Лев Гурский - Перемена мест
– Я хочу нанять именно вас, – упрямо возразила мне птичка. В больших ее глазах сверкнула решимость, клювик воинственно вздернулся. А воробышек-то с характером, подумал я.
– Вы уверены? – спокойно переспросил я. Пока причина выбора именно моей кандидатуры мне оставалась непонятной. Мне уже под сорок, я далеко не из самых крутых частных сыщиков столицы. Стреляю, правда, я не так уж плохо, однако за минуту могу назвать десяток людей в Москве, которые владеют пистолетом лучше моего.
– Да-да, именно вас, – с нажимом повторила птичка. – Кроме того, у меня просто нет другого выхода. Несколько ваших коллег, узнав, о чем идет речь, мгновенно отказались. Жалкие трусы. Надеюсь, вы, Яков Семенович, не из их числа. Я навела о вас кое-какие справки. Вы мне подходите…
– Минутку, – поспешно сказал я. – Вы ведь не сказали самого главного: кто злоумышленник? Какая именно контора стала вам поперек дороги? – У меня, по правде говоря, уже возникли неприятные подозрения на сей счет.
Вместо ответа Жанна Сергеевна вынула из сумочки книжку, раскрыла на последней странице и показала мне.
Ну да, вот здесь бессовестное обещание выпустить украденный роман американца. Предчувствуя недоброе, я перелистал том и заглянул на титульный лист… Ого-о-о! Этого я и боялся. Мои шансы сделаться покойником могли возрасти в геометрической прогрессии.
– Многоуважаемая Жанна Сергеевна! – торжественно начал я. Услышав такое обращение, птичка съежилась. – Когда сегодня вы шли ко мне, вы ничего странного не заметили на улице? Здесь, неподалеку?
Птичка поглядела исподлобья и произнесла растерянно:
– Н-нет… Авария, правда, тут была рядом. Микроавтобус въехал в витрину или что-то в этом роде. А что такое? И причем тут…
Я помахал рукой, прерывая ее недоуменные вопросы.
– Это не просто авария, – объяснил я госпоже Володиной. – Эти милые люди из микроавтобуса пытались расстрелять меня в упор. За то, что я усложнил жизнь некой фирмы «Папирус Лтд». А вот это, – я сходил в прихожую и вернулся с подарком Лехи Быкова, – между прочим, три кило динамита. Презент от конторы с замечательным названием «Сюзанна». Я их тоже немного побеспокоил, когда работал на одного из своих клиентов. И вот еще вам фокус-покус… – С этими словами я нажал потайную кнопку в стенной панели, и мое кухонное окно тут же оказалось загорожено металлическим щитом толщиной в палец. Процедура эта сопровождалась шумом сервомоторов, похожим на рев взлетающего боинга. В кухне сразу потемнело.
– Ой, что это?! – вздрогнула девушка-птичка, вжавшись в спинку стула.
– Ничего страшного, – успокоил ее я и включил верхний свет. – Это бронированные жалюзи, на случай обстрела квартиры из гранатомета. Например, у господина Петрищева из фирмы «Клязьма» есть скверная привычка использовать последний довод королей, забывая о первых. Когда у него нет желания расплачиваться со своими контрагентами, он предпочитает просто избавляться от них. А заодно и от тех, кого контрагенты нанимают, чтобы спокойно урегулировать все вопросы. Мне, кстати, еще повезло. А вот директор «Пунктира» сгорел со всем вторым этажом своего офиса на Неждановской…
– Яков Семенович, – начала было Володина, но я ее снова прервал.
– Еще, – проговорил я, – в коридоре у меня пожарные датчики. И специальные фильтры в вентиляции на случай химической атаки. И есть у меня потайной выход на крышу, и радиотелефон – если вдруг отрежут обычный. Арсенал свой демонстрировать вам не буду, но можете поверить, он у меня неплохой.
Птичка, возглавляющая издательство «Вита», молча смотрела на меня снизу вверх. Желтоватый электрический свет кухонной люстры превратил ее лицо в восковую маску, клювик был плотно сжат. Я уже пожалел, что выбрал такой назидательный тон, однако разговор нужно было довести до конца и расставить все точки над i. Делать нечего, придется.
– Дорогая Жанна Сергеевна, – произнес я самым задушевным голосом, каким в пору моего детства сказочники по радио обращались к малышам. – Никто не посмеет называть меня жалким трусом. В меня стреляли и метали острые и заточенные предметы. Меня многократно пытались придавить с помощью грузового и легкового транспорта. Я получил по почте десятка два адских машинок разнообразной конструкции. Про остальные приключения менее убийственного свойства уже не говорю. При этом я никогда от опасных дел не уклонялся. Выбирая работу, я уже знал, на что шел. Но все это не означает, что я самоубийца. Вы хотя бы имеете представление, ЧТО такое этот «Меркурий», с которым вы мне предлагаете сразиться?
