Анджей Выджинский - Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо
— Я прошу вас пока что не выходить из дому и не принимать никого чужого. Я посоветуюсь кое с кем по вашему делу и через два часа позвоню. Тогда посмотрим, как будет с нашей встречей. Поищите теперь какую-нибудь глупую, самую глупую передачу по радио — их всегда хватает — и постарайтесь понять, о чем там идет речь.
— Попробую, — сказала она без убеждения. — И буду сидеть у телефона.
Я ждал, пока она положит трубку. И наконец сам положил, потому что Лоретта тоже ждала.
7Мерфи пролетел над Мэйпортом, обогнул Джексонвилль. В первый раз в жизни летел над Флоридой.
Что потом? Лантана — только этап. А дальше? Об этом будет известно в Лантане. «Господи, — подумал он, — сколько этих тайн, что закачаешься. Главное, что хорошо платят. Представится ли мне еще такой случай? Слишком хорошо они платят, чтобы все было в порядке. Всюду, где слишком хорошо платят, что-то не в порядке».
Он посмотрел вниз. Сент-Джонс Ривер. Он предпочел бы оказаться южнее, ближе к цели. Например, над озером Окичоби. Такие названия тянут, как магнит, действуют на воображение, как фильмы об охоте на львов. Он еще когда-нибудь слетает в Чихуахуа.
А этот старик на носилках, в багажнике? Наверное, еще не очнулся после укола. Дали ему какой-то укол, чтоб не мучился, чтобы спал… Пускай спит. Если твоя семья сидит на долларах, можно спокойно спать. Спокойный сон в самолете — это для тех, кто начинен долларами.
Он проверил курс.
Значит, приземлиться надо в Лантане, там ждет Октавио де ла Маса. Получу третий взнос и со стариком на носилках и с Октавио полечу за четвертым взносом. И все будет в порядке. Премию они тоже выложат. Отдохну денек-другой, если разрешат, могут ведь и не разрешить. Вернусь опять в Линден, отдам машину и опять появится Лана. Жуя резинку, опять предложит мне пойти на танцы и опять вцепится, как клещ.
Опять, опять… В жизни все повторяется…
Платят они хорошо, но не влип ли я в историю? А, впрочем, ничего они мне не смогут сделать…
А может, все же сделают? Если это важное дело, вернуться не позволят, могут и прикончить. Господи, об этом я не подумал. А ведь они потребовали, чтоб я никому не говорил, куда лечу. Это все же грязное дело. Я об этом думаю не в первый раз, с самого начала понимал, что рискую. Но настроение было паскудное, поэтому и пошел на такую махинацию.
Он вспомнил Марту.
Сжал челюсти и резко рванул машину. Спокойней, спокойней, там этот старик на носилках… Он выровнял полет. Марта…
Он жил в маленьком пансионате поблизости от Нью Фэйр Хэвен, над озером Онтарио. Там и познакомился с ней. Уже в тот день, как Марта приехала, они после ужина зашли в несколько баров по очереди. Вернулись под утро. Их комнаты были рядом. Она переоделась, пришла к нему. Так это и началось. Ни одна женщина не пробуждала в нем столько страсти. Марта говорила:
«Герд, только ты до меня дотронешься, меня пожар охватывает. Я теряю представление о времени… Ничего не хочу, тебя одного… Ах, Герд, это чудесно и безумно, правда? Если б за счастье нужно было платить жизнью, я свою отдала бы в уплату», — Она говорила экзальтированно, как героиня мелодрамы.
Сказала, что по меньшей мере год одинока. Ошиблась в ком-то, и мужчины ей надоели… «И лишь ты, Герд…»
Через неделю Марта сказала, что поедет в Утику, — там она жила и там ей нужно было уладить «кое-что срочное». Но она вернется к нему, в Нью Фэйр Хэвен, через несколько дней, не позже, чем через неделю. Он хотел купить ей билет, спросил, как она поедет, автобусом или поездом, но Марта сказала, что ее старый друг, Освальд Тен, приедет на своей машине. Утром он звонил, что будет здесь по делам фирмы и может прихватить ее с собой.
Она лежала рядом с ним — теплая, измученная, еле живая, но все еще ненасытная, как и он. Ее ладони были беспокойными, по ним пробегала дрожь, когда она дотрагивалась до него.
Он подумал, что это может кончиться, пожалуй, даже сегодня, и от этой мысли стало очень больно. Он посмотрел на часы.
— Уже поздно, тебе надо одеться.
Она оделась и присела к нему.
В шесть часов вечера приехал Тен.
Слышно было, как затормозила машина; потом раздались шаги по лестнице — шаги Освальда Тена.
Марта побежала к дверям.
— Я только уложу вещи, Герд, и сейчас приду. Освальд подождет меня.
