Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга II
– Ишь чего захотел! – впервые улыбнулся Заика. – Я бомж, постоянного адреса не имею. И не волнуйся, мы найдем тебя сами.
– Неравный брак получается! – Гороховский отдернул руку с пакетом. – Не хочешь «хату» открыть, дай телефон. Как же я буду детали с компаньоном обговаривать?
– Хитер ты, еврей, – смягчился Заика, – лады, вечерком в твоем почтовом ящичке будет лежать мой «голосок»! Покедова, друзья!
Гринько, Заика и Гороховский стали мирно расходиться по машинам…
Гороховский заехал по дороге в правление концерна, коротко рассказал Сергею Спичкину о результатах переговоров. Сам еще толком не понимал, выиграл он или проиграл. Там, на мокрой лужайке, держался ровно, спокойно, «играл» вовсю, а тут нервы расшалились: слишком опасную сделку заключил он сразу с тремя кланами. Особенно беспокоило одно обстоятельство: накрепко связал он себя с малопонятным Гринько, который представлял какую-то мощную политическую организацию, прикрываясь личиной КГБ. Ходил прежде по лезвию одного ножа, теперь придется ходить сразу по трем…
Войдя в подъезд своего дома на Каланчевской набережной, с помощью кода отворив дверь в просторный холл, Гороховский почувствовал присутствие постороннего человека. И не ошибся. Из темного угла шагнул человек, деловито спросил: «Гороховский?» – «Что дальше?» – «Тебе весточка приканала»! – Незнакомец сунул в руку Гороховскому узкую полоску бумаги с номерами телефонов. Заика крепко держал слово…
* * *Павел Субботин долго вертел в руках черную магическую книгу, автор которой, несомненно, спрятался за псевдонимом папы Гонория. Зачем ее переслали ему вместе с другими тайными инструкциями? Книга целиком состояла из фигур и заклинаний, обращенных к дьяволу. «Все во всем и вечное теперь!»
– «Н-да, я вижу Бельфора пруды, силуэт, печальный собор, которого нет!» – вслух продекламировал Субботин и отложил черную книгу. В дверь позвонили. Субботин зорко окинул глазами комнату: нет ли лишних вещей? На всякий случай приоткрыл письменный стол, включил диктофон сверхвысокой чувствительности. Пошел отворять.
– Здравствуйте! – На пороге стоял человек лет тридцати пяти. Прищуренные глаза, обычная куртка. На голове – вязаная шапочка. Ничего бросающегося в глаза.
– Приветствую! С кем имею честь?
– Разрешите войти? На пороге беседовать неудобно.
– Прошу! – Воров и грабителей Субботин не опасался, вмиг мог одолеть человек пять. Гостей не ждал. Пригласил незнакомца в коридор, уставился на него, ожидая разъяснений.
– Я – майор милиции Андрейченко! – наконец-то представился гость. – Вот мое удостоверение!
– Все правильно. Чем могу служить, товарищ майор? – распахнул обе створки дверей в комнату. – Заходите, пожалуйста. Скучаю тут в одиночестве. Садитесь! Чаю хотите?
– Спасибо, недавно завтракал. – Майор присел на стул. Не удержался, обвел глазами комнату. – Уютно здесь у вас.
– Не жалуюсь, привык холостяковать. – Субботин умел выжидать, абсолютно не показывая вида, что недоумевает, нервничает. Такова суть человека: невиновен, а волнуется перед стражами закона.
– Скажите, Павел Эдуардович, – нарушил благостную беседу майор, – вы правда писатель?
– Разве это запрещено? – вскинул правую бровь Субботин. Он был артистом высшей категории.
– Что вы! Просто мы подумали, что интеллигентному человеку, писателю, можно довериться.
– Я польщен, но… Милиция и литература? – Субботин развел руками. – Не совсем понимаю, в каком смысле я мог бы стать…
– Это не нужно! – остановил его майор. – Мы, собственно, хотели посоветоваться, попросить помощи.
– Можете переходить к делу. – Субботин встал. – Нет, я все-таки налью вам чаю! Или пива хотите?
– От пива не откажусь! – Майор поблагодарил хозяина взглядом.
Открыв холодильник, Субботин быстро соображал, подать ли майору пару банок немецкого пива или… Чтобы без претензий… бутылку жигулевского. Остановился на последнем…
– Вы заинтриговали меня, товарищ майор. – Субботин потер ладони. – Может, подарите сюжет для криминальной повести?
– Э, нет! – вяло отмахнулся майор Андрейченко. – Это в угро… А мы, пешки, скребем по мелочам. Суть просьбы вот в чем: что вы можете нам сказать строго конфиденциально о вашем соседе Пантюхине?
– О соседе? – Субботин опустил глаза, сделав вид, будто задумался, в сердце что-то тихо екнуло: «Пантюхин! Пантюхин! Дотянулись!» Можно было отмахнуться: мол, я с ним совершенно не контачу, извините, разные интеллектуальные высоты, но Субботин не был бы агентом ассоциации, поступи он столь примитивно. Следовало расколоть этого мента, который не придумал ничего лучшего, как обратиться к нему. – С какой именно стороны сосед интересует милицию? В смысле пьянства?
