Лесли Уоллер - Посольство
Глядя на нее, Джейн не могла произнести ни слова.
– Сейчас все обстоит так, что я просто схожу с ума, – сказала Лаверн равнодушным тоном, будто говорила о ком-то другом. – Раздвоение личности? Я хочу быть не здесь, а в Калифорнии со своей семьей. И самое худшее то, что Нед… – Она остановилась. – Я обещала не отнимать у вас более десяти минут, Джейн. – Она вымученно улыбнулась. – Может, мне заглянуть завтра утром к вам в офис? Вы дали бы мне эти фамилии.
Джейн кивнула.
– Да, да, конечно.
Внезапно Лаверн почти беззвучно зарыдала. Никто в баре, кроме Джейн, этого не заметил.
* * *Гостиную с большими окнами сделали центром управления воскресным приемом. Именно здесь Бел Крастейкер и Пандора отвечали на звонки по специальным линиям RSVP, хотя теперь телефоны звонили редко. Именно здесь обсуждали последние подробности обслуживания приема с человеком из «Ходгкинс и дочь». А теперь на закате здесь сидела Пандора, вглядываясь через огромные окна в лужайки и сад, которые в воскресенье к этому времени будут наполнены факелами, музыкой и людьми.
Она слабо представляла, как работает канцелярия, хотя и знала, что к шести часам вечера в пятницу уже не услышит гула часов. Она вынесла все это, а теперь словно неслась, как в бобслее на бобе, вниз под гору, не ощущая своего веса – из сегодняшнего дня к Четвертому июля. Это напомнило ей…
Сначала ей сказали, что частные фейерверки недопустимы. Но, конечно, если бы она спросила у начальников и специалистов, особенно в канцелярии, ее бы заверили, что нельзя и ужинать в саду. Такова была, по мнению Пандоры, природа мелких людишек – все время нет, нет и нет.
Что же до фейерверков, то ей, в конце концов, удалось найти человека в посольстве, в протокольной секции, который оформил разрешение. Теперь оставалось только выбрать компанию, которая все организует. Таких было три, все за пределами Лондона, и ни одна не отвечала на ее звонки.
– Неподходящее время года, – объяснила ей по телефону одна услужливая девушка. – Мы теперь до осени почти не будем работать. А там День Гая Фокса.
Эта фраза ничего не объясняла Пандоре. Поэтому она продолжала действовать. Взяв список адресов, она выбрала номер и повернулась к телефону, который вдруг зазвонил.
Пандора взглянула на часы. 5.55 вечера, пятница. Если это еще один отказ прийти на прием, она просто расплачется.
– Будьте любезны, можно поговорить с миссис Фулмер? – сказал мужчина с американским акцентом. Если это кто-то из канцелярии, она абсолютно наверняка расплачется.
– Это я. Чем могу помочь?
– Миссис Фулмер, это Пенденис Энспечер из политической секции.
– Дэннис, я сейчас очень занята.
– О, это недолго, миссис Фулмер. Это по поводу видеопленок.
Пандора положила трубку, отвернулась и сжала свои крохотные кулачки изо всей силы, так что они даже задрожали. Она слышала, что он продолжал говорить. Немного погодя она снова приложила трубку к уху.
Пандора представила себе Пендениса Энспечера, бывшего ученого, судя по его противному голосу. Евнух из «Лиги плюща». Садист. Бабуин. Чудовище!
– Да, мистер Дэннис.
– Пенденис Энспечер, миссис Фулмер. Я хотел сказать, мы только что получили разъяснение из госдепа. Боюсь, вы не знаете о том, какие противоречивые толки вызвали эти пленки в конгрессе, миссис Фулмер. Я хочу сказать, что сейчас палата представителей рассматривает вопрос о проведении расследования по поводу их происхождения, стоимости и так далее. Поэтому госдеп полагает, что мы не можем влезать сами или втягивать дипслужбу в подобный скандал.
Возле телефона в Уинфилде наступила мертвая тишина. Потом Пандора спросила:
– Мистер Дэннис, должна ли я понимать это как указание не показывать на приеме видеозаписи президента?
– Я недостаточно, ясно выразился, миссис Фулмер. Позвольте вам об…
– Вы все изложили даже слишком ясно, мистер Дэннис.
– Пенденис Энспечер.
– Я спрашиваю, это прямое указание госдепа?
– Ну, теоретически, миссис Фулмер, теоре… – У него в глотке что-то щелкнуло. – Теоретически полномочный посол имеет право делать все, что он хочет, в пределах протокола. Но это относится к послам с большим опытом работы или к карьерным послам. Однако послы, которые недавно на дипломатической работе, должны максимально придерживаться указаний, миссис Фулмер, а они…
– Благодарю вас, мистер Дэннис.
