Эдуард Тополь - Завтра в России
– Долой Круглого!.. Сволочь он, курва партийная!.. Кончай с ним разговаривать!.. За колбасу нас хотел купить!.. – закричали в толпе. – Надо его тоже заложником взять!.. Да повесить его за яйца…
Хлопнув дверью, Круглый вышел из директорского кабинета. Через минуту он появился на заводском дворе и, храня на лице надменно-начальственное выражение, стремительно направился к центральной проходной.
Никто его не задерживал, но вслед ему слышались свист и насмешливые выкрики многотысячной толпы.
Еще через двадцать минут в заводской столовой, оккупированной бастующими, Левон Акопян, сидя за одним столом с Зарудным и хлебая, как и Зарудный, жидкие столовские щи, сказал:
– Ты не думаешь, что зря народ так вздрючиваешь?
Зарудный подъел остатки щей в своей тарелке и вскинул на Акопяна свои пронзительно-голубые глаза:
– А их и надо вздрючивать! Все народные восстания могли бы победить, если бы народ не успокоился раньше времени и не расходился по домам спать. Ты Ленина почитай. У него на эту тему целая книга написана, «Государство и революция» называется.
– А ты ее читал? – удивился Акопян.
– Нет, конечно, – усмехнулся Зарудный. – Но мне одна доцентша по марксизму рассказала. Эти марксистки, знаешь, какие терпеливые! Пока ты их жаришь, они тебе всю библиотеку могут рассказать!
– Ну, тогда ты образованный, конечно… – согласился Акопян.
32
В три часа дня редакция городской партийной газеты «Уральский рабочий» получила следующее письмо:
«Главному редактору,
срочно
Федор Вагай в наших руках. Если войска, окружившие «Тяжмаш», будут стрелять в народ, мы похороним Вагая рядом с вашими жертвами.
Уральский комитет РСДРП».
Поскольку похитители Вагая называли себя так, как почти сто лет назад Ленин назвал первую группу своих единомышленников – Российская социал-демократическая рабочая партия, то уже не оставалось сомнений в том, что эти похитители – «афганцы». Еще в бытность горячевской гласности именно среди «афганцев» стали популярны движения за возрождение «подлинного ленинизма». Солдаты Советской Армии были в подавляющем своем большинстве выходцами из провинциальных слоев и никаких иных идей по поводу государственного устройства, кроме ленинской теории о диктатуре пролетариата, не знали. Им (как, кстати, и Горячеву, который был близок им по происхождению) казалось, что достаточно установить в стране «подлинный ленинизм» – и Россия тут же расцветет…
В 3.15 письмо захватчиков Вагая было на столе у Серафима Круглого. Но во главе стола уже был не Серафим Круглый, а председатель КГБ СССР Алексей Зотов, прилетевший из Москвы с целой свитой генералов и полковников. Здесь же, в бывшем кабинете Стрижа, потом Вагая, а теперь временно Серафима Круглого, находились сейчас командующий Западно-Сибирским военным округом генерал армии Николай Кутовский, прибывший из Омска со своим штабом, а также местная гэбэшно-милицейская верхушка – полковник Сухин и майор Шарапов…
– Если это «афганцы», то это серьезно. Они могут убить Вагая, – сказал генерал Кутовский, кладя письмо на стол.
Но Алексей Зотов коротким пренебрежительным жестом смахнул письмо в сторону.
– План действий утвержден товарищами Стрижом и Митрохиным, – сказал он. – Атаковать «Тяжмаш» мы не можем в любых ситуациях, даже ради спасения Вагая, чтобы не повредить линии производства танков. Остается одно: вытащить рабочих с заводской территории. Поэтому… – Красным карандашом Зотов провел две прямые черты на разостланной на столе крупномасштабной карте. Эти линии прошли вдоль Шоссейной дороги, которая тянулась от центра города до кладбища. – Здесь мы ставим спецвойска КГБ. Дивизия имени Дзержинского уже на подлете, они знают свою задачу. За ними ставим вторую линию – местное КГБ и милицию. А затем – регулярные войска, то есть армию. Таким образом, мы получаем коридор, по которому пойдет с «Тяжмаша» похоронная процессия. Когда они подойдут к кладбищу, все руководство забастовкой и вы, товарищ Круглый, будете, конечно, впереди, в голове колонны, рядом с двумя гробами. Верно? И скорее всего все эти «афганцы» будут там же. Во всяком случае, их главари. Ну и в тот момент, когда вся эта головка пройдет в ворота кладбища, наши части отрежут ее от процессии и арестуют. Остальную колонну… – И Зотов сделал короткий однозначный жест рукой, означающий ликвидацию.
– Всех? – изумился Круглый.