– Вы часто видите его пьяным? – в упор спросил майор.
– Случается, но… он не буянит, не ломает стулья.
– А дружки? Часто бывают посторонние? На лестничной клетке соседи неоднократно видели подозрительных личностей. Словом, если заметите что-либо подозрительное, пожалуйста, позвоните мне, вот номер телефона. И, само собой, Пантюхину о нашей беседе ни звука…
– Вот тебе и «печальный собор, которого нет»! – протянул вслух Субботин, закрыв за майором дверь. – Пантюха – на крючке. Надобно подчистить хвосты и… пусть заляжет на дно. Скотина, наверное, скупает краденое? Или, чур-чур, не ходит ли сам на ночные грабежи?
Поздно вечером Субботин, как всегда, возвращался с прогулки. Остановился перед дверью соседа, заслышав шум. Раздался истеричный женский крик, голос Пантюхина, который вроде бы звал на помощь. «Вмешаться?» И в это самое мгновение распахнулась дверь и вылетела сначала шапка, а затем, видимо, и сам ее хозяин, полный гражданин с одутловатым окровавленным лицом. Субботин отступил к своей двери, встал бочком. Пантюхин шагнул за толстяком на лестничную клетку, склонился над ним, в руке его что-то блеснуло.
– Не смей, не смей, гад ползучий! – по-бабьи взвизгнул толстяк. – Отольется тебе все!
– Заткнись! – Пантюхин навалился на толстяка грудью, но Субботин ловко перехватил его руку у запястья, вывернул. От острой боли Пантюхин взвыл. Внизу, на четвертом этаже, захлопали двери, появлялись любопытные.
– Ты? – ахнул Пантюхин. – Писа… – Субботин заткнул ему рот ладонью, сгреб за шиворот, втолкнул в квартиру. Затем приподнял толстяка, тоже затащил в коридор квартиры Пантюхина, захлопнул дверь.
– Вот, видите, Павел Эдуардович, – заверещала жена Пантюхина, – дружок «голосок подал»! Посчитались! Сколько твердила: завязывай, завязывай, а он…
– Извините, Мария Семеновна, – вежливо проговорил Субботин, – вы могли бы нас оставить одних? – Проводив женщину, Субботин вернулся в коридор, подал толстяку платок, чтобы тот утер с лица кровь. Осторожно приоткрыл дверь, выглянул на лестничную клетку. Все было тихо. – Ну-с, господа рецидивисты, – мрачно заговорил Субботин, – чего не поделили, живо отвечайте!
– А ты откуда взялся, фраер недорезанный? – пропищал толстяк.
– И это вместо благодарности. Ай-яй-яй! – покачал головой Субботин. – Пантюха, в чем дело?
– За должком примчался, с Севера! – кивнул Пантюхин. – Начал меня трясти. А должок… должок-то не мой.
– Чей же?
– Крутишься? – Толстяк был сильно навеселе.
– За тобой, Пантюхин, приходили! – жестко бросил Субботин, дабы вывести соседа из равновесия.
– Откуда? С работы?
– Майор один интересовался. Ну, колитесь, сволочи! Иначе… Вот телефончик оставил майор, сейчас звякну и…
– Теле-фон-чик? – Пантюхин повертел бумажку в руках и обмяк. – А чего ему было надо?
– Сначала ты рассказывай, потом – я.
– Ну, этот… «Печатник» его кликуха была. Давным-давно в зоне смастерил станок, «куски» на нем стал вырисовывать и печати на линолеуме резал, с гербами.
– Это к делу не относится! – бросил толстяк.
– Ну, поделился он тогда денежками с одним человеком, вроде в долг дал, а теперь… оттянул «червонец», вышел, долг требует.
– Все законно! – поддакнул Субботин. – Долг платежом красен.
– Эх! – досадливо махнул рукой Пантюхин. – Тупой ты, писатель! Пускай канает отсюда, а я тебе потом все обскажу…
* * *Анатолий Михайлович Булатов, бывший председатель завкома металлургического завода, а ныне новоиспеченный коммерсант, запыхавшись, прибежал к своему газетному киоску в тот момент, когда его торговая точка, его гордость и надежда, уже догорала. Двое мужиков и три женщины, лениво переговариваясь, кляня всех лавочников и жуликов, стояли чуть поодаль. Неприступные, казалось бы, двери, металлический остов прокоптились насквозь. Огонь уже поутих, лишь разрозненные язычки пламени лизали железо. Тушить киоск уже не было смысла, вызывать пожарных – тоже.
– Мать честная! – простонал Анатолий Булатов. – Что же это делается? – Почти в каждом номере газет читал о поджогах, грабежах, убийствах, читал, как увлекательные выдуманные истории, которые к нему не имели отношения. – И вот, пожалуйста. Опять на мели.
