Том Клэнси - Охота за «Красным Октябрём»
Тейт внезапно понял, как непросто иметь дело с русскими. Образование и годы службы на флоте учили его, что эти люди – враги. Но какое значение это имело сейчас? Много лет назад Тейт дал клятву лечить людей независимо от обстоятельств. Неужели они могут подумать, что он даст умереть их соотечественнику только потому, что он русский?
– Господа, я хочу, чтобы вы поняли, что мы обеспечиваем вашему матросу наилучший уход, применяем самые современные методы лечения, имеющиеся в нашем распоряжении. Мы ничего не скрываем. Если существует хоть какая-то возможность вернуть его вам живым и здоровым, мы найдём её. Но я ничего не могу обещать.
Русские понимали это. Ожидая инструкций из Москвы, Пешкин поинтересовался прошлым Тейта и узнал, что при всём своём религиозном фанатизме он весьма опытный и честный врач, принадлежит к числу лучших медицинских светил, состоящих на государственной службе.
– Он говорил что-нибудь? – спросил Пешкин, скрывая интерес за маской равнодушия.
– При мне – нет. Джейми говорит, что сразу как только матроса начали согревать, он немного что-то бормотал в полусознательном состоянии. Разумеется, мы записали это на плёнку и дали прослушать запись офицеру, владеющему русским языком. Что-то о девушке с карими глазами, но очень невнятно. Возможно, это его любимая – он привлекательный юноша, у него, наверно, осталась дома девушка. Впрочем, слова были совершенно неразборчивыми. Человек в его состоянии не имеет представления о том, что происходит.
– Можно прослушать эту магнитофонную запись? – спросил Пешкин.
– Да, конечно. Я пришлю её вам.
Из-за угла появился Джеймисон.
– Все в порядке. По кубику кефлина каждые шесть часов. Надеюсь, это поможет.
– А что с его руками и ногами? – спросил Смирнов. Капитан знал про опасность обморожения.
– Это нас не беспокоит, – ответил Джеймисон. – Его пальцы обложены ватой, чтобы предупредить мацерацию[28]. Если он переживёт ближайшие несколько дней, у него появятся волдыри и, возможно, произойдёт потеря кожного покрова, но сейчас нас это заботит меньше остального. Вы не знаете, как его зовут? – Пешкин резко повернул голову. – Когда его привезли к нам, на нём не было ничего, что позволило бы произвести опознание. Не было ни названия корабля на одежде, ни личного знака, ни бумажника, ни даже монет в карманах. На начальном этапе лечения это значения не имеет, но хорошо бы отыскать его медицинские документы. Всегда полезно знать, подвержен ли он аллергии, лечили ли его от каких-то болезней. Не хотелось бы, чтобы он впал в кому из-за аллергической реакции на какие-нибудь лекарственные препараты.
– Во что он был одет? – спросил Смирнов.
– На нём был резиновый спасательный костюм, – ответил Джеймисон. – У парней, которые нашли его, слава Богу, хватило здравого смысла оставить все, как есть. Я разрезал костюм и снял его. Под костюмом были брюки, рубашка и носовой платок. Разве матросы у вас не носят личных опознавательных знаков?
– Как же, носят, – кивнул Смирнов. – Как его обнаружили?
– Насколько мне известно, это произошло по чистой случайности. Патрульный вертолёт с фрегата заметил его в воде. У них на борту не было спасательного снаряжения, так что они пометили место пятном краски и вернулись на корабль. Боцман вызвался лететь с ними. На вертолёт погрузили боцмана и надувной плот, и он полетел обратно. Следом шёл фрегат. Боцман надул плот, выбросил его из вертолёта, а потом спрыгнул и сам. Ему чертовски не повезло. Он неудачно приземлился и сломал обе ноги, но всё-таки сумел втащить вашего матроса на плот. Тут подошёл фрегат, так что через час их подобрали. Затем обоих доставили прямо сюда.
– А как сейчас боцман?
– С ним всё будет в порядке. Левая нога не очень пострадала, а вот на правой сложный перелом берцовой кости, – пояснил Джеймисон. – Через пару месяцев он поправится. Впрочем, на некоторое время ему придётся воздержаться от танцев.
Русские считали, что американцы намеренно сняли со спасённого матроса все средства опознания, а вот Джеймисон и Тейт полатали, что русский моряк сам выбросил личный опознавательный знак, надеясь попросить политического убежища в Америке. На шее осталась красная полоса, свидетельствующая о том, что цепочка, на которой был знак, сорвана с силой.
– Если позволите, – произнёс Смирнов, – мне хотелось бы повидать вашего боцмана.
– У нас нет возражений, капитан, – кивнул Тейт. – Это очень любезно с вашей стороны.