Прошло десять минут. Мерфи взял воскресный номер «Нью-Йорк таймс», начал читать объявления. Денег у него почти уже не было, пора поискать какую-нибудь работу. Вскоре он услышал, как щелкнул замок в дверях комнаты Марты — на черта она закрывает двери? — потом приглушенные голоса… О, да, сомнений не было.
Он скомкал газету, бросил ее на пол и лежал неподвижно, с остановившимся сердцем. Он знал, что там творится. Включил радио на полную громкость, стало больно ушам.
Может, Тен ее принудил? Ведь она говорила, что ее с Освальдом ничего не связывает, что он — друг семьи. Говорила, что никого теперь уже не хочет, что прикосновение другого мужчины вызвало бы у нее отвращение, омерзение, что она вся полна лишь им, Мерфи, и еще что-то говорила, всего уж и не упомнишь; да и не все ли равно, что она говорила… Он подумал, что в этом мире намного больше говорится, обещается, чем делается…
Прошло полчаса, может, и больше, пока Марта, в пальто спортивного покроя из рыже-золотистой ткани, не вошла в его комнату. Еще с порога, в ту же долю секунды, как открыла дверь, она заговорила о том, что Освальд не советует улаживать дело в Утике, что это не окупается, что уж лучше…
— Ты не говорила ни о каком таком деле.
— Нет? Ну, видишь ли, я забыла. Но речь идет…
— Ладно, пускай себе идет. Уже поздно, и ты не успеешь мне рассказать. Оставь это!
— Почему ты такой угрюмый, что случилось?
— А ты не знаешь?
— Час назад ты был в другом настроении.
— Да, но то было час назад.
— Не понимаю.
— Марта, ведь кое-что произошло за этот час!
— Ну, знаешь!
— Знаю, знаю. Так же хорошо, как и ты.
— Я тебе еще всего не рассказала, не успела.
— Жаль. Надо было рассказать. Я по крайней мере подготовился бы.
— Герд, о чем ты думаешь? К чему ты хотел подготовиться? Значит, ты мне не доверяешь? Подозреваешь, что я…
— Марта, это не имеет ничего общего с доверием или подозрением. Речь идет лишь о том, что произошло. Я понимаю: само по себе происшествие — это слишком мало, чтобы судить обо всем, куда важнее его причины… Но это было слишком неожиданно…
— Герд, ты оскорбляешь меня… Боже, это ужасно, что ты говоришь. И это всего через неделю… Герд, я не могу тебе простить, — приподнятым голосом произнесла она. — Я снова ошиблась. Ты обидел меня, как и другие… Боже, значит, я и вправду должна жить одинокой…
Его изумила эта тирада: она была довольно длинной. Так что же выходит, — галлюцинация у него была? Он не слыхал, как щелкнул замок, и не долетали до него никакие звуки из той комнаты рядом, — из комнаты, где она была с Освальдом.
— Все в порядке, — сказал он, — не расстраивайся. Мое поведение свидетельствует лишь о том, что я интересуюсь тобой, что не хочу тебя потерять. Все в порядке, Марта, правда, ты можешь идти. Тен ждет, ему, наверное, некогда.
— Час тому назад я была счастливейшей из женщин. А сейчас меня так унизили… Боже, какая я была дура, когда поверила, что можно быть счастливой больше, чем неделю. Ты обидел меня, ты все испортил!..
…Мерфи проверил курс на Лантану.
8Бисли пришел поздно вечером.
Я достал из холодильника джин, банку томатного соку и плоский термос с кубиками льда. Бисли обожал «Кровавую Мэри».
— Ты меня растрогал, Майк, — сказал Бисли. — Если б какая-нибудь девушка так хорошо помнила о том, что я люблю и что мне по вкусу, я давно бы женился. Ты меня не обманул, именно такие штуки больше всего нравятся тиграм.
Он взял в одну руку джин, в другую — банку с соком и наклонил их над стаканом, в который уже бросил три кубика льда.
— А ты? — спросил он, протягивая мне банку.
— Я пью крещеный джин.
Я прочертил банкой знак креста над стаканом чистого джина.
Мы пили маленькими глотками.
«Сейчас скажу ему, — подумал я, — о чем узнал от Лоретты, ничего они ей за это не сделают, если… сами замешаны в похищении Галиндеса».
— Какое у тебя дело ко мне, Майк?
Я рассказал ему о визите Лоретты Флинн, заверив Бисли, что я единственный, кому Лоретта, вопреки его приказу, сообщила историю похищения Хесуса Фернандеса Галиндеса.
— С этой малюткой нам будет еще немало хлопот, — сказал Фрэнк.
Я бросил еще кубик льда в стакан: джин быстро согревался в ладони.
— Потому, что она рассказала об этом мне?
— По другим причинам. Вечерние газеты, — не знаю, читал ли ты их, — на первых страницах сообщают о похищении Галиндеса. О похищении… — пробормотал он, будто про себя, — черт его знает, было ли это вообще похищением. Наверняка это не было похищением. — И закончил, — А впрочем, ничего неизвестно.
