Виктор Левашов - Убийство Михоэлса
Наш разговор в вестибюле гостиницы был прерван появлением Михоэлса в окружении большой группы режиссеров, артистов и актрис Белорусского театра им. Янки Купалы. Они направлялись в театр на просмотр спектакля, выдвинутого на Сталинскую премию. Увидев меня, Михоэлс удивился и спросил, как я оказался в Минске. Я объяснил, что приехал в связи с запланированным изданием книги моих стихов в переводе белорусских поэтов. Михоэлс представил меня окружавшим его артистам и театральным деятелям, назвав стальным пером еврейской пролетарской поэзии, и пригласил вместе с ними пойти на спектакль. Но я отказался, сославшись на то, что устал с дороги и еще даже не устроился в гостинице.
Обсуждение спектакля, как назавтра рассказал мне Голубов, переросло в застолье и закончилось глубокой ночью.
Через день я побывал вместе с Михоэлсом и его обычным окружением из артистов, критиков, режиссеров и журналистов на просмотре второго спектакля в театре имени Я. Купалы — по пьесе „Леса шумят“, посвященной партизанской борьбе в годы Великой Отечественной войны. Спектакль показался мне слабым, не имеющим права претендовать на Сталинскую премию. При обсуждении на расширенном художественном совете, которое состоялось после спектакля в зрительном зале, который почти полностью был заполнен театральной и художественной общественностью Минска, Михоэлс произвел подробнейший критический анализ спектакля. Его выступление длилось около трех часов — примерно столько же, сколько сам спектакль. После чего обсуждение было перенесено в большой репетиционный зал, где были накрыты столы, и продолжалось до половины четвертого ночи. При этом к Михоэлсу подходили актеры и актрисы с вопросами о своих ролях, и с каждым он вел подробный, обстоятельный разговор.
В последующие дни Михоэлс посещал спектакли других минских театров, в том числе и молодого белорусского еврейского театра, при этом обсуждения спектаклей и беседы с режиссерами и актерами длились до глубокой ночи и всегда сопровождались застольями.
О приезде Михоэлса в Минск сразу стало широко известно, встретиться и побеседовать с ним стремились, кроме артистов и режиссеров, известные белорусские писатели, художники и другие деятели культуры, в номере „люкс“, который занимал Михоэлс, всегда было очень много народа. Несмотря на существовавший в таких гостиницах строгий пропускной режим, администрация не препятствовала посетителям Михоэлса, так как получила, вероятно, соответствующие указания.
Отъезд Михоэлса из Минска был намечен на вторник 13 января. Накануне, в понедельник, в городских театрах не было спектаклей, и Михоэлс решил провести этот день в гостинице. Около 16 часов я зашел к нему в номер. В просторной гостиной его „люкса“ за большим обеденным столом, сервированным кофе, спиртными напитками и легкой закуской, было человек десять ведущих белорусских артистов, деятелей ВТО и режиссеров, преимущественно евреев. Шел оживленный и довольно беспорядочный разговор на самые разные театральные и литературные темы. В ходе разговора неожиданно возник вопрос, который широко обсуждался среди еврейской общественности как Москвы, так и Минска — о еврейской республике в Крыму. Зная, что я являюсь ответственным секретарем ЕАК, меня спросили, соответствуют ли действительности эти слухи. Я ответил, что с этим вопросом лучше обратиться к председателю президиума ЕАК Михоэлсу. Михоэлс твердо сказал: „Все это ерунда. Забудьте о еврейском Крыме. Никогда этого не будет. И слава Богу“. Он повторил: „И слава Богу!“ и перевел разговор на другую тему.
Около 18 часов в номере раздался телефонный звонок. Кто-то из гостей поднял трубку и сказал, что просят Голубова. Голубов, сидевший на другом конце стола, почему-то засуетился, мне даже показалось, что побледнел, и подошел к телефону. Выслушав то, что ему говорили, он прикрыл ладонью трубку и обратился к Михоэлсу. Сказал, что звонит его друг, бывший однокурсник, еврей. У его сына сегодня свадьба. Он узнал, что Михоэлс в Минске, и просит умолить Соломона Михайловича приехать к ним хотя бы на полчаса, молодым это будет память на всю жизнь, машину он подошлет к гостинице. Голубов повторил: он умоляет сделать им этот подарок. Он замолчал, ожидая ответа Михоэлса. Михоэлс почему-то спросил: „Значит, пора?“ Потом сказал: „Ну, пора так пора“. И попросил Голубова передать его другу, что он приедет. Мы спустились проводить Михоэлса и Голубова до выхода из гостиницы. С порога Михоэлс обернулся и произнес с каким-то странным выражением: „Что ж, посмотрим, какие нынче еврейские свадьбы!“
Этой ночью ни Михоэлс, ни Голубов в гостиницу не вернулись. Утром мне сообщили, что они погибли неподалеку от гостиницы на повороте с улицы Белорусской на улицу Ульяновскую под колесами какой-то автомашины.