– Он, должно быть, мужественный человек.
– Просто моряк, исполняющий свой долг. Ваши люди в аналогичных условиях наверняка сделали бы то же самое. – Тейт не был в этом уверен. – Между нами могут возникать разногласия, господа, но для моря мы все равны. Море готово погубить всех, независимо от флага страны, которую мы представляем.
Пешкин снова подошёл к окну палаты, пытаясь разглядеть лицо лежащего.
– Можно посмотреть на его одежду и личные вещи? – спросил он.
– Конечно, но это почти ничего вам не даст. Он кок. Это все, что мы о нём знаем, – ответил Джеймисон.
– Кок? – Пешкин повернулся к лейтенанту.
– Офицер, который прослушивал магнитофонную запись – он, разумеется, сотрудник спецслужб, – так вот этот офицер посмотрел на номер, нашитый на его рубашке, и сказал, что такой номер бывает только у кока.
Личный номер из трех цифр указывал на то, что пациент принадлежал к вахте левого борта и что по боевому расписанию его место было в группе борьбы за живучесть. Джеймисон не мог понять, почему у русских номера носили все рядовые матросы. Может быть, это имеет какое-то отношение к нарушениям дисциплины? Он заметил, что лоб Пешкина почти упирается в стекло.
– Доктор Иванов, вы хотите принять участие в лечении пациента? – спросил Тейт.
– Это разрешается?
– Да.
– Когда его выпишут? – поинтересовался Пешкин. – Когда с ним можно будет поговорить?
– Выпишут? – Джеймисон не скрывал изумления. – Сэр, единственный вариант, при котором он сможет покинуть эти стены раньше месяца, это в гробу. А вот что касается вопроса, когда он придёт в сознание, – на это ответить трудно. Больной в критическом состоянии.
– Но ведь нам нужно поговорить с ним! – запротестовал сотрудник КГБ.
– Господин Пешкин. – Тейт повернулся и посмотрел на него. – Я понимаю ваше желание как можно быстрее побеседовать со своим матросом, однако сейчас это мой пациент. Мы не сделаем ничего, повторяю, абсолютно ничего, что может отрицательно сказаться на его лечении и выздоровлении. Мне приказали прилететь сюда и заняться им. Насколько мне известно, приказ исходит из Белого дома. Итак, дело обстоит следующим образом. Доктора Джеймисон и Иванов будут помогать мне, но сейчас всю ответственность за жизнь пациента несу я, и моя задача заключается в том, чтобы он вышел из госпиталя живым и здоровым. Всё остальное подчинено этой цели. Вам пойдут навстречу во всём, уверяю вас. Однако распоряжаюсь здесь я один. – Тейт помолчал. Дипломатия не была его призванием. – Если вы пожелаете посменно дежурить здесь, я не буду возражать. Но вам придётся следовать правилам, установленным в госпитале. Это означает, что вам придётся тщательно мыть руки, носить стерильную одежду и выполнять указания дежурной медсёстры. Согласны?
Пешкин кивнул. Американские врачи в своём самомнении равняют себя чуть ли не с Господом Богом, подумал он.
Джеймисон, углубившийся в изучение распечатки анализа крови, не обратил внимания на разговор.
– Вы можете сказать мне, на какой подлодке он служил? – спросил лейтенант.
– Нет, – поспешно ответил Пешкин.
– Что ты имеешь в виду, Джейми?
– Падение лейкоцитов и некоторые другие симптомы указывают на радиационное заражение. Основные симптомы могут быть скрыты за общей картиной гипотермии. – Джеймисон посмотрел на русских. – Господа, нам необходимо знать правду. Он служил на атомной подлодке?
– Да, – ответил Смирнов, – он служил на лодке с атомным двигателем.
– Джейми, отнеси его одежду в отделение радиологии. Пусть проверят пуговицы, молнию и все металлические части на радиацию.
– Хорошо. – Джеймисон отправился за одеждой пациента.
– Нам можно принять участие в этом? – спросил Смирнов.
– Да, сэр, – отозвался Тейт, силясь понять, что же это всё-таки за люди. Матрос чудом спасся с атомной подлодки, почему же они не сказали об этом сразу? Неужели они не хотят его выздоровления?
Пешкин думал о своём. Выходит, американцы не знали, что матрос служил на атомной подлодке? Конечно, они пытались выудить у Смирнова, что парень спасся с подводного ракетоносца. Старались запутать ситуацию этими разговорами об атомном заражении. Пациенту от этого ни тепло, ни холодно, зато собьёт с толку классового врага. Ловкий манёвр. Сам он никогда не сомневался, что американцы не дураки. А ведь через час надо докладывать в посольство – о чём? Откуда ему знать, что это за матрос?
