсе молчал, заставляя собеседника почувствовать себя неловко и неуютно.
Однажды Ксан присутствовал при неприятном разговоре между Старых и послом. Это случилось месяца через три после приезда резидента в Исламабад. Особого впечатления Алексей Семенович на главу миссии не произвел. Невзрачный, одевавшийся явно не дипломатическим манером: помятые костюмы из дешевой ткани, темные рубашки и неброские галстуки, да еще какие-то несуразные и совершенно не «протокольные» мокасины. Сам Харцев всегда выглядел безупречно, в идеально сшитых темно-синих или серых тройках, белых или светло-голубых рубашках. Шелковые, ручной работы галстуки тщательно подбирались.
