Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник)
Против его группы вновь послали отряд. Хоть и не совершали они убийств, но угоняли скот, нападали на лавки. Несколько раз командир отряда проводил разведку, узнавал, где находится группа, и спешно готовился к операции. Но каждый раз главарь уводил своих людей из-под удара. Как он это делал? Для всех оставалось секретом.
Осенью Хасан опять ушел через границу, а возвратившись весной, принес матери подарок: красивую вишневую шаль. Хасан даже сейчас помнил мягкое тепло тонкой шерсти, и ему виделась счастливая улыбка матери.
«А все Махмуд! Настоящий друг. Это он принес шаль из города… Что-то долго его нет!» — с огорчением вспомнил Хасан…
Когда совсем стемнело, он поднялся, чтобы приготовить ужин: вошел в пещеру, разложил сухие сучья, собираясь разжечь костер. Неожиданно послышался крик. Хасан выскочил на площадку. Прислушался.
— Эге-ей! — он узнал знакомый голос. Эрушетов встал на краю утеса, где был виден только крутой спуск лишь у самых ног, а дальше угадывался обрыв. Накрывавший его причудливый купол из звезд не давал света.
— Эге-ей! — более отчетливо повторился крик и его умножили горы: «Эгей… Эгей… Эге…»
Теперь он ответил:
— Ого-ой! — И эхо подхватило: «Ого-о!.. Ого!.. Ооо!..»
Потом стало слышно, как внизу осыпаются камни из-под чьих-то ног. Вскоре на горную площадку поднялся Махмуд. Хасан подошел к нему, и они обнялись.
— Пойдем, дорогой, в пещеру. Я готовлю ужин.
Эрушетов достал из дальнего угла пещеры баранью тушу. Махмуд ловко разжег костер. Не прошло и часа, как они сидели у раскаленных углей, резали ароматную, пропеченную на вертеле баранину. Когда Махмуд утолил голод после долгого пути, Эрушетов спросил:
— Что так долго не шел?
— Был, дорогой, в Москве. Сам понимаешь, время летит, как лавина с гор. Переговоры, разговоры…
— Неужели в Москве? Что говорят власти? — Эрушетов посмотрел на пришельца с тревогой и надеждой.
— А-а, дорогой. Ничего хорошего. — Махмуд неопределенно взмахнул рукой. Потом долго жевал кусок баранины, словно ему попались жилы. Наконец он сказал: — Нельзя тебе, Хасан, покидать горы. Не простят они тебе. — Заметив горькую усмешку, пробежавшую по лицу главаря, продолжал: — Власти ничего не говорят. Сказали, пусть выходит и сдает оружие. Потом решим. Но я случайно подслушал разговор. Один большой начальник говорил другому: «Он связан с заграницей. Весь район знает, что он ходил на ту сторону. Нельзя, говорит, оставлять его на свободе».
Эрушетов печально смотрел на тлеющие угли. Долго сидел молча. Наконец, с горечью произнес:
— Нельзя так нельзя… Буду жить здесь…
И больше за весь вечер не сказал ни слова. А утром Махмуд предложил:
— Давай, Хасан, сходим на ту сторону. Поживем несколько дней, развлечемся. Не хочу я покидать тебя в таком настроении.
— А-а, все равно. Пошли, — Хасан кивнул головой.
Через несколько дней, когда они возвратились обратно в свои горы и стали прощаться, Махмуд сказал:
— Не печалься. Ты не останешься один. Я пришлю к тебе кого-нибудь Да и сам буду навещать.
В середине рабочего дня, Забродин неожиданно услышал необычный шум, доносившийся из узкого коридора, куда выходила дверь его кабинета.
Выглянув в коридор, полковник увидел экзотическую группу: люди в длинных бурках и лохматых черных шапках, громко разговаривая и жестикулируя, шли куда-то гурьбой в сопровождении нескольких офицеров.
«Кто такие? Задержанные? По какому поводу? И почему толпой?»
Потом Забродин узнал, что это были лица, совершившие уголовные преступления и скрывавшиеся в горах Кавказа. Эти горцы получили амнистию и приехали в Москву за документами.
Может быть, все это быстро бы исчезло из памяти полковника и он не узнал бы ничего о судьбе главаря этой группы Эрушетова, ни о последующих событиях, если бы ему не пришлось принимать участие в одной операции. Вот тогда-то он и узнал все подробности.
В конце августа возникла необходимость съездить в Грузию. Забродин уже получил от руководства все инструкции и подбирал нужные ему материалы, когда его опять пригласили к генералу Шестову.
В кабинете было несколько человек.
— Присаживайтесь, — пригласил он Забродина. — Когда выезжаете?
— Завтра.
— У вас серьезные задачи в Грузии и мало времени. Я это понимаю. Но появилось еще одно важное дело.
