Джеффри Арчер - Говорить ли президенту?
— Вы уверены? Не ошибаетесь? Это меняет всю систему доказательств.
— Это Харрисон, сэр. Это не может быть Декстер. Я должен был додуматься до этого в первый же день. Господи, ну и болван!
— Ладно, Марк. Быстро к лестнице, следите за каждым движением Харрисона и приготовьтесь арестовать его вне зависимости от последствий.
— Есть, сэр.
— Роджерс.
Появился заместитель директора.
— Сэр?
Машина подъезжает.
— Немедленно арестуйте Матсона. Обыщите крышу Капитолия. — Директор уставился в небо. — О, господи, это не вертолет, это чертов кран. Это должен быть кран.
Суан угнездил приклад желтой винтовки в плечо и стал следить за машиной президента. К резьбе на конце ствола он прикрепил перышко: этой хитрости он научился, когда тренировался, готовясь к Олимпийским играм. Ветра не было. Часы ожидания подходили к концу. Сенатор Харрисон уже стоял на ступенях Капитолия. Через 30-кратный оптический прицел были видны даже капельки пота, выступившие у него на лбу.
Президентская машина подъехала к северной стороне Капитолия. Все шло по плану. Суан навел прицел на дверцу машины и стал ждать Кейн. Из машины вышли два агента личной охраны, окинули взглядом толпу и стали ждать третьего. Ничего не произошло. Суан навел винтовку на сенатора — тот был встревожен и озадачен. Снова повел дуло к машине — Кейн не появилась. Где она, черт возьми, что происходит? Он взглянул на перышко: ветра по-прежнему не было. Он снова навел прицел на машину президента. Господи, кран двигается, а Кейн нет в машине. Матсон был все-таки прав, они обо всем знали. Суан точно знал, что делать в этих обстоятельствах. Заложить их мог лишь один человек, и он не колеблясь это сделает. Суан навел винтовку на ступени Капитолия. Один и один с половиной дюйма выше лба. На секунду он замер, а потом нажал на спусковой крючок — раз… два, но во второй раз выстрел получился неточным, а через какую-то долю секунды спустя он уже не видел ступеней Капитолия. Кран двигался. Он взглянул вниз. Его окружили пятьдесят человек в темных костюмах, пятьдесят дул были направлены на него.
Марк находился в ярде от сенатора Харрисона, когда вдруг услышал, что тот крикнул и упал. Марк бросился на сенатора, и вторая пуля оцарапала ему плечо. Среди сенаторов и официальных лиц, стоявших выше на ступенях, началась паника. Группа приветствия поспешила в укрытие. Как из-под земли выросли тридцать агентов ФБР. Единственный, кто оставался на ступенях Капитолия, был директор. Он стоял спокойно и неподвижно и смотрел вверх, на кран. Голт и на сей раз оказался на высоте.
— Можно узнать, куда я еду, Стюарт?
— Разумеется, мадам Президент. В Капитолий.
— Но это не обычный маршрут к Капитолию.
— Да, мадам. Мы едем по проспекту Конституции к зданию Рассела. Нам сообщили, что у Капитолия какая-то заварушка. Что-то вроде демонстрации. Национальная стрелковая ассоциация.
— А я избегаю этого, верно? Это трусость, Стюарт.
— Нет, мадам. Я незаметно проведу вас через подвальный этаж. Это просто мера предосторожности — для вашего же удобства.
— Это значит, что мне придется ехать этой проклятой подземкой. Даже будучи сенатором, я предпочитала прогулку поверху.
— Мы расчистили путь для вас, мадам. Вы будете на месте минута в минуту.
Недовольно вздохнув, президент посмотрела в окно: мимо нее в противоположном направлении промчалась «скорая помощь».
Сенатор Харрисон умер, не доехав до больницы. Марку рану перебинтовал домашний врач. Марк взглянул на часы и рассмеялся. 11.04 — он будет жить.
— Вас к телефону, мистер Эндрюс. Директор ФБР.
— Сэр?
— Марк, я слышу, вы в порядке. Отлично. Как это ни печально, сенат делает перерыв в заседаниях, отдавал дань памяти сенатору Харрисону. Президент потрясена, но считает, что это очень своевременный момент, чтобы подчеркнуть важность контроля над оружием, поэтому мы все сегодня приглашены к обеду пораньше. Жаль, что вы не можете к нам присоединиться. Кстати, мы поймали троих — Матсона, вьетнамского снайпера и мелкого жулика по имени Тони Лорайдо. Не исключено, что остался еще кто-то, я извещу вас позже. Спасибо, Марк.
Прежде чем Марк успел ответить, раздался щелчок.
