Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс
Ермаков коснулся плеча Ремезова.
– Генерал, у Кольцевой дороги сделаете остановку.
После того, как Вельяминов закончил свой рассказ о Ермакове, в эфире еще долго сохранялась тишина, пока чей-то голос не задал вопрос, который возник, очевидно, у каждого, кто сейчас слушал Вельяминова.
– Подполковник, так это правда, что он один замочил половину личного состава «подразделения Л»?
– Правда, – сухо произнес Вельяминов и переключился на волну госбезопасности.
– Внимание, говорит подполковник Вельяминов. Я не знаю, какой вы приказ получили с Лубянки, но послушайте, что я вам скажу. Ни одна ваша машина за Кольцевую не поедет. Если ваши люди появятся на Новорязанском, они будут уничтожены. У меня все.
Вельяминов хотел переключить рацию, но из динамика послышался знакомый голос.
– Вельяминов, это полковник Вепринцев, вы должны помнить меня. Мы в курсе событий и не будем вам препятствовать.
Вельяминов из его слов сделал вывод, что сотрудники госбезопасности также прослушивали разговор Ремезова и для многих из них услышанное явилось неприятной новостью. Он не успел среагировать, когда к микрофону потянулся Савельев.
– Только попробуйте! Лучше проваливайте на Лубянку подмывать свои обосранные задницы!
Вельяминов шуганул напарника и отобрал у него микрофон.
– Вепринцев, я вас понял. И не нужно обижаться. Я знаю, что и в вашей конторе есть нормальные парни, хотя их могло быть значительно больше.
Совещание в кабинете Сергеева подходило к концу. Лычев к этому времени был уже совершенно не в состоянии что-либо понимать.
– Я могу сделать с ними все, что угодно, – сказал Сергеев Якимову. – Но интересы партии и государства превыше всего. Я этих подлецов так насадил на крючок, что они даже пошевелиться не смеют. Можно, конечно, списать их в расход, но какой в этом смысл? Их место займут другие и опять начнут интриги плести. А эти теперь свои, ручные. И оппозиция у нас будет ручная. А без ручной оппозиции нам никак не обойтись…
Он подошел к Лычеву и хлопнул его по плечу.
– Ты теперь свой, Лычев?
Тот неуверенно кивнул.
– Будешь у меня шутом.
– Барри, ты вчера был прав. Русские действительно сошли с ума. В городе тотальная проверка документов, они усиленно кого-то ищут, а нас ни разу не остановили.
– Очевидно, машины с дипломатическими номерами их сегодня не интересуют, – медленно процедил Сандерс, ритмично двигая челюстями. – Это нам только на руку.
Рация в их машине была настроена на милицейскую волну, поэтому они оба встрепенулись, когда услышали сообщение об очистке Новорязанского шоссе.
– Барри, тебе не кажется, что мы крепко влипли?
– По самые уши, – мрачно кивнул Сандерс.
Он выбрался из машины и помочился на покосившийся столбик, на котором краской была выведена цифра «десять».
Сергеев вдруг остановился посреди кабинета и с испугом посмотрел на министра обороны.
– Николай Андреевич… А этот Ермаков, где он сейчас? Вы задержали его?
Маршал вопросительно посмотрел на Кандаурова, и тот поспешно доложил:
– Ермаков и Ремезов сейчас находятся на юго-восточной окраине Москвы. Наши люди контролируют ситуацию…
– Меня не интересует, что делают ваши люди! – взорвался Сергеев. – Ермаков почти три недели находился в психиатрической клинике. Все это время ему внушали, что он должен любым способом добраться до меня. Вы понимаете, что произойдет, если ему сейчас удастся скрыться?! Насколько я понял, он опасный человек.
– Я не думаю, что он опасен, – пожал плечами Кандауров.
– Мне плевать, что вы думаете! – перебил его Сергеев. – Немедленно задержите его, а если он попытается скрыться – уничтожьте! Это приказ, маршал!
Маршал неуверенно кивнул и направился к телефонам.
Когда рядом с посольской машиной остановилась «волга», сотрудники ЦРУ неторопливо выбрались наружу. К ним подошел высокий темноволосый человек в длинном светлом плаще и без головного убора.
Томас Моутли поежился под пристальным взглядом незнакомца, и в его памяти всплыли слова предупреждения, переданного для них лично самим директором ЦРУ: «Помните, это очень опасный человек. Будьте внимательны и осторожны, он ошибок не прощает. Но если вы не вытащите его, пеняйте на себя!»
