Лев Гурский - Перемена мест
Птичка ткнула кнопочку на пульте, и на экране материализовался развеселый ведущий «Чертовой дюжины». Шли как раз излюбленные на тринадцатом канале забавные сообщения из депутатской жизни – те самые, которые в новости первой и второй программы отчего-то не попадали. Было сообщено о сенсационном выступлении на ЗИЛе депутата Крымова (бывший ненавистник «ИВЫ» теперь вовсю нахваливал ее передовой опыт!), а также о драке между представителями Консервативной партии Муравиным и Зенкиным. И еще о таинственной болезни депутата Кругликова, и о загадочном проекте новой поправки к Конституции, содержание которой-де пока держится в секрете, но подписи для включения вопроса в повестку дня уже собираются…
– Что за болезнь таинственная? – спросил я в пространство, однако ведущий «ЧД» немедленно отреагировал на мой вопрос. Оказывается, это новая разновидность депутатского склероза, когда парламентарий решительно не помнит, о чем говорил вчера, и не узнает знакомых.
– Интересно, что пил вчера со своими знакомыми этот Кругликов? – полюбопытствовала птичка.
– Наверняка он и этого не помнит, – ответил я. – Очень редкое и опасное заболевание.
Ведущий на экране, разобравшись с депутатами, легко перешел к уголовной хронике. Его игривый тон нравился мне ненамного больше, чем сытое равнодушие комментатора-статистика с одного из первых каналов. Хотя в этом веселом цинизме было больше правды, чем в скорби длиною в три секунды и стоимостью в три копейки.
Как обычно, хроника открывалась квартирными кражами, продолжалась налетами и заканчивалась убийствами. Ближе к концу ведущий тоже коснулся перестрелки в «Олимпийце». Правда, на его взгляд, дело тут было вовсе не в наезде на «Унисол». Появились уже знакомые кадры, где ребятишки Кузина-Басина в синей униформе выметают осколки стекла и заделывают пробоины. Скорее всего, – проговорил за кадром ведущий, – это было следствием неудачных переговоров двух преступных группировок, сведениями о которых на канале пока не располагают…
– Умные хлопцы, – подытожил я. – Почти угадали. Мы с вами, Жанна Сергеевна, одна из этих двух группировок. Я – пахан широкого профиля, и киллер, и медвежатник, и рэкетир. Вы на подхвате. Банда, конечно, маловата, что есть, то есть.
– Нам нужен кто-то третий? – полюбопытствовала Жанна Сергеевна, немедленно овладевая моей рукой и направляя ее в знакомом направлении – в район блестящих джинсовых застежек. Мои пальцы привычно легли на эту клавиатуру, готовые к любому пассажу. Правда, сейчас для игры было не слишком подходящее время.
– Нет-нет! – возразил я очень испуганным голосом. – Меня, как пахана, состав банды вполне устраивает.
– То-то же, – гордо произнесла птичка, но, сообразив, что сейчас действительно рановато для дуэта, временно освободила мою руку.
Воспользовавшись возникшей паузой, ведущий сказал нам с Жанной Сергеевной:
– …И еще одна новость. Как нам стало известно, разборки в мире книжного бизнеса сегодня не ограничились инцидентом в «Олимпийце». Только что нам сообщили, что взорван в своей машине Алексей Быков, известный в своей среде как Леха, – директор фирмы «Сюзанна». Кстати, неделю назад следственные органы наконец-то заинтересовались деятельностью этой милой компании…
Под звуки одноименной песенки Челентано нам показали несколько хмурых оперов в конторе «Сюзанны», а затем – остов сгоревшей машины. Насколько я успел заметить… ну да, точно! Наваждение какое-то! Почему их всех несет к моему дому? Петрищев, теперь Леха. Ну, допустим, почему – еще понятно, но вот кто? Неужели «ИВА»? Но зачем, зачем? Никому не хотят доверить право сделать из меня покойника, что ли? М-да, число конкурентов на этом поприще действительно неуклонно сокращается. Хотя, конечно, я не был уверен, что это для меня – большое благо…
– Вот видишь, – рассудительно сказала Жанна Сергеевна. – Что Бог ни делает, все к лучшему. Угрожали тебе эти двое, а теперь глядишь – их уж и нет… Мне кажется, для нас это опять хорошая новость. Я ведь права?
– Наверное, правы, – не очень уверенно проговорил я. – Хотя раньше я не думал, что Бог вооружен огнестрельным оружием и пластиковой взрывчаткой.
– А что же ему, – возразила птичка, – по старинке громы и молнии насылать?
Чтобы не углубляться в теологические споры о современном вооружении Господа, я почел нужным сдаться. Тем более что времена действительно меняются, да и машина Лехи Быкова, как выяснилось, ничем не похожа на неопалимую купину. Сгорела как миленькая. Будем считать именно это добрым знаком. Я выключил телевизор и сказал:
– Пора.
