Данг Тхань - Икс-30 рвёт паутину
Но что нужно для этого? О, как же горька и тяжела эта жизнь! Разве могла думать она, что настанет момент, когда придётся выбирать жизнь для себя или для детей своих! Сердце матери разрывалось…
Ради детей мать способна на всё. Май Лан решила пожертвовать собой. После отчаянных переживаний, кипевших в её душе не один день и не одну ночь, она решила стиснуть зубы и жить с Ли Ламом, лишь бы защитить детей. Придёт Ли Лам, значит, не появится машина с агентами Кана. Если Ли Лама здесь не будет, тогда машина тут же придёт за ней. И окажется она в тюрьме, а дети останутся одни. Кто мог бы понять её душу? Ты бы понял её, муж? А вы, люди, вы-то понимаете?
Ли Лам был скрытным, неразговорчивым, но он старался угодить ей, слушался её и заботился о её детях. Он знал, что она вышла за него не по доброй воле, поэтому он стремился делать всё так, чтобы ей обязательно понравилось, желая таким образом повлиять на её чувство. С другой стороны находясь рядом с ней и видя её благочестие и её поведение в быту, он в какой-то мере стал меняться сам. Раньше он мало говорил, потому что был подобен машине, которая выполняет любой приказ своего начальника. Теперь он стал говорить ещё меньше, потому что начал задумываться. В нём началась борьба между безропотной машиной и человеком, который начал мыслить. Но он по-прежнему вынужден был жить на деньги Нго Динь Кана, жить под неослабным его контролем, поэтому человек-машина в нём обычно побеждал, едва Кан отдавал какое-нибудь приказание. Но когда он возвращался домой…
Фан Тхук Динь молча слушал рассказ женщины, который часто прерывался слезами и рыданиями. Она старалась подыскивать такие слова, которые не задевали бы режим власти семейства Нго. Но из невысказанных Май Лан слов, по её лицу, по которому то и дело пробегали тени боли и негодования, он полностью представил себе, что она хотела сказать и всё, что ей пришлось пережить. Всем своим видом он выражал ей сочувствие и уважение. Он внимательно слушал её, она прониклась к нему ещё большим доверием, и поэтому рассказ её стал более откровенным. В тех местах, где она затруднялась высказать мысль до конца, он подбирал подходящее слово, чтобы ей было легче вести рассказ. Одновременно её горести передавались ему, западали в его сердце. Сколько ещё боли кругом!..
Неожиданно внимание Диня обострилось до предела.
…Май Лан пыталась переделать Ли Лама. Она не хотела, по была вынуждена жить вместе с ним. В этой принудительной жизни беды не могли кончиться просто. Недавно Ли Лам принёс домой большую сумму денег, сказав, чтобы она купила что-нибудь для дома и для детей. Она удивилась и спросила, откуда эти деньги. Ли Лам угрюмо ответил, что их дал ему Кан. Почему Нго Динь Кан отвалил такую сумму денег? Её насторожил угрюмый ответ Ли Лама, который, казалось, всё ещё скрывал что-то. Если он не скажет, то она не возьмёт этих денег. В конце концов Ли Лам признался, что Кан заставил его убить одного человека и что это премия, которую Кан дал ему после того, как дело было сделано.
У неё началось головокружение. Она почувствовала, что во всём теле появились резкие боли. Она в ужасе закрыла глаза. Посмотрев на неё, Ли Лам забрал деньги обратно. Она стиснула ладони между коленями и долго сидела опустив голову и закрыв глаза, не желая даже смотреть на этого человека.
— Я не хочу покупать что-нибудь моим детям на деньги, обагрённые кровью, — сказала она. — Не хочу никаких вещей. Я уже много раз говорила тебе… Ты хочешь, чтобы твой сын думал о тебе хорошо, или не хочешь? Потом, когда твой сын узнает обо всех этих делах, что он подумает о тебе? О боже! Почему же я должна жить с тобой?
— Это был приказ господина, я должен был исполнить, — растерянно произнёс он в оправдание. — Если бы я не сделал этого, то господин прикончил бы меня. — И он привёл ещё один довод, который, как он думал, может успокоить её: — Убитый не был хорошим человеком.
— Откуда ты знаешь, что он не был хорошим человеком?
— Знаю… Он американский агент, который следил за всем, что делал господин. Но я запрещаю… запрещаю тебе говорить об этом кому бы то ни было. Я знаю хорошо…
Май Лан стала допытываться дальше и узнала, что убийство произошло на вилле Бонглай.
«Фам Суан Фонг!» Это имя сразу же мелькнуло в голове Фан Тхук Диня. Так вот как выглядит на самом деле «убийство, совершённое вьетконговцами», убийство, о котором так шумели сайгонские газеты!
В этот момент домой вернулись детишки. Старшему было около семи, младшему — лет пять. У них были чистые глаза и умные лица. Фан Тхук Динь привлёк их к себе и крепко обнял.
На кровати зашевелился третий ребёнок, стал хныкать, ворочаться. Женщина положила на него свою руку, и стала убаюкивать.
