Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 5
Подбежавший второй повстанец, намного моложе первого тоже несколько раз стукнул кулаком по стеклу, требуя открыть.
– Мы прибыли сюда по приглашению – повторил старший охраны по-немецки и по-английски – свяжитесь с вашим командованием.
– Можно говорить? – на плохом английском сказал второй повстанец.
– Да, вы можете говорить.
– Въезд в город платный. Десять рублей с машины… Десять рублей, золотой червонец, понимаете?
Старший охраны ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Требований выйти из машины, подвергнуться обыску – но только не такого вот спокойного заявления о том, сколько стоит въезд в город. Хотя ничего удивительного не было – просто возвращались средневековые европейские нравы, там за проезд через каждую сеньорию брали деньги, за въезд в любой город – тоже. Раньше еще и камень брали – на мощение дорог или специальный "каменный сбор" с тех, кто этот камень не привез. Здесь, судя по всему, о состоянии дорог никто не заботился.
– У нас нет русских рублей.
– Тогда марки или кроны. Двадцать пять римских марок или сорок австрийских крон, понимаете? Богемские кроны мы тоже принимаем, бельгийские франки тоже. Любые деньги в уплату проезда, пан – платите и проезжайте или ищите другую дорогу.
Удивительно – как русские до сих пор сюда не дошли. Может они и там так же – платили на дорогах, их и пропускали, так дошли до Варшавы.
Кстати – злотые здесь почему то не принимали.
Старший конвоя достал бумажник, пересчитал деньги. Свои собственные, потом как-то отчитается. У него было около двухсот австрийских крон разными купюрами и крон пять мелочью. Три машины это… сто двадцать крон, правильно. Только бы не потребовали еще…
Помимо микрофона с громкоговорителем, у этой машины было что-то вроде щели, предназначенной специально для таких случаев, щель эта при необходимости герметично перекрывалась.
– Возьмите. Видите, возьмите. За три машины, австрийские кроны.
Ополченец принял и пересчитал деньги, одну даже посмотрел на свет при помощи фонарика, чтобы увидеть водяные знаки.
– Все правильно. Поезжайте, пан, счастливого пути.
Непостижимо уму!
Вопреки ожиданию, кортеж не пошел сразу в центр города, свернул на одну из тихих улочек жилого пригорода, зеленого, расположенного по розе ветров – чтобы "лисьи хвосты" от металлургического комбината не висели над ним. Здесь, в одном из домов жил тот, кто был им нужен.
Граф фон Чернин, потомственный можно сказать министр иностранных дел – эту должность справлял его прадед, а отец два года был первым министром в австрийском правительстве, поежился. Ночь, темно и, признаться жутко – а идти надо. По условиям – контактер должен был прийти один.
Граф нажал на кнопку переговорного устройства
– Я хочу выйти – сказал он
Особо охраняемые персоны не могут просто так, по своему усмотрению. Решение, можно выйти или нет – принимает начальник службы безопасности, он же дает команду открыть дверь. Бывает и такое, что решение принимает сам охраняемый – но в таком случае нечему удивляться, если в один прекрасный день охрана не спасет. Здесь отношения работодатель-работник неприемлемы, охрану нужно слушаться, если хочешь остаться в живых.
Офицер безопасности не выпустил бы своего охраняемого – но до того, как отправиться в эту мутную поездку он имел разговор с куратором службы от ХауптКундшафтШтелле. Тот предупредил его, что такой визит будет.
– Внимание, первый выходит.
Дверь открыли снаружи, охрана занимала позиции, открыто держа автоматы. Ночная улица была пустынна, фонари едва горели – не хватало напряжения в сети.
– Мы должны вас сопровождать, экселленц – неуверенно сказал офицер
– Я пойду один – отрезал фон Чернин
Дом, к которому он подошел – выглядел заброшенным – ни света в окнах, ни собаки, нечего. Неухоженный палисадник с высокой травой, именно палисадник русского стиля, а не газон или сад, как на западе.
Граф осторожно открыл калитку, пошел к двери. Никого не было видно – но он чувствовал, что за ним кто-то следит. Ощущение чужого взгляда… ледяная тяжесть между лопатками. Может быть – и ствола.
Он постучал в дверь – раз другой. Ответа не было. Разозлился, постучал в окно, едва его не выбив. Тишина… дом казался брошенным, в Виленском крае сейчас немало таких.
– Я от пана Скотницкого – вспомнил граф – от пана Скотницкого.
Псевдоним "пан Скотницкий" имел полковник Добель.
Никто не ответил.
