Эдуард Тополь - Завтра в России
Через несколько минут Йошида уже понял, что происходит. Загруженный почти круглосуточной работой Бэрол Леви видит своих детей практически лишь раз в наделю, по субботам, и в этот день он целиком принадлежит только им. Но одного дня на девять детей не так уж много, дети набрасываются на отца со своими проблемами, вопросами и делами с первой минуты субботы, соблюдая при этом, видимо, возрастную субординацию и религиозные правила поведения за субботним столом.
– Сегодня мы обсуждали в школе тот текст в Торе, где сказано «люби и уважай», – говорил Бэролу семилетний мальчик с тонким бледным лицом и большими серыми глазами исследователя жизни. – Я не понимаю, зачем нужно было дважды говорить одно и то же. Разве можно любить и не уважать? Разве это не одно и то же?
– А ты подумай, – сказал сыну Бэрол, и все дети замолчали, слушая объяснения отца. – Предположим, у тебя есть раб. Ты не обязан уважать его, но ты должен любить его, потому что он тоже человек. Или, допустим, у тебя есть сосед, с которым ты воюешь. Ты не обязан любить его, но, если это сильный враг, ты уважаешь его как врага…
Через час, когда ужин был окончен и разрешены все спорные вопросы по толкованию Торы и Талмуда, дети стали надевать куртки и плащи, а Бэрол сказал гостю:
– Не хотите ли пойти с нами в синагогу? Просто посмотреть… Но если вы устали с дороги, в вашей комнате все готово… Я забыл вас предупредить, что по субботам в нашем районе машины не ходят, и поэтому вы ночуете у нас. Если не возражаете…
– А в посольстве не будут беспокоиться? Может быть, мне им позвонить?
Бэрол улыбнулся:
– По субботам мы не пользуемся телефоном. Но ваш посол знает наши традиции… Так что? Пойдете с нами в синагогу или отдохнете с дороги? Ведь у вас дома уже глубокая ночь…
Йошида понял, что тот деловой разговор, ради которого он был приглашен в Израиль и пролетел сегодня три тысячи миль, – этот разговор сегодня не состоится. Но тогда зачем эти израильтяне настаивали, чтобы он прилетел именно сегодня? И почему он должен ночевать не в апартаментах японского посольства, а здесь, на окраине чужого города, в какой-то гостевой комнате?
Однако лицо его не выразило ни удивления, ни недовольства. И не потому, что вот уже шестнадцать лет, как он сменил военную летную форму на фрак профессионального дипломата, а потому, что умение отделять свои эмоции и мысли от мимики лица отличало его народ от всех остальных народов мира.
– Пожалуй, я отдохну… – сказал он.
Бэрол тут же проводил его на второй этаж, в гостевую комнату, где уже горел электрический свет. Комната его была огромна, и Йошида тут же понял, что к его пребыванию в ней здесь готовились заботливо и тщательно – на журнальном столике у окна были не только самые последние английские, французские и немецкие газеты и журналы, но и дюжина сегодняшних, самых свежих газет и журналов на его родном японском языке. На кровати лежал аккуратно сложенный легкий ночной японский халат – «йуката», на коврике гостя ждали удобные деревянные тапочки – «гета». Йошида снова мысленно улыбнулся, примиряясь со своей участью израильского пленника.
Пожелав гостю спокойной ночи, Леви ушел, и через минуту Йошида увидел сквозь окно, как Бэрол торопливо шагал по улице во главе шести старших детей. Такие же группы многодетных религиозных евреев, одетых с той же праздничностью – все мальчики в темных костюмах, белых рубашках и галстуках, все девочки с бантиками, в белых чулках и лакированных туфельках – спешили по улице в том же направлении, что и семья Леви. И почти все на ходу обменивались с Бэролом короткими веселыми приветствиями, рукопожатиями, шутками.
– Шабат шалом!..
– Шабат шалом! А гут шабэс!.. – доносилось с улицы.
Безусловно, все эти люди хорошо знали, что Бэрол Леви – генерал и глава их государственной разведки, одной из сильнейших разведок в мире. Но в том, как они шутили с ним, как по-приятельски похлопывали его по плечу или протягивали ему руку, – во всем этом не чувствовалось никакого не только восхищения, но даже того особого уважения, которое оказывают людям такого ранга в Японии, да и всех остальных странах. Евреям, которые были старше Бэрола по возрасту, Леви кланялся первым и первым говорил им: «А гут шабэс!..»
Проводив взглядом удалявшуюся семью Бэрола, Йошида посмотрел на темный, уже вечерний город, простирающийся под ним на пологих холмах. Центр города был далеко, за черной полосой незастроенной долины, между старым городом и его новыми пригородами, и там, в центре, светились блуждающие огоньки автомобильных фар. Но здесь, в этом религиозном районе, все мостовые были совершенно пусты, а сотни легковых автомобилей были припаркованы у тротуаров.
