Гюнтер Карау - Двойная игра
Тем временем прибывает бригада уголовной полиции во главе с небольшого роста, круглым как шар комиссаром. В кабине лифта дежурный администратор нашептывает ему:
— Должен вам сказать, что за предотвращение возможного ущерба и успешное расследование администрация отеля и страховое общество совместно назначили вознаграждение.
Низкорослый комиссар недовольно хрюкает. В коридоре перед номером 717 полицейские договариваются обо всем взглядами. Один из них рывком распахивает дверь, и комиссар пулей влетает в комнату.
— Руки вверх! — ревет он и озадаченно констатирует, что его работу за него проделали другие: двое мужчин, втиснув в кресло третьего, заняты тем, что связывают его по рукам и ногам. — Благодарю вас, господа, — говорит комиссар мужчинам в пальто и шляпах, — но в вашем искусстве обращаться с веревкой уже нет необходимости. Пойман на месте преступления? Браво!
— Это все мы! — сообщает из-за двери одна из горничных.
— А вы ждите, когда вас пригласят и спросят. А пока проваливайте. Шульце, наведите-ка порядок. Тут не бесплатное эстрадное представление. — Затем комиссар учтиво снимает шляпу и снова обращается к двум мужчинам, которые тем временем оставили свою жертву в покое и отошли к балконной двери: — Моя фамилия Риттер. Комиссар Риттер. Позвольте мне приступить к делу. Кто из господ местных детективов уведомил нас по телефону?
Оба молчат. Более того, они даже не думают в ответ на любезное обращение комиссара снять шляпы, равно как и прежде не собирались поднять руки вверх по его приказу. Вместо них сдавленным голосом отвечает третий, сидящий связанным в кресле:
— Я детектив при отеле. Разрешите представиться: Зайбольт. Это я известил вас по телефону.
Тогда комиссар надевает шляпу и обращается к стоящему в дверях представителю администрации:
— Позвольте спросить: что здесь, собственно, происходит?
— Я и сам не понимаю. Могу только подтвердить, человек в кресле — наш детектив, господин Зайбольт, и именно он четверть часа назад сообщил мне, что в номере 717 кража со взломом.
— Шульце, развяжите его! А вам, бедолага, придется мне кое-что объяснить. Должен вам сразу сказать, что если вы будете с нами шутки шутить, то познакомитесь со мной поближе.
Детектив Зайбольт потирает запястья:
— Мне не до шуток, уверяю вас. Я действовал по инструкции. Горничные сообщили мне о двух подозрительных типах. Я застал в номере все перевернутым вверх дном и стал искать для вас следы, которые, возможно, оставили грабители, а эти двое появились с балкона и потребовали, чтобы я убирался. Поймите же меня! Я, естественно, принял их за воров и решил действовать, но они выбили у меня из рук оружие и скрутили веревкой.
Стоящие возле окна с невозмутимым видом слушают всю эту болтовню. Один из них молча протягивает комиссару в согнутой ладони небольшую карточку — удостоверение. Лицо у комиссара мрачнеет.
— Вот оно что! — протяжно произносит он. — Спасибо. — А затем обращается к своим сотрудникам: — А ну-ка, марш отсюда! Все в порядке, — говорит он дежурному администратору.
Тот теряет самообладание:
— В порядке? Как прикажете вас понимать? Взгляните на этот разгром. Что я скажу постояльцу? Невероятно! Я требую объяснений!
— Это был обыск.
— Вот как! Без письменного ордера и без понятых? Послушайте-ка, если для вас это обыск, то для меня сущее бедствие.
— Нельзя было медлить. Эти господа из… из одного особого отдела. Я дам указание, чтобы вы получили соответствующее распоряжение судьи. А вообще-то я не намерен заработать себе здесь плоскостопие. Шульце, пошли! — Уже стоя в дверях, он обращается к детективу Зайбольту: — А вы, милейший, впредь не позволяйте отнимать у вас оружие, не то можете лишиться лицензии детектива. Кстати, где пуколка?
Тот, кто показывал комиссару удостоверение, неохотно вытаскивает из-за пояса пистолет и протягивает его Зайбольту.
— Благодарю вас, господин комиссар, — говорит детектив. — Что нам теперь делать? Следы… Можно навести здесь порядок?
— Спрашивайте об этом не у меня. Действуйте по закону и слушайтесь этих двух господ. Пока!
Господа из особого отдела не в пример комиссару Риттеру и его бригаде не спешат. В то время как один из них при усердном содействии Зайбольта наводит справки у служащих отеля, другой, тот, что предъявлял удостоверение, направляется в бар и присаживается рядом с человеком, который, сидя за столиком, стоящим несколько в стороне, пьет сельтерскую воду. Ни тот, ни другой не подозревают, что прошлой ночью за этим же столиком, в пустующем теперь кресле, сидела Виола Неблинг.