Птичка послушно принесла и разложила передо мною то тряпье, которое ей удалось найти, плюс парик, плюс ножницы и нитки. Знакомые Жанны Сергеевны были хоть и безалаберными, но приличными людьми. Мне пришлось потратить некоторое количество сил, прежде чем моя новая униформа приобрела достаточно отталкивающий вид. В заключение я зачерпнул щепотью пыль с книжной полки и, поплевав на обшлага своего теперешнего одеяния, хорошенько измазал их серой пылью. После чего пристроил тоже пропыленный паричок, нахлобучил огрызок шляпы и спросил у Жанны Сергеевны:
– Ну, как я выгляжу?
– Кошмарно выглядишь, – довольным тоном ответила птичка. – Просто блеск. В тебе умирает художник по костюмам.
– Не умирает, – произнес я не без некоего самодовольства. – Для него всегда сыщется работенка.
Выглядел я и впрямь хуже не придумаешь. Таким совершенно опустившимся бомжем в грязном оборванном ватнике, в немыслимых брюках, в опорках, только что вытащенных из мусорного ведра, с грязной спутанной шевелюрой черно-серого цвета и блуждающим взглядом алкоголика. Такого могли взять разве что в похоронную команду на самую низкую должность третьего могильщика. Да и то крепко перед этим шагом подумав.
Теперь я ничем не отличался от сотен бомжей и нищих, которые, не взирая на грозные указания нашего любимого мэра, не желали самоискореняться, а, напротив, множили свои ряды. Брезгливые менты шугали их, стараясь особенно к ним не приближаться. Впрочем, для ментов у меня всегда было удостоверение МУРа – дабы особо бдительный сержантик мог сообразить, что опер Яков Штерн на задании.
– Что ты им скажешь по телефону? – спросила птичка, отступая от меня на некоторое расстояние. Чисто инстинктивно, разумеется.
В ответ я что-то мрачно и угрожающе замычал.
– Поняла, – сказала Жанна Сергеевна, после чего грязный бомж покинул квартиру и, сутулясь, стал спускаться по лестнице.
Во дворе, как всегда, никого не было, зато в метро ехать было большим удовольствием. Несмотря на вечерний час пик, вокруг меня образовалась в вагоне небольшая мертвая зона, и я, обнаглев, через пару остановок даже присел. Мог бы даже и прилечь – народ бы не пикнул. Чужое падение в эту пропасть напоминает любому пассажиру метро о собственной полноценности. У тебя маленькая зарплата, дура жена, скверная квартирка, но у ЭТОГО-ТО вообще ничего нет, и по контрасту твоя жизнь кажется не такой уж плохой…
Осчастливив своим видом целый вагон, я без приключений добрался до заветного телефона. Покойному Петру Петровичу не было никакого смысла меня обманывать: трюк с этим автоматом они пока не раскусили. Что ж, лучшее, как известно, есть враг хорошего.
Я набрал знакомый номер.
– Алло! – откликнулся голос в трубке. Ты смотри! – подумал я. Похоже, это Колян. Реабилитирован подчистую, надо полагать. И, оказывается, не посмертно. Партия вскрыла грубые нарушения соцзаконности и доказала, что к взлому сейфа и похищению дискеты гоблин Николай отношения не имеет.
Я откашлялся в трубку и произнес:
– Привет, Колян!
– Привет… – удивленно-настороженно ответил мой знакомец. – Это кто?
Поскольку бес для особых поручений Петр Петрович меня разоблачил, хранить инкогнито было совершенно ни к чему.
– Говорит Яков Семенович Штерн, – представился я. – Давай, Коля, дуй за начальством. У меня к нему разговор есть…
Очевидно, в среду ивовых гоблинов мое имечко уже просочилось. Колян, опешив сначала от такой наглости, затем спохватился и выплюнул в трубку много грязной матерщины. Я отстранил свое ухо от трубки, позволил ругани стечь на пол, а затем сказал спокойно:
– Не зли меня, Коля. Зови начальство. Я ведь могу кое-кому напомнить, как ты мне давал наводочку на сейф.
Колян напоследок злобно каркнул, но усек и на минуту исчез из трубки. Через минуту на его месте оказался другой голос, уже незнакомый.
– Вы действительно Штерн? – строго поинтересовался голос.
– А вы сравните потом вчерашнюю и сегодняшнюю записи наших разговоров, – любезно предложил я, – и все поймете. Один ваш деятель – ныне, увы, покойный – рассказывал мне о чудесах вашей техники. Он много чего рассказал, пока не умер…
Это было почти правдой: Петр Петрович, считая меня уже практически покойником, кое о чем действительно успел натрепаться.