Фан Тхук Динь сидел, приголубив двух детей, и не хотел их отпускать. Он посмотрел в лицо женщине и проникновенно сказал:
— Верьте мне, я понимаю вас, понимаю всё, что с вами произошло, все ваши ужасы и тревоги, всё, что вы пережили и что вам ещё предстоит пережить. Верьте мне. Не знаю, что сказать ещё, ибо я только недавно встретил вас, но я повторяю: верьте мне. Отныне, если вам что-нибудь понадобится, вспомните обо мне.
Он поднялся и стал прощаться.
— А что касается убийства на вилле Бонглай, то хочу сказать вам следующее: кое-кто сваливает это убийство на Вьетконг. Если наступит нужный момент, то не могли бы вы рассказать всё, как было на самом деле? Конечно, только в нужном случае и нужным людям. Если вы скажете правду, то это, по-моему, во многом облегчит вашу совесть… Ли Лам совершил злодейство, но у вас есть совесть, и вы наверняка не хотите, чтобы другие добропорядочные люди считались злыми, чтобы их обвинили в том, чего они не совершали.
Женщина опустила голову и начала часто моргать. Из её глаз снова побежали слёзы.
— Да! — тихо произнесла она.
Выйдя из знакомого книжного магазина со свежей газетой, Фан Тхук Динь увидел Ван Ань, которая стояла у витрины и рассматривала книги. Неожиданное появление Ван Ань привело Диня в секундное замешательство. У него сразу же возникли вопросы: случайно или специально появилась здесь Ван Ань? что ей известно об этом книжном магазине? что она знает о связи между им и этим магазином? — Здравствуй, Ван Ань, — спокойно сказал он.
Она подняла голову и посмотрела на Диня. В её глазах было лукавство.
— О, Динь! Купил газету? — спросила она.
— Ты куда так рано? — задал он встречный вопрос.
— Да вот решила посмотреть, есть ли новые романы, хотела купить почитать, но, вижу, ничего нет занимательного.
Динь хотел уже прощаться, но она сказала: — Давно не виделись с тобой, хочу немного поговорить. Согласен?
Держать газету в руках было как-то неловко, он сложил её и сунул в карман.
— Извини, сегодня у меня дела, — сказал он. — Давай выберем другой день.
— Я знаю, что ты сегодня ничем не занят, — возразила она с упрёком. — Каждый день, купив газету, ты выходишь в парк Нгуен Хоанг, садишься там и читаешь. Не от того ли, что встретил меня, ты позабыл эту свою привычку? — Поймав его удивлённый взгляд, Ван Ань стала слегка подтрунивать — Те, кто бывал во Франции, никогда не отказывают никаким просьбам женщин.
«Каждый раз, когда мы встречаемся, она заставляет меня думать, — размышлял Фан Тхук Динь. — Не понимаю, когда она говорит правду, а когда шутит. Она всё ещё следит за мной? Что означает сказанное ею? Зачем она следит за мной? Нужно признать, она красива и умна. Если бы эту красоту и этот ум да другому человеку… Почему, однако, в душе моей эта горечь, смятение, сожаление и к тому же ещё и раздражение? Но вернёмся к делу. Она проследила, что я хожу в книжный магазин, она изучает мои повседневные привычки. Что ей ещё известно? Нужно поговорить с этой красивой и умной девушкой. Только будь трезвым…»
Они медленно шли, касаясь друг друга плечом. Слова Ван Ань удержали Диня, но он не знал, что ей известно о нём ещё. Не знать своего соперника опасно. Ещё более опасно не знать соперника, который кое-что знает о тебе. А ему как раз надо было всё знать о других и не давать никому знать ничего о себе. Если позволить другому знать что-либо о себе, это будет серьёзной ошибкой. Динь шёл рядом с Ван Ань и напряжённо думал.
— Ты помнишь, как однажды мы гуляли в Булонском лесу? — спросила Ван Ань, переключаясь на другую тему. — Ты сказал тогда, что вспоминаешь сосновые рощи в Хюэ. Я же, помнится, сравнивала европейские леса, настолько чистые и ухоженные, что ложись на траву и наслаждайся солнцем, с вьетнамским лесом, сырым, неуютным, грязным. Ты тогда ещё сказал: «Но ведь это наш лес». Ты произнёс слово «наш» с такой гордостью!
Динь, не представляя пока, куда заведёт этот наивный разговор с Ван Ань, осторожно сказал:
— Сейчас я думаю то же самое. То, что наше, мы должны ценить выше, хотя оно и уступает в чём-то другому. Если не поступать так, то зачем мы вернулись сюда? Лес, река, переправа, рынок, улица, дом с соломенной крышей… Обо всём этом мы с такой болью думали и вспоминали, находясь за границей. Ван Ань задумалась о чём-то и промолчала. У неё было такое выражение, словно она смотрела в пустоту. — Зайдём куда-нибудь перекусим, — предложил Фан Тхук Динь. — Ты согласна?
