Массимо Фелизатти - Агава
Когда капитан сообщает своим сотрудникам, что с этого момента все они числятся в отпуске, поднимается шум: «Но ведь мы только начали все раскручивать…»
— Увы, решение принято на самом высоком уровне, — поясняет он, носам не может скрыть своего разочарования.
Как всегда, быстрее всех соображает Фаэдо.
— По-моему, мы сами создаем себе проблемы, — говорит он безразличным тоном. — Мы служба неудобная, нас выручала лишь абсолютная секретность. Мы-то знали, что как только станет известно о нашем существовании, нас прикроют. Следовательно, нам самим надо позаботиться о себе.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что, поскольку нас официально распустили, наша служба снова становится секретной. Нам же никто не давал письменного приказа прекратить работу, не так ли? — продолжает Фаэдо, лукаво улыбаясь.
— Ты забыл о финансовой стороне дела. Ассигнования, как и архивы, арестованы, — нетерпеливо перебивает его капитан.
В разговор вмешивается человек с внешностью робкого чиновника — их казначей:
— Я подготовился к такому повороту. За последнее время мне удалось собрать немного денег и перевести их на секретный счет.
Его слово оказывается решающим. Действительно, почему бы и не попытаться? У каждого из них есть другое занятие. Официально их отдела вообще никогда не существовало. Пусть он так и остается несуществующим.
Меряя шагами комнату, Эмануэле анализирует последние события. Назревает что-то серьезное. Вокруг них буквально земля горит: Штиц исчез, следователя Виллу перевели на другую работу, президента швейцарской компании «Контрарм» Жан-Ива Клошерона нашли вчера убитым в саду собственной виллы. Клошерону раскроили череп металлическим прутом, виллу ограбили. Выходит, воры вели наблюдение за Проккьо, капитан знал, что тот слишком часто разговаривает по телефону с Клошероном. Надо во что бы то ни стало раздобыть записи этих разговоров!
Три раза звонит и замолкает телефон; через некоторое время снова раздаются три звонка и снова наступает тишина. Наконец еще три звонка. Условный сигнал. Кто-то из своих.
Капитан поспешно выходит из дома. Через пять минут он в машине, припаркованной на маленькой площади. Человека, который передает ему плоскую коробку и портативный магнитофон, он не знает.
— Мне сказали, чтобы я дал вам прослушать. В вашем распоряжении четверть часа, потом мне надо немедленно вернуть это в прокуратуру.
Незнакомец удаляется, оставив капитана в машине одного. Эмануэле включает магнитофон. Узнать говорящего не удается; похоже, он нарочно искажает голос:
— …Завтра генерал планирует посетить казармы во внутренних районах. Он полетит туда на вертолете, который ждет его на базе в Вибо. Все должно произойти над горами Аспромонте.
Голос второго тоже искажен:
— В таких случаях обычно используют два вертолета… Как я узнаю, в каком именно…
— Один из пилотов сегодня попал в автомобильную катастрофу, сейчас он в больнице с переломом ноги. Его заменит наш человек, мы об этом уже позаботились. На его машине и полетит генерал.
— Ладно.
Лента продолжает шелестеть, но разговор окончен. Возвращается хозяин машины. Эмануэле отдает ему пленку и магнитофон. Лицо его непроницаемо.
— Откуда эта пленка? Незнакомец пожимает плечами.
— У всех у них свой шифр, — говорит он. — Только следователю известно, кто на какой пленке записан. Я могу передать, что вас это интересует, но понадобится время…
У капитана вырывается ругательство. Именно времени ему сейчас и недостает.
— Неважно, — бросает он, быстро выходит из машины и направляется к ближайшему телефону-автомату. Фаис уже два дня находится в Калабрии, но где именно? Одно ему известно точно: завтра утром генерал должен быть на базе в Вибо.
Сообщение о том, что вертолет с главнокомандующим карабинеров Эльвино Фаисом разбился, налетев на скалу Аспромонте, а с вертолетом сопровождения потеряна связь, ложится на редакционный стол как раз в тот момент, когда Пасло собирается уходить.
Алесси, размахивая обрывком телетайпной ленты, несется к Бьонди. Главный редактор тоже куда-то торопится.
— Они его прикончили! — кричит Паоло. Бьонди читает сообщение поразительно спокойно.
— Тише, тише, может, это несчастный случай, там же был туман, — говорит он лишь бы что-то сказать.
— Я еду туда, — решительно заявляет Паоло.
