Роберт Ладлэм - Протокол «Сигма»
— Любой друг Года... — начал Меркандетти.
— А я думал, что так его называют только принстонские студенты, — не удержавшись, перебил Бен.
Меркандетти, улыбнувшись, покачал головой.
— В то время, когда мы познакомились, он, можно сказать, лишь понемногу начинал оправдывать свое прозвище. А сейчас я боюсь, что, когда подойду к жемчужным вратам рая, он окажется там и скажет: “А теперь еще один небольшой вопрос по поводу сноски сорок три в вашей последней статье...”
После нескольких минут легкого разговора Бен перешел к рассказу о том, какие ему пришлось потратить усилия для того, чтобы найти следы корпорации под названием “Сигма АГ”, учрежденной в Цюрихе в самом конце Второй мировой войны. Он не стал углубляться в подробности: ученый, несомненно, должен был подумать, что предмет его поисков вполне может относиться к кругу интересов международного банкира, связанных с его повседневной деятельностью и обусловленных чувством ответственности. Как бы там ни было, Бен знал, что излишняя откровенность здесь ни к чему.
Узнав о конкретном объекте интереса Бена, Меркандетти оставался так же вежлив, но не проявил ни малейшего возбуждения. Было совершенно ясно, что название “Сигма” ничего не говорило ему.
— Так вы сказали, что она была создана в 1945 году? — переспросил историк.
— Совершенно верно.
— Вы знаете, что “Бордо” того года было совершенно изумительным? — Профессор пожал плечами. — Конечно, мы же говорим о событиях, случившихся более полувека тому назад. Много компаний, которые были основаны во время войны или сразу после ее окончания, рухнули. Наша экономика тогда была не столь стабильной, как сейчас.
— У меня есть основания полагать, что она все еще существует, — ответил Бен.
Меркандетти с добродушно-благожелательным выражением на лице вскинул голову.
— И какого рода информацией вы располагаете?
— Должен признаться, что это не точная информация. Она основывается в большей мере на слухах. Но слухах, исходящих от людей, которым много известно.
Выражение лица Меркандетти сделалось удивленным и скептическим.
— А располагают ли эти люди еще какой-нибудь информацией? Название вполне могло измениться.
— Но существует ли какой-нибудь свод данных об изменении названий фирм?
Историк на несколько секунд уставился в потолок библиотеки.
— Существует одно место, которое вам имело бы смысл посетить. Оно называется “Handelsregisteramt des Kantons Zurich” — регистрационный архив всех фирм, основанных в Цюрихе. Каждая созданная в этом кантоне компания должна сдавать туда бумаги о регистрации.
— Прекрасно. И позвольте мне задать вам еще один вопрос. Посмотрите, пожалуйста, вот этот список, — Бен положил на крепкий дубовый стол переписанный своей рукой список директоров “Сигма АГ”. — Вам знакомо какое-либо из этих имен?
Меркандетти не спеша надел очки для чтения.
— Большинство этих имен... Знаете ли, это известные промышленники. Вот этот, Проспери, он принадлежит к теневому миру. Мне кажется, он совсем недавно умер. В Бразилии или в Парагвае, точно не помню. Эти люди к настоящему времени уже умерли или сделались глубокими стариками. О, здесь и Гастон Россиньоль, банкир — он скорее всего и сейчас живет в Цюрихе.
— Он все еще жив?
— Я не слышал о его смерти. Но если он жив, то ему, должно быть, под восемьдесят или даже больше.
— А можно это как-нибудь выяснить?
— Вы не пробовали посмотреть в телефонном справочнике? — профессор вскинул на Бена удивленный взгляд.
— Там целая куча Россиньолей. Но ни одного с таким первым именем.
Меркандетти пожал плечами.
— Россиньоль был крупнейшим финансистом. Помогал восстанавливать нашу банковскую систему после Второй мировой войны. У него было здесь множество друзей. Вполне возможно, что он ушел на покой, переехал куда-нибудь на мыс Антиб и, как говорится, сводит кокосовым маслом старческую пигментацию с плеч. Не исключено, что он старается не привлекать к себе излишнего внимания по каким-то личным причинам. После недавних споров из-за швейцарского золота и событий Второй мировой войны появилось немало людей с очень крайним подходом к данной проблеме; некоторые из них угрожали расправой всем, причастным к этим делам. Даже швейцарский банкир не может жить в сейфе. Поэтому все принимают меры предосторожности, какие находят необходимыми.
Значит, предосторожности...
— Благодарю вас, — произнес Бен, — все, что вы сказали, чрезвычайно полезно для меня. — Он вынул из кармана черно-белую фотографию, которую раздобыл в сейфе “Хандельсбанка”, и подал ее ученому. — А можете ли вы опознать кого-либо из этих людей?
