Эдуард Тополь - Красная площадь
– Я – жена Мигуна. Мне нужен следователь, который…
15 часов 40 минутИз рапорта следователя В. Пшеничного:
…врач филиала медсанчасти при станции метро «Арбатская» Сергей Левин опознал на предъявленном ему портрете-фотороботе мужчину, который 19 января с.г. примерно в 17 часов с минутами обращался за неотложной помощью в связи со сквозным огнестрельным ранением в бедро. Левин сообщил приметы полковника милиции, который сопровождал раненого: высокий брюнет, примерно 50 лет, сутулится, глаза карие, нос с горбинкой. По словам С. Левина, вышеописанный полковник запретил ему зарегистрировать раненого в книге регистрации, не предъявил свое милицейское удостоверение и пренебрежительно отнесся к предложению Левина выписать направление в Институт Склифосовского.
Проверкой регистрационных книг и тщательным опросом всего медицинского персонала Института скорой помощи имени Склифосовского установлено, что ни 19, ни 20, ни 21 января к ним не поступил ни один мужчина с пулевым огнестрельным ранением в область правого бедра.
Несмотря на то, что след раненого преступника в настоящий момент фактически потерян, прихожу к заключению, что:
поскольку медсанчасть станции метро «Арбатская» расположена вблизи улицы Качалова, где в доме № 36-А произошло убийство генерала Мигуна, и в связи с тем, что раненый потерял, по словам врача Левина, много крови, злоумышленники были вынуждены по дороге в неизвестную нам еще больницу обратиться в эту медсанчасть за неотложной помощью.
Вверенная мне группа оперативно-следственных работников МУРа продолжает поиски преступника в московских и подмосковных больницах.
Врач Сергей Левин и медсестра Дина Темногрудова доставлены в НТО МУРа для создания фоторобота-портрета полковника милиции, который сопровождал раненого…
16 часов с минутамиВ кинозале НТО Женя Тур, доктор Сергей Левин и медсестра Дина Темногрудова компоновали на киноэкране фоторобот-портрет полковника милиции, который 19 января вечером сопровождал раненого.
В полумраке зала дремал в кресле Валентин Пшеничный. По-моему, это был его первый отдых за все дни нашего следствия. Я и Светлов стояли у двери и вглядывались в возникающее на экране темноволосое лицо с носом горбинкой, тонкими ноздрями, низкими надбровными дугами и жесткой поперечной складкой на подбородке.
– Олейник, – шепнул мне на ухо Светлов. – Полковник Олейник, одно лицо.
Я кивнул ему и подошел к креслу Пшеничного. Очень не хотелось его будить, но пришлось. Я тронул его за плечо, и он тут же встрепенулся, вскинул на меня свои запавшие от усталости голубые глаза. Я подсел к нему, сказал негромко, чтобы слышал лишь он один:
– Валя, когда будет готов портрет, – никому не показывать и не тиражировать. Отдашь мне и сам поедешь домой спать.
– Но я же еще не нашел преступника…
– Ты его уже нашел. Только трогать его пока нельзя. Заканчивай здесь, сдай мне портрет и иди спать. Это приказ. Мне нужно, чтоб ты выспался.
Он кивнул, и мы со Светловым вышли из кинозала. По пустому коридору НТО, который одновременно был музеем криминалистики МУРа – здесь в стеклянных витринах и шкафах стояли самые различные экспонаты – трофеи МУРа в борьбе с преступным миром, – мы с Маратом шли в другое крыло здания, в 3-й отдел МУРа, мимо разнокалиберных пистолетов, финок, кастетов, обезвреженных мин, самопалов, отмычек, капканов, удушек, аэрозольных баллончиков с уже испарившейся отравляющей жидкостью, динамитных зарядов без взрывателей и взрывателей без динамита.
– Выбирай, – усмехнулся Светлов, показав на эти экспонаты. – У меня еще в камере вещдоков такого барахла до фига.
– Выберу, – ответил я. – Когда срок придет.
Свернув за угол коридора и пройдя через ряд дверей и переходов, мы оказались совсем в другом мире – среди привычного будничного муровского мата, телефонных звонков, грохота сапог и густого запаха табака. А в дежурке-предбаннике светловского кабинета мы застали странную картину: чуть не половина оперативников состава 3-го отдела, то есть человек двадцать офицеров, сгрудились вокруг стола со «Спидолой», которая вещала чистым, не прерываемым глушилками голосом:
…Аккредитованные в Москве западные корреспонденты сообщают, что генерал Мигун, первый заместитель Председателя КГБ, был инициатором арестов лидеров левой экономики и разоблачений связей с ними дочери и сына Леонида Брежнева, что вызвало гнев Михаила Суслова и Брежнева. По слухам, Мигун покончил жизнь самоубийством, после…
– Что это такое? – спросил, нахмурившись, Светлов.