– Более или менее, – прошептала птичка. – Это солидная фирма, я знаю…
Я встал со своего ветерана-табурета и сердито пнул его. Табурет злобно заскрипел мне в ответ.
– Это вам никакая не солидная фирма, – жестко сказал я. – Это монстр. Это колосс. Насколько я знаю от друзей книгоиздателей, НИКТО из них и НИКОГДА не связывается с «Меркурием». Тот, кто попробовал выяснить с ними отношения, уже умер. И умер, доложу я вам, отнюдь не от старости или от воспаления легких. По сравнению с «Меркурием» и «Клязьма», и «Сюзанна», и даже «Папирус» господина Лебедева выглядят игрушечными автомобильчиками рядом с настоящим КамАЗом. Я могу только догадываться, КТО стоит за спиной этого гиганта. Может быть, мафия. Может быть, правительство. Может быть, «Объединенный Банковский Концерн» или даже сама компания «ИВА». Не знаю и, признаться, знать не хочу. Вам вообще повезло, что люди «Меркурия» снизошли до того, чтобы ПРОСТО похитить у вас эту дискету. Могли бы, между прочим, стереть вас в порошок вместе с издательством… Извините, Жанна Сергеевна, – высокопарно закончил я свою тираду, – но в силу вышеизложенных обстоятельств мне ничего не остается, как предать забвению наш разговор и отказаться от вашего предложения…
В кухне наступила тишина. Жанна Сергеевна молчала. Я был уверен, что моим железным аргументам против невозможно противопоставить никакие доводы за. Однако девушка-птичка выдвинула вдруг самый веский довод: заплакала.
Давно замечено, что женщины плачут по-разному. Одни картинно, в голос завывают по любому поводу, надеясь привести в замешательство близкого человека избыточным количеством децибел (моя бывшая супруга, например, очень любила это занятие…). Другие всегда заранее держат свои глаза на мокром месте, пугая близлежащего мужчину возможностью прорыва этой непрочной плотины. Женщины такого типа никогда не забудут в самый драматический момент своего горького плача украдкой бросить взгляд в зеркало и поправить прическу.
Жанна Сергеевна, похоже, плакала по-настоящему: тихонько, как восьмиклассница, забившаяся в школьный гардероб, когда производить впечатление не на кого и незачем. Личико сразу и некрасиво сморщилось, носик-клювик покраснел и распух, уголки глаз почернели от растекшейся туши. Моя гостья слепо зашарила рукой по спинке стула, нащупала сумочку, навскидку открыла замочек и выудила маленький кружевной платочек. Все это было проделано почти беззвучно, без ненавистных мне завываний и явно не на публику. В свою очередь, публика в моем единственном лице чувствовала себя не в своей тарелке. Я уже колебался, не зная, что предпринять. Женские слезы в моей судьбе, увы, играли очень часто важную, иногда и решающую роль. Мой первый и последний брак был начат с плача и продолжался почти шесть лет под эту музыку. Наталья, надо отдать ей должное, быстро вычислила мое слабое место и беззастенчиво этим пользовалась. В конце концов она научилась рыдать по самым ничтожным поводам и стала выигрывать таким образом буквально все семейные споры – вплоть до важнейшего вопроса о цвете занавесок на окно спальной. К шестому году нашего совместного проживания мне это смертельно надоело. Я запасся коробкой хороших голландских транквилизаторов и с их помощью сумел мужественно претерпеть все превратности развода и размена, никак не реагируя на попытки Натальи ежеминутно открывать кингстоны и устраивать вселенский потоп. «Ты бесчувственное бревно! – кричала тогда супруга в полном изумлении, что ее метод убеждения больше не действует. – Ты милицейский чурбан! Я умываюсь слезами, а ему, видите ли, хоть бы хны! Одумайся, Яков! Во имя наших будущих детей заклинаю – опомнись…» Я тем временем посиживал за столом, тупо уставившись в стену. Надежный барьер, воздвигнутый при помощи импортной фармакологии, мешал мне опомниться, одуматься и пойти на попятную. К слову сказать, фраза насчет детей была фарисейством чистой воды: напротив, все мои пожелания именно на этот счет супруга высокомерно отметала, доказывая мне, что она, мол, еще слишком молода для того, чтобы навсегда пропасть среди вонючих пеленок…
Я потряс головой, поскорее отгоняя этот былой кошмар. Жанна Сергеевна продолжала почти безмолвно всхлипывать. Ее ерундовый кружевной платочек не мог справиться со всеми слезами, давно превратившись в мокрый комок материи.