В случае, если мой отчет покажется неполным, прошу разъяснить, в какой части он должен быть расширен. Также прошу Ваших дальнейших указаний.
Зорин».VIII
«Дирекция, парторганизация, местком и коллектив работников Московского государственного Еврейского театра с глубокой скорбью извещают о внезапной и безвременной кончине своего художественного руководителя и друга — народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии, профессора
СОЛОМОНА МИХАЙЛОВИЧА МИХОЭЛСА
и выражают глубокие соболезнования семье покойного. О дне похорон будет сообщено особо».
5 февраля 1948 г. «Эйникайт». Из некролога И. Фефера:«…Я и видел Михоэлса за несколько часов до несчастного случая, это было в понедельник 12 января, около четырех часов дня. Он был полон жизни и беспокойства. Мы сидели за обеденным столом, и кто мог себе представить, что это его последний обед, последний разговор Михоэлса о театре, о нашей работе, о наших задачах. Когда я узнал, что Михоэлс всю прошлую ночь просидел с артистами белорусского еврейского театра за творческой беседой, я выставил ему претензию, что он не щадит себя, что он не должен тратить столько сил. Но Михоэлс посмотрел на меня с улыбкой и сказал: „Нужно было. Это театр с талантливыми актерами, и была необходимость потолковать с ними“. И я сразу увидел перед собой сына народа, нового человека — Михоэлса. Около шести вечера мы простились, договорившись о том, что встретимся еще раз для продолжения разговора. Больше мы не встретились, разговор остался неоконченным. Через пару часов под тяжелыми колесами грузовой машины перестало биться неспокойное сердце великого художника, великого патриота, славного сына еврейского народа…»
«Публикации не подлежит.
УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
О награждении орденами генералов и офицеров Министерства государственной безопасности СССР.
За успешное выполнение специального задания Правительства наградить:
ОРДЕНОМ КРАСНОГО ЗНАМЕНИ:
Генерал-лейтенанта ЦАНАВА Лаврентия Фомича
ОРДЕНОМ ОТЕЧЕСТВЕНОЙ ВОЙНЫ I СТЕПЕНИ:
1. Старшего лейтенанта КРУГЛОВА Бориса Алексеевича
2. Полковника ЛЕБЕДЕВА Василия Евгеньевича
3. Полковника ШУБНЯКОВА Федора Григорьевича
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. ШВЕРНИК Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. ГОРКИН».9. ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ
I
«Сугубо конфиденциально
Весьма спешно
Государственному секретарю США м-ру Д. Маршаллу
Сэр!
Я только что получил сообщение из Москвы о гибели в автомобильной катастрофе председателя Еврейского антифашистского комитета СССР С. Михоэлса. У меня есть основания предполагать, что этот сам по себе прискорбный случай имеет серьезную политическую подоплеку, которая может внести существенные коррективы в нашу восточную политику. Не имея никаких документальных подтверждений своим опасениям, тем не менее прошу Вас незамедлительно сделать следующее:
1. Сославшись на технические или иные организационные причины, отсрочить приезд в Москву нашей делегации для переговоров об участии СССР в плане Маршалла.
2. Попросить Президента дать указания Д. Гуверу о проведении силами ФБР срочного расследования по моему плану.
О результатах расследования и сделанных на основании его выводах Вы будете незамедлительно уведомлены.
А. Гарриман». *«Сугубо конфиденциально
А. Гарриману
Действуйте, Аверелл. Д. Гувер предупрежден. Президент дает Вам зеленый свет.
С нетерпением ждем Вашего отчета.
Д. Маршалл». *«Сугубо конфиденциально
Президенту США м-ру Г. Трумэну