– Это «Голос Америки», Марат Алексеевич, – сказал капитан Арутюнов.
– Я сам слышу, чей это голос. Что это значит, я у вас спрашиваю?!
– Это значит, что сначала мы вкалывали на Отдел разведки и «Каскад», сейчас – на Прокуратуру, а все лавры за разоблачение левой экономики достаются КГБ. Ведь это вся страна слышит – усмехнулся капитан Ласкин. – И самое интересное, что именно это сообщение никто не глушит…
Словно иллюстрируя его слова, в эфире прозвучало:
…полагают, что смерть Суслова обострит борьбу за власть в одряхлевшем кремлевском руководстве.
Женева. В Женеве происходят совещания Александра Хейга с…
– мощный шум глушилок тут же покрыл голос заморского диктора.
Ласкин и все остальные красноречиво посмотрели на меня и Светлова.
– Выключи, – приказал Светлов Арутюнову. Затем, в разом наступившей тишине, он прошелся по дежурке и сказал:
– Братцы! Мы никогда не лезли в политику и не лезем. Мы – сыскные ищейки, уголовный розыск. Если где-то убили человека, мы должны найти убийцу – вот и все. Лично я поэтому работаю в МУРе, а не где-то в другом месте. Поэтому давайте делать свое дело, и нечего нам, муровцам, слушать эти «вражеские голоса», – от них только бессонница по ночам. Нам поручено найти убийцу Мигуна – и надо найти. За это нам деньги платят…
– Но выходит, что мы работаем против КГБ… – сказал Колганов.
– Или Отдела разведки. И это наше собственное министерство! – добавил Арутюнов.
– Ясно же, что это убийство – их работа… – выкрикнул еще кто-то.
– Тихо! – шарахнул по столу раненой рукой Светлов и скривился от боли. – Падла-а!… – Но тут же выпрямился: – Мне плевать – КГБ или МВД! Мы выполняли задание, и в ходе этой работы какая-то гнида убила нашего человека – Нину Макарычеву, которая еще вчера работала с нами и поила нас тут чаем. Для меня это значит, что убили одного из нас – тебя или тебя! А если мы уже знаем, что ее убийца и убийцы Мигуна – одна компания, то что? Замнем это дело? И пусть нас свои же шарахают из-за угла, кому не лень – КГБ, Отдел внутренней разведки, потом ОБХСС и ГАИ начнут – да?
Все молчали.
– Короче, – произнес, остывая, Светлов. – Вы взяли след этого раненого – вот и дуйте по нему. И чтобы через 24 часа…
– След потерян, – перебил Ласкин.
– Глупо искать его по больницам, – хмуро сказал Арутюнов.
– Если его прячет от нас ГБ или Отдел разведки, то черта лысого найдешь, – произнес Колганов.
– Надо найти! – сказал Светлов.
– Ка-ак?! – воскликнул Арутюнов.
– Мозгами, – ответил Светлов. – Если бы я хотел тебя спрятать от ГБ, куда бы я тебя засунул?
Арутюнов пожал плечами.
– Мало ли… В тюрягу…
– Есть еще одна версия, – произнес с порога появившийся в двери Тарас Карпович Венделовский. – Под Москвой, в Подольске, есть два госпиталя для раненых в Афганистане. Один – офицерский, другой – солдатский. Там по тыще человек лежит и все с пулевыми ранениями.
За его спиной стояли Вета Петровна и Ожерельев.
16 часов 25 минутЕдва Вета Петровна Мигун убедилась в том, что ей не грозят допросы и пытки в КГБ и все ее страхи были напрасны, она разительно изменилась. Среди будничной суматохи муровских коридоров, тяжелых, но не имеющих лично к ней отношения, шагов конвоиров, густого мужского мата, офицерских мундиров, телефонных звонков, криков и запаха табака она ожила, выпрямилась, даже помолодела, словно попала в свою боевую чекистскую юность.
И в кабинет Светлова она вошла следом за мной легкой, свободной походкой, уселась перед столом, закурила и сказала:
– Я могу дать вам ценную информацию. Очень ценную. Не только об убийстве Мигуна, а еще важней. Такую, что, может быть, Брежнев даже у власти останется. Но – при одном условии. Если на «Мосфильме» возобновят съемки фильма «Незримая война» по книге Мигуна «Мы вернемся» и, конечно, с гарантией, что этот фильм выйдет на экран. – И с этими словами она выложила из своей сумочки журнал «Знамя» № 5 за 1981 год. – Повторяю, у меня в обмен есть очень ценная информация.
Я посмотрел ей в глаза и сказал:
– Если вы имеете в виду письмо Ани Финштейн, то эту информацию вы нам уже дали.