Она швырнула трубку, повернувшись так резко, что ее юбка разлетелась веером, и бросилась к окну. День угасал, а с ним угасала и она.
Телефон снова зазвонил. Она не взяла трубку.
* * *Хотя госпиталь Амершэм был современным, больница в Стоун-Мэндвиле казалась значительно больше. Госпиталь походил на маленький городок с отдельными зданиями, отделенными одно от другого зелеными лужайками и стоянками. Недалеко от урологического отделения было отделение несчастных случаев: здание в форме буквы Н с еще одной ножкой. Здесь помогали тяжело пострадавшим со всего Бэкингемшира, используя старое оборудование, известное всем любителям медицинских фильмов: длинные стеклянные сосуды, резиновые трубки, которые, пища́, что-то перекачивали, осциллографы, фиксирующие удары сердца и издающие потрескивание при появлении на экране прямой линии смерти.
Баззард здесь уже бывал, но, к счастью, не как пациент. Он привозил сюда своих братьев, сломавших руку или ногу, катаясь на лыжах, фермеров, засунувших руку под работающий культиватор – обычные несчастья сельской местности. Но никто из них не был таким безжизненным, как бедняга, найденный им на Черри-лайн.
– Он мертв?
Врач из интенсивной терапии изобразил гримасу ребенка, отказывающегося от груди.
– С этими гипослучаями всегда трудно сказать наверняка.
– Гипо?
– Ну да. Недостаток всего: сахара в крови, белых телец, красных телец, да и самой крови нет, – посетовал доктор. – Его раны очень серьезны, их много, но ни одна из них не задевает жизненно важных органов. Так что паренек просто потерял слишком много крови. Мы сделаем все, что в наших силах. – Он показал на трубки, присоединенные к пластиковым пакетам с кровью и плазмой. – Но может оказаться, что уже слишком поздно.
– Так значит, есть признаки жизни?
Кивком головы врач показал на осциллограф, укрепленный над кроватью.
– Видите эти кривые на экране, а?
Баззард следил, как прибор вычерчивает низенькую кривую из пиков, а не устойчивую – из спадов и подъемов, похожих на Гималайский хребет. С ним всегда случалось такое в больницах. Все в районе знали его как адвоката, но почему-то считали, что он утаивал свое медицинское прошлое.
– Но значит ли это, что он выздоровеет?
– Слишком рано говорить об этом.
Из динамика раздался сигнал вызова. Врач сказал:
– Это меня. Вернусь через минуту.
Его по ошибке приняли то ли за доктора, то ли за родственника. Они даже не спросили фамилии бедняги. В его изорванных брюках не было ничего, удостоверяющего личность.
– Vater[67] – едва слышно выдохнул человек, опутанный проводами и трубками.
– Слышу!
– Vater.
– Слышу, старина! – закричал Баззард. – С тобой будет все в порядке!
* * *К шести-пятнадцати они закончили вторую порцию пунша «Плантерз». Пианистка приходила и уходила, играла что-то тихое и позвякивающее, чего почти не было слышно в заполненной людьми комнате. Лаверн на время умолкла, рассказав Джейн почти все, что рассказала бы консультанту. Пианистка заиграла.
Она заканчивала цикл песен о погоде. Уже сыграла «Разве не здорово оказаться под дождем» и «Дождь по крыше», отбарабанила «Бурную погоду», а сейчас начала «Поющий под дождем», наращивая темп для эффектного финала.
– Как это обманчиво, – сказала Джейн наконец.
– Что? – Взгляд Лаверн обратился к ней. – О чем вы?
Джейн сообразила, что это недоступно пониманию Лаверн. Ее странная, по-ослиному упрямая челюсть словно выражала нерасположение ко всему, чего она не принимала. Джейн помнила, что у Эмми было нечто похожее. Как гласит американская поговорка: «Не сбивайте меня с толку фактами – я уже принял решение».
– Но это же намного хуже, – вскрикнула Лаверн. – Какого черта, Джейн. Ведь политика – это игра для мужчин, разве не так? Поэтому женщина может просто пренебречь ею, верно? Но если причина разрыва эмоциональная, какие у меня шансы?
– По правде говоря, я…
– Я помню, как папа и братья спорили о политике. Это же пустая трата времени, Джейн. Все равно, что спортивные страницы в газетах. Счет встреч, пасы форвардов, штрафные. Мужчины прожигают жизнь, тогда как женщины рожают детей и растят их. Если вы мне скажете, что расхождения между мной и Недом не в политике, я потеряю надежду, соберусь и отправлюсь в Сан-Франциско. Клянусь. Я не хочу так страдать.