— Не знаю, кто вы по своему призванию, банкир или историк! — весело воскликнул Меркандетти. — А может быть, торговец старыми фотографиями — весьма прибыльная торговля в наши дни. За ферротипии ХIХ века коллекционеры платят целые состояния. Но я не любитель таких вещей. Мне подавай цвет.
— Вряд ли это семейный снимок, сделанный во время отпуска, — мягко заметил Бен.
Меркандетти улыбнулся и поднес к глазам фотографию.
— Это скорее всего Сайрус Вестон... Ну, да, несомненно, это он, в своей знаменитой шляпе. — Профессор ткнул в снимок коротким пальцем. — Этот похож на Эвери Хендерсона, которого давно уже нет на свете. Это Эмиль Менар, создатель “Трианона”, первой из современных многопрофильных корпораций. Этот похож на Россиньоля, но я в этом не уверен. Его всегда представляешь себе с огромным лысым черепом, а не с копной темных волос; но ведь тогда он был намного моложе. А это... — Меркандетти внезапно умолк. Он целую минуту вглядывался в фотографию, а затем положил ее на стол. Улыбка вдруг сошла с его лица. — Что это за шутка? — спросил он Бена, сурово глядя на него из-под очков для чтения. Профессор казался озадаченным.
— Что вы хотите сказать?
— Это, несомненно, какой-то монтаж, скомпонованный из разных фотографий. — Ученый произнес эту фразу с нескрываемым раздражением.
— Но почему вы так считаете? Вестон и Хендерсон, вероятно, были знакомы.
— Вестон и Хендерсон? Несомненно, были. И так же несомненно, что, конечно же, они никак не могли оказаться в компании, куда входили бы одновременно Свен Норквист, норвежский судовладелец, Сесил Бенсон, британский автомобильный магнат, Дрэйк Паркер, глава нефтехимического гиганта, и Вольфганг Зибинг, немецкий промышленник, чья фамильная компания некогда производила военное снаряжение, но теперь больше известна своим кофе. И еще несколько человек такого сорта. Некоторые из этих людей были вечными конкурентами, некоторые специализировались на очень далеких один от другого видах коммерции. Если удастся доказать, что эти люди встречались между собой... Для начала потребуется полностью переписать историю экономики ХХ века.
— А не могла ли это быть какая-то экономическая конференция середины столетия, наподобие нынешних давосских форумов? — рискнул предположить Бен. — Или совещание, предшествовавшее Бильдербергской конференции? Малоизвестная встреча титанов экономики?
Историк указал на одну из фигур.
— Это может быть только выдуманной кем-то шуткой. Ради которой очень умело сфабриковали эту фотографию.
— Кто этот человек, на которого вы указываете?
— Это, несомненно, Герхард Ленц, ученый из Вены. — Меркандетти говорил сухо и сурово.
Имя показалось Бену смутно знакомым, но он не мог сообразить, в каком контексте оно могло ему попасться.
— Да кто же он такой?
— Точнее, кем он был. Он умер в Южной Америке. Доктор Герхард Ленц, по всеобщему мнению, был человеком блестящего ума. И все же вряд ли его можно назвать в числе лучших выпускников замечательного медицинского факультета Венского университета и счесть олицетворением венской цивилизации. Простите, я иронизирую, а это не подобает историку. Но сухой факт заключается в том, что Ленц, как и его друг Йозеф Менгеле, заслужил единственную в своем роде жуткую славу экспериментами на заключенных концентрационных лагерей, на тысячах детей, погибших и оставшихся калеками в результате этих опытов. Его сын все еще живет в Вене.
Боже мой! Герхард Ленц был одним из самых страшных чудовищ двадцатого столетия. Бен почувствовал, что у него начала кружиться голова. Герхард Ленц, светлоглазый нацистский офицер, стоявший рядом с Максом Хартманом.
Меркандетти выудил из кармана пиджака восьмикратную лупу — ему часто приходилось пользоваться ею в своих архивных разысканиях — и тщательно исследовал изображение. Затем он долго рассматривал пожелтевшую бумажную подложку, на которую была нанесена эмульсия. Потратив на это занятие несколько минут, он покачал головой.
— Действительно, фотография кажется подлинной. И все же это невозможно. Она не может быть подлинной. — Меркандетти говорил со сдержанной страстью, и Бен мельком подумал: не пытается ли профессор в первую очередь убедить себя самого? Хотя историк и старательно отказывался поверить в то, что находилось у него перед глазами, все равно он вдруг смертельно побледнел.