Четверг, вечер, 10 марта
В тот вечер Марк приехал в Джорджтаун в семь. Днем он побывал на поминках по Саймону и выразил соболезнования его еще не пришедшим в себя родителям. У них было еще пятеро детей, но это ничего не меняло. После их горя Марку захотелось окунуться в тепло жизни.
Элизабет встретила его в красной шелковой блузке и черной юбке, в которых он в первый раз увидел ее, и сразу обрушила на него поток слов.
— Не понимаю, что происходит. Звонил отец и сказал, что ты пытался спасти жизнь сенатору Харрисону. А что ты там вообще делал? Отец очень расстроен всей этой стрельбой. Почему ты все время следовал за ним? Ему грозила какая-то опасность?
Марк взглянул ей в глаза.
— Нет, он тут ни при чем, поэтому давай попробуем начать все сначала.
Но она по-прежнему ничего не понимала.
Когда они пришли в «Рив Гош», метрдотель встретил их с распростертыми объятиями.
— Добрый вечер, мистер Эндрюс, очень рад снова вас видеть. Вы разве заказывали столик на сегодня?
— Нет, он на мое имя. Доктор Декстер, — пояснила Элизабет.
— О, да, конечно, доктор. Прошу вас, сюда.
Они поужинали печеными моллюсками и, наконец, бифштексом без всякого гарнира и запили двумя бутылками вина.
По пути домой Марк почти всю дорогу пел. Придя в дом, он твердо взял ее за руку и повел в темную гостиную.
— Сейчас я тебя соблазню. Никакого кофе, бренди, никакой музыки, соблазнение в чистом виде.
— Неужели мне так повезет!
Они упали на кушетку.
— Ты перепил, — заметила Элизабет.
— Погоди, сейчас узнаешь. — Он поцеловал ее в губы и, не отрываясь, стал расстегивать ей блузку.
— Ты уверен, что не хочешь кофе? — спросила она.
— Абсолютно уверен, — ответил он, медленно вытаскивая блузку из юбки, одной рукой обнимая ее за спину, а другой потянувшись к ее ноге.
— Тогда, может быть, музыку? — весело спросила она. — Что-нибудь особенное. — Элизабет включила стереосистему. Это снова был Синатра, но песня на этот раз была более подходящая.
Она снова упала в объятия Марка.
Он расстегнул ей юбку. Тусклый свет падал на изящные, красивые ноги. Он начал нежно ее ласкать.
— Ты расскажешь мне, что случилось сегодня на самом деле, Марк?
— Потом, милая.
— Когда разделаешься со мной, — сказала она.
Он стянул с себя рубашку. Элизабет посмотрела на забинтованное плечо.
— Тебя ранили при исполнении служебных обязанностей?
— Нет, укусила моя последняя любовница.
— Наверное, у нее было больше времени, чем у меня.
Они придвинулись ближе друг к другу.
Он положил трубку рядом с телефоном:
— Это ночь моя, Юлий.
— Не могу дозвониться, сэр, — сказал Эллиотт. — Телефон постоянно занят.
— Попытайтесь еще раз. Он там, я уверен.
— Может быть, через телефониста?
— Да, да, — раздраженно отозвался директор.
Директор ждал, барабаня пальцами по столу королевы Анны, глядя на красный подтек на нем и недоумевая, откуда он взялся.
— Телефонист говорит, что снята трубка, сэр. Может, дать сигнал? Это привлечет его внимание.
— Нет, Эллиотт. Оставьте все и идите домой. Я позвоню ему утром.
— Есть, сэр. Спокойной ночи, сэр.
Он должен уйти — вернуться в Айдахо или откуда там он родом, думал директор, погасив свет и отправившись домой.
Пятница, утро, 11 марта
Первым проснулся Марк — наверное, потому, что спал в чужом доме. Он повернулся и взглянул на Элизабет. Она никогда не пользовалась косметикой, и утром была столь же красива, как и за столом во время ужина. Темные локоны волнами падали на шею, и Марк нежно потянул за мягкие пряди. Она пошевелилась и, перекатившись на бок, поцеловала его.
— Пойди почисть зубы.
— Очень романтично начинать день с такой фразы, — сказал он.
— Когда ты вернешься, я встану. — Тихонько застонав, она потянулась.
Марк взял тюбик «пепсодента» — зубную пасту надо будет сменить: он предпочитал «маклинз» — и стал прикидывать, где в ванной можно будет разместить свои вещи. Вернувшись, он заметил, что трубка по-прежнему лежит рядом с телефоном. Марк взглянул на часы: 7.05. Он снова забрался в кровать. Элизабет выскользнула из-под одеяла.
— Я на минутку, — сказала она.
В кино все совсем по-другому, подумал Марк.
Вскоре она вернулась и легла рядом с ним. Потом сказала:
— Ты мне все лицо расцарапал своим подбородком А ведь раньше ты всегда был чисто выбрит.