Разозлившись, граф повернулся, пошел обратно к машинам. И уже открывая калитку – услышал, как позади скрипнула дверь…
Человек, который встретил графа фон Чернина совсем не был похож на самого себя десятилетней давности. Он располнел, чеховская бородка и усы исчезли и теперь он носил длинные усы наподобие казака-запорожца, голову он теперь брил наголо, как обычно делали это поляки. Одевался он теперь не в костюм– тройку – а в джинсы и кожаную куртку как бандит. Полнота сделала его неузнаваемым. Почти.
В руках у этого человека был автоматический пистолет, но он не целился в графа, а просто держал его в руке.
Графа он пропустил вперед. Дверь запер. Здесь этот человек был известен под псевдонимом "полковник Мусницкий", мятежникам он стал известен только после переворота. До этого – держался в тени.
– Я ждал самого пана Скотницкого – заявил человек, не зажигая свет – почему он послал вас, сударь?
– Пан Скотницкий убит – коротко сказал граф фон Чернин – в Хорватии. Мне приходится работать за него. Может быть, зажжем свет?
– Нет – коротко сказал этот человек – присядьте сюда. Я люблю темноту. И тишину. Как убит Скотницкий?
– Во время мятежа.
– Сербов?
– Да.
– Каким именно образом?
– Снайпер. Он не мучался…
Человек, присевший за круглый обеденный стол напротив фон Чернина, помолчал.
– А стоило бы помучаться… – сказал он – подставил нас всех.
– Послушайте, я…
– Это русские.
– Что? – не понял фон Чернин
– Русские. Русские убили пана Скотницкого и подняли мятеж. Сербы давно выполняют распоряжения русских. Где-то протекает.
– Простите?
– Где-то протекает. У вас или у британцев. У вас крот.
Граф фон Чернин не знал, что сказать
– Вы из ХауптКундшафтШтелле? Вы поняли, что я только что сказал?
– Я министр иностранных дел австрийского правительства, и прошу…
– Просить будете у себя в Австрии – сказал человек – нашли, кого послать. Кто сейчас за пана Скотницкого?
– Как вы смеете… – граф разозлился. Ему хамили в лицо
– Смею. С вами нельзя работать. Вы ищете территориальных приобретений, но при этом даже не озаботились для начала навести порядок у себя. Русские проникли в вашу разведку, они сорвали план еще до его начала – а вы ничего не знаете про это. Кто сейчас назначен вместо пана Скотницкого?
– Еще не решено – раздраженно сказал фон Чернин. Он все таки аристократ в девятнадцатом поколении, и не должен выслушивать подобное от хамов.
А место Добеля и в самом деле было не занято. Это в условиях фактически ведущейся войны за Польшу! В числе прочих особенностей австро-венгерской монархии значилась крайняя коррумпированность и решение кадровых вопросов в результате длительного закулисного торга. Но и тут имелись особенности. Если в обычных странах коррупционный механизм, где он имелся предусматривал использование денег, то есть должность тупо покупалась-продавалась за деньги прямо сейчас, или за обещание "отстегивать наверх" или и за то и за другое сразу – то в Австро-Венгрии презирали деньги. В Вене было слишком много денег. В начале века здесь говорили "если хочешь получить должность, придумай как понравиться Шраат". Екатерина (Катарина) Шраат, актриса (по другим данным акушерка) и любовница престарелого императора Франца-Йосифа длительное время держала в своих руках всю кадровую политику государства. Мало что изменилось и сейчас. Студенты – а здесь многие учились до тридцати-тридцати пяти лет – работали жиголо или "сахарными мальчиками", получали за это деньги, а престарелые мужеложцы брали на работу своих любовников. Про студенток – и говорить нечего. Министры открыто делали свои любовницам карьеру в Венской опере. Стоило кому-то получить министерство – он сразу устраивал судьбу всех своих родственников, принимая их в свое министерство, а когда это запретили – стали принимать в чужие по принципу "рука руку моет". Должность главы иностранного отдела ХКШ была не "денежной", здесь не было перспективы значительных взяток и ее должен был занять кадровый разведчик – но глава иностранного отдела по должности был чрезвычайно осведомленным человеком, и имел хорошие шансы продвинуться выше и занять место самого главы ХКШ. Смерть Добеля, если вдуматься, была многим выгодна, потому что на мертвого очень легко свалить все неудачи. Это и сделали, и едва над могилой полковника Добеля отгремели револьверные залпы (на похоронах офицера такого ранга салютовали из револьверов) – как сразу несколько кланов вступили в ожесточенную борьбу за освободившееся место. Постепенно отсеивались слабейшие – но претендентов все еще было больше, чем один и борьба продолжалась, а место главы иностранного отдела ХКФ было до сих пор вакантным.