Генерал наблюдал за реакцией полковника и, убедившись, что Забродин внимательно слушает, продолжал:
— Мы обсуждаем, как вытащить в селение главаря уголовной группы. Почему-то Эрушетов не хочет выходить, хотя прекрасно знает, что была амнистия и никакого наказания он не понесет. Дважды посылали к нему Махмуда. Вчера Махмуд снова возвратился ни с чем. Говорит, что Эрушетов категорически отказывается. А в горах оставлять его нельзя. Сбегутся к нему опять темные людишки, и снова нужно будет снаряжать отряд на их поимку. А каково жителям района? Они боятся ездить из аула в аул.
Нам поручили заняться этим делом вместе с МВД Грузии: Эрушетов знает тайные проходы в горах, ведущие за границу, и ходит туда и обратно, когда ему вздумается, совершенно беспрепятственно. Нарушает пограничный режим. Дело приобретает политический характер. Познакомьтесь с материалами на эту группу. Наше мнение такое: направить в горы Махмуда и кого-нибудь еще вместе с ним, чтобы они вдвоем попытались все же уговорить Эрушетова. Если же это им не удастся, то они должны связать его и силой привезти в Тбилиси. Вдвоем они справятся. Нужно подобрать для Махмуда крепкого напарника. Вы поговорите с грузинскими товарищами, кого можно выделить в помощь Махмуду. Может быть, Гиви или кого другого. Но чтобы он не подвел. Нужно кончать любыми средствами.
Забродин прочитал все документы по делу, и принятое решение не вызвало у него никаких сомнений. Другого выхода из создавшегося положения он не видел.
В поезде он много думал о судьбе Эрушетова. Он уже знал его биографию, и ему было непонятно поведение горца.
«Что может удерживать человека в горах, в одиночестве? Ненависть к людям? Может ли неудачная любовь вызвать ненависть ко всем остальным? И как долго может это продолжаться?»
Полковнику хотелось создать версию, которая объясняла бы поведение Эрушетова. «Главарь знает, что наказание ему не грозит, — рассуждал он. — Жить одному в горах даже год или два, а не то что несколько лет, как живет Эрушетов, хуже любой ссылки. Какие же причины вынуждают его так поступать? Может быть, он впал в отчаяние и ищет смерти?.. Нет, он не лезет на рожон, под пули. И откуда отчаяние? Даже самую горячую любовь время излечивает. А если не отвергнутая любовь, то что тогда?
Наше правительство поступило очень гуманно. Амнистия дает возможность исправиться тем, в ком осталась еще хоть какая-то доля порядочности. Эти люди имеют возможность стать полноправными гражданами. Какая же сила удерживает Эрушетова?
Остается единственное: вероятно, он совершил тяжкое преступление, убийство! Опасается, что это обнаружится и амнистия ему не поможет, он будет отвечать по всей строгости закона».
Остановившись на такой версии, Забродин на некоторое время отвлекся от дела Эрушетова.
В Тбилиси Забродин приехал днем. Его встретили грузинские товарищи. В большом городе, зажатом со всех сторон горами, было жарко, и, пока автомобиль мчался по извилистым улицам, Забродин с завистью смотрел на зеленую гору Мтацминда, что возвышается над столицей Грузии. Там, вдали, бесшумно двигались вверх и вниз вагончики фуникулера, поднимающие жителей в прохладный парк.
Далеко на склоне горы он заметил знакомую древнюю церковь святого Давида. Там захоронен Грибоедов. Потом перед ним раскрылась зажатая с двух сторон в бетонные набережные Куры…И вот уже красивое здание гостиницы на проспекте Руставели.
Друзья наперебой рассказывали, что нового построено в городе, с гордостью сообщали о том, что заполняется водой Тбилисское море, и он вместе с ними радовался их успехам.
На следующий день Забродин занялся делами. Он выяснил, что контрразведке известны несколько контрабандистов, которых по ряду соображений пока не трогали. Было известно, что и куда они переправляли, но ничего подозрительного по связям с иностранными разведками зафиксировано не было. Речь шла только о заграничных «тряпках» и сигаретах.
Несколько человек встречались с подозрительными иностранными туристами. Эти связи были эпизодическими. Решили еще раз проверить и их.
Только к вечеру полковник смог выкроить время для группы Эрушетова. Он позвонил полковнику Чхенкели, который руководил всей операцией.
— Заходите, дорогой, заходите, — услышал он приветливый голос. — Я уже знаю, что нам нужно поговорить о деле Эрушетова.
Забродин вошел в большой кабинет. Навстречу ему поднялся из-за стола невысокий, довольно полный молодой грузин, с сединой на висках. Он крепко пожал Забродину руку и усадил в кресло. После того как они справились о здоровье друг друга, о семье, они перешли к делу Эрушетова. Забродин изложил инструкции, полученные в Москве. Чхенкели задумался. Закурил.