После такого напутствия Моутли не очень хотелось вступать в разговор с незнакомцем. Он сделал над собой усилие и спросил недовольным тоном:
– Почему вы отказались от безопасного варианта? Теперь у всех нас могут быть проблемы. Мы разработали новый план, но с учетом возникших осложнений у нас нет сейчас стопроцентной уверенности в успехе.
Он помолчал немного, ожидая, что скажет на это незнакомец, но тот продолжал пристально разглядывать их. И в этот момент Моутли озарило.
– Послушайте, а вы случаем не тот ли майор Фомин, которого все разыскивают?
Напрасно сказал эти слова Томас Моутли, опытный сотрудник ЦРУ, работающий в Москве под дипломатическим прикрытием. Он подписал себе и своему другу смертный приговор.
Вельяминов с мрачным видом выслушал Кобозева и затейливо выругался. Напарник выдал ругательство вдвое длиннее и с гораздо более сильной эмоциональной окраской.
– Хорошо, я вас понял, Иван Никифорович. Ну а сами-то вы как считаете?
– Вельяминов, запомните следующее. Этот приказ я вам не передавал. Ясно?
– Ясно, Иван Никифорович.
Лицо Вельяминова просветлело, и он добавил:
– Предлагаю другой вариант. Когда вы передали приказ, было уже поздно что-либо предпринять. Ремезов с Ермаковым уехали, а мы после получения приказа отправились их искать. Звучит, конечно, глупо, но что нам остается делать? Короче, будем ваньку валять.
– Поступайте как знаете, – ровным голосом сказал полковник Кобозев. – Скажите Ермакову, что у него мало времени… Вельяминов?
– Да, я вас слушаю.
– Прощайте, Вельяминов. И вы, Савельев, прощайте.
– Не понял, Иван Никифорович?
Вельяминов озадаченно посмотрел на своего коллегу.
– Блажит полковник. Хотя по-человечески я его понимаю, за такие дела по головке не погладят.
– Нас тоже, – криво улыбнулся Савельев.
Они выбрались из микроавтобуса. Навстречу им из машины Ремезова вышел Ермаков. Они сошлись и некоторое время стояли молча.
– Ермаков, я принес плохие новости, – негромко сказал Вельяминов. – У нас на руках приказ остановить вас. Любыми средствами, понимаете?
Глаза Ермакова потемнели, но он ничего не сказал.
– Сейчас здесь такая кутерьма начнется, что вы даже не представляете, – продолжил Вельяминов.
– Они приказали убить меня?
– Да, – жестко произнес Вельяминов. – В том случае, если вы попытаетесь скрыться. Я хочу, чтобы вы об этом знали.
– И что вы собираетесь предпринять?
Вельяминову, при всем его богатом опыте, было очень трудно выдержать взгляд этого человека. Но он не стал отводить глаза в сторону.
– Ермаков, мы такие же армейские офицеры, как и вы. У вас есть полчаса времени. Это все, что мы можем для вас сделать. Вы уверены, что наша помощь вам не понадобится?
– Я справлюсь один, – раздельно произнес Ермаков.
– И учтите, – продолжил Вельяминов, – кроме Фомина, там могут оказаться и другие люди. В его команде четырнадцать человек и каждый из них чертовски опасен.
– Да, я знаю. Но это не имеет никакого значения.
На лице Ермакова появилась улыбка. Никогда прежде Вельяминову не доводилось видеть столь странной и загадочной улыбки.
– Желаю удачи, Ермаков.
Вельяминов протянул руку, и Ермаков ответил крепким рукопожатием.
– Ермаков, если понадобится наша помощь, дайте знать, – сказал ему на прощание Савельев. – Мы этим сучьим отродьям головы поотрываем!
Сергеев отнял трубку от уха, и лицо его приняло скорбное выражение.
– Мужайтесь, товарищи. Только что скончался наш дорогой и горячо любимый соратник по партии…
Он опустил трубку на рычаги и посмотрел на Якимова.
– Помнишь тот разговор на даче? Забудь! Мы уже проскочили поворот. Пора столкнуть эту телегу с горы. И если она развалится, то мне теперь на это совершенно наплевать!
Они стояли друг против друга, и ничто в мире, кроме них, не существовало. Их чувства были гораздо глубже и сильнее, чем взаимная ненависть, поэтому смерть любого из них уже не имела никакого значения. Их противостояние было гораздо сильнее смерти и всего остального.
Сзади раздался визг тормозов, хлопнула дверца и послышались легкие женские шаги. Ермаков обернулся, и его глаза широко распахнулись.
– Ты?!
Девушка некоторое время пристально его разглядывала, затем в ее глазах что-то изменилось, и она едва заметно улыбнулась.
– Я.
Ермаков подарил ей улыбку в ответ.
