Грэм Грин - Ведомство страха
IV
Можно отсутствовать год, но, когда ты вернешься домой и за тобой захлопнется дверь, тебе покажется, будто ты и не уходил. А можно вернуться через несколько часов, но все в твоей жизни до того изменилось, что ты почувствуешь себя чужим.
Здесь – он знал теперь – не его дом. Его дом на Гилфорд-стрит. Он надеялся, что там, где Анна, будет покой, но, поднимаясь второй раз по той же лестнице, понимал, что покоя уже не будет до самой смерти.
Дорога от Паддингтона до Баттерси дает время подумать. Что ему делать, он решил задолго до того, как стал подниматься по лестнице. На память ему пришла фраза, сказанная Джонсом относительно Ведомства Страха. У него было такое ощущение, будто он поступил туда на постоянную службу. Но не в то маленькое ведомство, которое подразумевал Джонс, с узкими целями: выиграть войну или изменить управление страной. Его ведомство было огромным, как жизнь, и к нему принадлежали все, кто любит. Если ты любишь – ты боишься. Вот о чем еще запамятовал окрыленный надеждами Дигби среди цветов и иллюстрированных журналов.
Дверь по-прежнему была не заперта, и у него даже мелькнула надежда, что Анна куда-нибудь убежала во время налета и потеряна для него навсегда. Если любишь женщину, не хочешь думать, что она весь остаток своих дней будет привязана к убийце.
Но Анна была здесь – не там, где он ее оставил, а в спальне, где они вдвоем смотрели на спящего Хильфе. Она лежала на кровати, ничком уткнувшись в подушку и сжав кулаки. Он позвал ее:
– Анна!
Она повернула голову, не поднимая ее с подушки, – она плакала, и на лице у нее было отчаяние, как у ребенка. Он почувствовал к ней глубочайшую любовь и глубочайшую нежность. Она хотела, чтобы он был невинным и счастливым. Она любила Дигби. Нужно дать ей то, чего она хочет.
Он сказал мягко:
– Твой брат умер… Он застрелился. – Но лицо ее даже не дрогнуло, словно все это не имело теперь никакого значения – вся эта жестокость, бессердечие и молодость ушли, не заслужив даже ее внимания. Она спросила с мучительной тревогой:
– Что он тебе сказал?
– Он был мертв, прежде чем я смог до него добежать. Как только он меня увидел, он понял, что другого выхода нет.
Лицо ее разгладилось; осталась лишь опаска во взгляде, которую он замечал и раньше, словно она была настороже, готовая его защищать. Он сел на кровать и положил руку ей на плечо.
– Моя дорогая, – сказал он, – моя дорогая… Как я тебя люблю.
Он давал зарок на всю жизнь, до самой смерти за них обоих. Оба они будут лгать, но знал об этом только он.
– И я, – сказала она. – И я.
Они долго сидели молча, как два путника, увидевшие наконец с вершины горы беспредельную и полную опасностей долину. Им придется с оглядкой шагать по ней всю жизнь, взвешивая каждое слово; они не должны спускать глаз друг с друга, как враги, потому что они так друг друга любят. Роу подумал, что в конце концов можно искупить свою вину перед мертвой, если как следует пострадать ради живой.
Он неуверенно кинул пробный камень:
– Моя дорогая, моя дорогая, я так счастлив… – И сердце его переполнилось бесконечной нежностью, когда он услышал ее быстрый, осторожный ответ:
– И я.
Ему показалось, что люди преувеличивают цену счастья.
1943 г.
1
Ибо это Орфей. Его превращения
И в этом и в том... Нам незачем
Искать другие имена. Раз и навсегда —
Это Орфей, когда поется…