— Поздравляю, Фуллер, — говорит человек, пьющий сельтерскую. — Классно сработали. Тихо и незаметно, словно стадо носорогов. Отчего вы не прихватили с собой пожарную команду?
— Сэр, возникли трудности. Нам пришлось сперва отучить одного клоуна от его глупых шуток.
— В этом ваша слабость, Фуллер. Вы не понимаете шуток. По крайней мере нашли что-нибудь?
— Ничего. Нас, должно быть, опередили, сэр. Дверь номера 717 довольно крепкая, и не так-то просто было войти, но когда я и Флинч проникли туда, то нам оставалось только разве что прибраться. Сейф был открыт, а в дверце торчал ключ.
Не хотите ли вы сказать…
— Да, сэр, примерно так.
В отличие от Фуллера сэр сдал пальто и шляпу в гардероб. Корректный и сдержанный, в дорогом твидовом костюме, со стрелочками брюк, такими же прямыми, как пробор в его седых волосах, он сидит в кожаном кресле, слегка наклонившись вперед, а лицо его продолжает оставаться бесстрастным. Из кармана жилета свешиваются нанизанные, словно бусы, лосиные зубы — знак принадлежности к масонской ложе Восточного побережья[51].
— Кто ставит нам палки в колеса? — тихо спрашивает он.
— Позвольте высказать свое мнение? — беззвучно смеется Фуллер. — В сомнительных случаях всегда ищите русских. Русских или их немецких помощников.
Его визави смотрит на него с изумлением:
— У вас не только слабо развито чувство юмора, Фуллер, но вы видите шутку там, где ее нет и в помине. Наш противник использует совсем другие методы. Берлин для него — болевая точка, и он действует здесь крайне осторожно. Наши люди тоже должны наконец понять, что им как представителям одной из оккупационных держав не следует выходить за рамки своих полномочий. А еще мне хотелось бы добавить, что на оперативной работе мнение подчиненных никого не интересует, им надлежит точно выполнять задания. Как только вы это поймете, Фуллер, ваше мнение тоже будет представлять интерес.
— Могу я спросить, каково ваше мнение, сэр?
— Нам надо форсировать завершение дела. Задача прежняя: он нужен нам живым или мертвым. Вернее, он сам уже не имеет никакого значения. Важны его магнитофонные записи.
— Вы действительно уверены, что тот человек на автостраде — не он?
— А разве смог бы он прошлой ночью оставить ключ от номера у портье, будучи обгоревшим трупом?
— Извините, сэр. Я признаю, что ничего не смыслю в канцелярской работе, но я не могу примириться с тем, что мнение практика, набившего себе мозоли, бегая по улицам, не представляет для фирмы никакого интереса. Четырнадцать лет службы, сэр…
— Мистер Фуллер, никто не хотел вас обидеть. Я, разумеется, исхожу из того, что каждый выполняет свой долг. Но иногда этого мало. Ваш небольшой промах вырастает в серьезный просчет на моем уровне. Я ясно выражаюсь? Ваше мнение заслуживает внимания, только когда оно не выходит за рамки вашей компетенции.
— Именно это я и хотел сказать, сэр. Я считаю себя компетентным в своей области, то есть способным судить, правильно была произведена идентификация или нет. И я сомневаюсь, что этот человек вчера вечером оставил здесь свой ключ! Был ли это действительно он? Мы совершенно точно установили, что в тот период, когда он появился в Западном Берлине, он пытался замести следы, выступая под видом этого механика из фирмы Мампе. Вы знакомы с этой фирмой по ряду докладов: особые задания по транспортировке людей на дальние расстояния… Флинч установил это совершенно точно.
— Да, припоминаю. Как, бишь, звали того механика?
— Звали? — Фуллер наклоняется над столом — его лицо выражает и почтительность, и презрение одновременно.— Сэр, все мы уважаем ваши особые полномочия. Именно поэтому для меня очень важно, чтобы вы правильно меня поняли. Я убежден, что было бы ошибкой говорить об этом человеке как о мертвеце. И если вы спрашиваете, как его зовут, то я могу сказать, что его зовут Шмельцер. А мертв доктор Баум!
— Мистер Фуллер, да успокойтесь нее наконец! Нам еще пригодится ваш опыт. Я не упрекаю вас за совершенные ошибки, а только требую, чтобы они были исправлены.
— Ошибки, сэр?
— Мы едины во мнении, что имел место холодный вариант.
— Хотя на этот раз при довольно-таки горячих обстоятельствах. Наш человек из фирмы Мампе доложил, заметьте, лично доложил, о выполнении задания.