Зотов посмотрел на него сквозь очки. В этой длинной паузе Круглый не только успел пожалеть о сорвавшемся с языка вопросе, но и попрощаться с жизнью. Какого черта он не улизнул с этого совещания, не поехал с транспортом продуктов затыкать рот митингующим оружейникам Исети?! Испугался повторения инцидента на «Тяжмаше», остался при высоком начальстве, а теперь… Однако после ледяной паузы Зотов сделал вид, что вопрос Круглого был вполне кстати. И, как ни в чем не бывало, пояснил, но не столько Круглому, сколько высшим штабным офицерам генерала Кутовского и гэбэшно-милицейским чинам Екатеринбурга:
– Это будет не акция, а урок! Товарищ Стриж решил дать его всей стране именно здесь, на его родине. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что будет с теми, кто затеет аналогичную забастовку где-нибудь в другом месте. Мы должны раз и навсегда отучить их всех бастовать. Тем более на Урале, где полно военных заводов. У кого есть вопросы? – И, оглядев армейских, милицейских и гэбэшных офицеров, Зотов посмотрел на Круглого: – У вас?
– Нет, нет… – поспешно сказал Круглый. – Все ясно!!
– Насколько я понимаю, – сказал генерал Кутовский, – главарей забастовки мы должны взять живыми для того, чтобы обменять на Вагая?
Зотов перевел на него взгляд своих небольших серых глаз. При этом снова возникла пауза, словно Зотов каждый раз взвешивал про себя, чего стоит его собеседник и стоило ли вообще ему отвечать.
– Руководители забастовки нам нужны живьем для того, – произнес он наконец внятно, как учитель на уроке, – чтобы на показательном процессе они сознались, что организовали эту забастовку по заданию израильской и японской разведок. Менять их мы ни на кого не будем.
– Извините… – сказал Круглый сорвавшимся голосом. – Я… Вы понимаете, от города до кладбища семь километров. Я не уверен, что смогу пройти их пешком. У меня это… извините, но я должен сказать: у меня геморрой…
– Ничего, пройдете! – ответил Зотов. – Вы будете как раз тем козлом, который ведет на убой все стадо. Не бойтесь, этих козлов не убивают.
Но на лице Круглого еще оставалось сомнение. И это начало выводить Зотова из себя.
– Вот что, Круглый? – сказал он жестко. – Запомните: у вас нет выбора. Сейчас вы отправитесь на армейские склады, соберете транспорт продуктов и поедете на «Тяжмаш». И там любой ценой – вы поняли меня? – любой ценой наладите самые лучшие отношения с их забастовочным комитетом. Имейте в виду: мы будем следить за вами снаружи, у нас есть НП напротив завода. Можете пить с ними водку, можете обещать им все что угодно, но завтра в восемь утра вы должны вывести «Тяжмаш» на эти похороны…
– А если они не выйдут? – побледнел Круглый.
Зотов снял очки и впервые посмотрел Круглому в глаза.
– Я же сказал, товарищ Круглый: у вас нет выбора! Если вы не выведете их на эти похороны, мы вас расстреляем. Идите! – И когда Круглый вышел из своего собственного кабинета, Зотов возмущенно повернулся ко всем остальным: – Мерзавец! Как кремлевские пайки получать, так все первые! А как сделать что-то для партии, так у них геморрой!
33
– Сидя в осаде, мы теряем инициативу, – говорил Акопян. – На заводской теплостанции уголь кончится через шесть часов, а тридцать тысяч человек не могут торчать в холодных цехах, ничего не делая. Мы должны что-то решать – сейчас, сию минуту. Иначе люди остынут и сами разойдутся по домам.
Забастовочный комитет – семнадцать человек во главе со Степаном Зарудным – сидел за длинным столом в пустом конференц-зале управления «Тяжмаша», только Анатолий Гусько стоял у темного окна. Было 16.47, морозные зимние сумерки уже накрыли город, заседание проходило при свечах. Перед каждым членом комитета лежал карманный магнитофон.
– Кто хочет высказаться? – спросил Зарудный.
Несколько человек подняли руки, а пожилой слесарь Дмитрий Говорухин заговорил, не ожидая приглашения…
ИЗ СТЕНОГРАММЫ ЗАСЕДАНИЯ
ЗАБАСТОВОЧНОГО КОМИТЕТА «ТЯЖМАША»
Д. Заворухин (представитель инструментального цеха): Я не скажу за все 39 тысяч. Я скажу за свой цех. Люди настроены очень зло. Злые люди, обозленные. На китовое мясо, на нормы выработки, на мордобой милиции, на все. Если бы вы нас не сдерживали, мы бы давно вывели танки за ворота и погромили всю милицию, освободили нашу Веру Конюхову и, конечно, Стасова и Обухова. И я пришел сказать от имени своего цеха: на кой черт вы нас сдерживаете? Чего мы ждем?