Вздохнув, Йошида взял с постели халат, прошел в ванную, принял душ и вышел в комнату освеженный, уже не в строгом темном костюме, а в легком халате-«йуката» и в «гета» на босу ногу. Хотя в Токио сейчас уже действительно почти три часа ночи, но ведь в Иерусалиме еще ранний вечер, и ложиться спать в такую рань Йошиде показалось немыслимым. Он подошел к телевизору, привычно нажал кнопку, но телевизор не включился. Только теперь гость заметил короткую записку над телевизором: «Sorry, no TV at Saturday».
Оставалось одно – газеты. Йошида сел за журнальный столик, лениво взял ближайшую газету. Всего четыре часа назад, в самолете, он прочел не только сегодняшние газеты, но пачку свежайших телексов Reiter и UPI, а потому никаких новостей в газетах для него уже не могло быть. «ПОРАЖЕНИЕ АМЕРИКАНСКОГО ПРЕЗИДЕНТА», «АМЕРИКАНСКИЙ КОНГРЕСС ОТКАЗЫВАЕТСЯ ВМЕШИВАТЬСЯ В РУССКИЕ ДЕЛА», «КРЕМЛЬ УДОВЛЕТВОРЕН РЕШЕНИЕМ КОНГРЕССА ОТКАЗАТЬ В ПОМОЩИ ВОССТАВШЕМУ УРАЛУ…» Все это Йошида уже знал. Может быть, связаться с посольством по радиотрансмиттеру, который лежит у него в кейсе, и хотя бы сказать им, что с ним все в порядке? В конце концов, он же не еврей и ему не обязательно соблюдать все эти религиозные запреты. Но с другой стороны, если бы в посольстве были обеспокоены его отсутствием, посол сам мог бы связаться с ним по радио. Однако биппер спокойно молчит… Интересно, а что это такое?
Йошида увидел на столике стопку газет на совершенно незнакомом ему языке и только по начертанию заглавия понял, что это русские газеты «Правда». В «Правде», лежавшей сверху, красным карандашом была отчеркнута большая статья, и к ней была прикреплена страница убористого английского текста. «ЯПОНЦЫ – ЖИДЫ ВОСТОКА» – гласил заголовок. Пробежав глазами первые строки, Йошида увлекся чтением. В статье излагалась старая гипотеза о том, что японцы являются затерявшимся тринадцатым коленом еврейского народа, что в древнеяпонском языке и иврите много созвучных и однозначных слов, что на зеркале первого японского императора, которое хранилось взаперти две тысячи лет, недавно была обнаружена гравировка в форме шестиконечной звезды Давида, что на японском острове Ханша жители нескольких селений открыто называют себя евреями и исповедуют иудаизм… Однако гостю были интересны не эти факты (о них в Японии пишут давно и противоречиво), а то, КАК это изложено в советской газете. Гипотеза излагалась как аксиома, как абсолютно доказанный исторический факт. Общепризнанно в мире, утверждала статья, что японцы – это те же евреи с жидовским комплексом презрения ко всем другим народам и стремлением с помощью своих капиталов превратить весь мир в своих рабов. А посему они, японцы, еще страшнее и подлее евреев открытых. Это они вместе с израильскими сионистами организовали бандитские антиправительственные акции на Урале и в Сибири…
Будучи министром иностранных дел Японии, Джиро Йошида знал, конечно, об антияпонской кампании, начатой в советской прессе примерно месяц назад. Он даже сам информировал об этом премьер-министра. Но там, дома, в Токио, это было лишь одно из десятков коротких реферативных сообщений о событиях во всем мире и не казалось таким уж значительным. В СССР всегда какие-нибудь кампании – то антиюгославские, то антикитайские. Но теперь 53-летний Джиро Йошида, бывший военный летчик, бывший командир авиаполка реактивных истребителей, бывший военный атташе Японии во Франции, ФРГ и США, а ныне японский министр иностранных дел, оказался один на один с большой стопкой советских газет – от столичной «Правды» до провинциальных газетенок из городов, названия которых он никогда и не слышал – «Симферопольский рабочий», «Ижевская правда», «Сыктывкарская искра» и т. д., – и каждая из них обрушила на него поток каких-то грязных антияпонских выпадов, намеков, сравнений поведения его предков с ритуальными преступлениями евреев, описанными в фальшивых «Протоколах сионских мудрецов». И во всех газетах каждая антияпонская статья была обведена красным фломастером, и к ней были приколоты листы с английским переводом…
И Йошида понял, почему он оказался сегодня здесь, на окраине Иерусалима, в полном одиночестве, отрезанный даже от своего посольства и своего правительства этими еврейскими субботними запретами пользоваться машиной, телефоном, телевизором. Генерал Бэрол Леви, глава израильской разведки (а может быть, кто-то и повыше его в израильском правительстве?), решил подготовить его к важному разговору именно таким способом – снабдив грудой литературы, которую подобрали ему специально. Но интересно, думал Йошида, засыпая в широкой и жесткой кровати, если у Израиля нет дипломатических отношений с СССР, если правительство Стрижа и Митрохина вообще интернировало всех евреев на Дальний Восток, к китайской границе, как же они добывают свежие советские газеты из стольких русских городов?