— Согласен. — Бьонди смотрит на часы. — Если только будет на чем.
— К месту происшествия тотчас кинутся всякие шишки. Кто-нибудь меня подвезет, вот увидишь, — говорит Паоло, хватаясь за телефон: он уже звонит в министерство обороны. А через час в аэропорту Чампино Алесси садится на самолет генерального штаба. С ним еще два журналиста.
В самолете ни одного свободного места. Здесь начальник штаба корпуса карабинеров, крупные военные чины, секретариат министра обороны в полном составе и сам министр.
С подобающим случаю скорбным выражением лица к Паоло подходит Страмбелли:
— Это, конечно, катастрофа, — говорит он. Вокруг толкутся журналисты.
— Вы уверены? спрашивает Паоло. Страмбелли горестно кивает.
— А не мог генерал оказаться на том вертолете, который пока не обнаружен? -
— К сожалению, генерал Фаис находился именно в разбившемся.
— Тела уже найдены?
— Я распорядился никого не подпускать к месту катастрофы. Место оцеплено карабинерами.
Самолет генерального штаба приземляется в Ламеции. Его уже поджидает целая колонна синих лимузинов и несколько джипов. Паоло вместе с коллегами устраивается в одном из них. К колонне пристраиваются две машины телевидения. Длинная вереница автомобилей направляется в сторону Аспромонте.
К самому месту происшествия приходится карабкаться на своих двоих. Туман все еще очень плотный, слоистый, видимости почти никакой. Люди словно плывут среди призрачных силуэтов елей. Вся зона оцеплена сотнями карабинеров. Из окрестных деревушек набежало много любопытных. Местные жители утверждают, что сначала они услышали рокот вертолета, потом вдруг раздался взрыв и над горой взметнулось пламя. И вот все они — мужчины, женщины, старики, дети — прибежали сюда. На них сразу же набрасываются журналисты и телеоператоры.
Из рассказов очевидцев вырисовывается очень путаная картина: говорят все разом, у каждого своя версия.
Есть, правда, среди них человек, утверждающий, что он был во дворе и видел, как вертолет взорвался в воздухе.
— Но что ты мог увидеть в таком тумане?
— Видел странную вспышку, на какое-то мгновение все небо стало красным. Это было над горами, совсем близко от моего дома.
Один из журналистов пару раз щелкает фотоаппаратом. На всякий случай, вдруг пригодится. Телеоператоры направляют на говорящего свет двух прожекторов и снимают его. А он все повторяет:
— Я видел ужасную вспышку прямо над моим домом.
Но тут всеобщее внимание переключается на подошедшие полицейские грузовики с фотоосветительной аппаратурой. Карабинеры и полицейские препираются, слышно, как полицейский офицер переругивается с офицером карабинеров. Есть приказ: не пропускать никого, даже полицейских, а аппаратуру принять. Полицейский скандалит, но подоспевший генерал карабинеров быстро его утихомиривает. Он говорит вежливо, но твердо: аппаратуру надо сдать карабинерам, пройти за оцепление нельзя — на этот счет есть строгий приказ.
Раздосадованные полицейские остаются среди публики, а карабинеры, забрав аппаратуру, направляются на джипах к месту катастрофы, где еще видны последние языки пламени.
За оцепление проходят только генерал Страмбелли, начальник штаба корпуса карабинеров, министр обороны, его секретарь и несколько офицеров.
Паоло и его коллеги тоже поднимают шум, доказывая, что им просто положено все видеть своими глазами, но журналистов без разговоров оттесняют. Сколько ни размахивает Паоло своим удостоверением, сколько ни ругается — тщетно.
Проходит полчаса; никто не знает, что делается в центре площадки, оцепленной карабинерами, прожектора скрыты деревьями, видны лишь движущиеся тени.
Через некоторое время, пошатываясь, вниз спускается бледный секретарь министра. Подойдя к своей машине, он зажимает рот платком. Легкий ветерок начинает разгонять туман и доносит сладковатый тошнотворный запах горелого мяса.
— Ну и мясорубка… О, Господи, ничего подобного еще не видел… — качает головой секретарь.
— Тела уцелели? — спрашивает самый настырный из журналистов.
Секретаря передергивает.
— Да вы что? При такой катастрофе самый большой кусок — с мой мизинец.
В приступе рвоты он резко отворачивается, и вокруг него сразу же образуется свободное пространство. Содрогаясь всем телом, секретарь судорожно цепляется за багажник автомобиля.
