Лев Гурский - Спасти президента
Приплыли, обреченно подумал я. Ну, сучка! Лучше бы она их просто послала на хрен — я бы отбрехался, как-нибудь заболтал эту компанию. Но тут...
Все трое спонсоров, не сговариваясь, дружно встали из-за стола с каменными рожами. Сашкин проступок был верхом неприличия, вопиющим хамством, смачным плевком в имидж. Есть вещи, которые просто западло обсуждать вслух. Самый верный способ разозлить бизнесмена — сказать ему то, что он и сам знает о себе и своем бизнесе.
— Постойте, господа, — пролепетал я. — Подождите, мы все обсудим...
Троица гуськом проследовала к выходу. С таким же успехом я мог бы уговаривать уличный светофор.
— Вы нас огорчили, Изюмов, — ледяным тоном сказал табачный король, задержавшись в дверях. — Но мы вам даем еще один шанс: сегодняшний прямой эфир в «Останкино». Сделаете достойный промоушн нашим фирмам — мы закрываем счета в «Лагуне», так и быть. Не сделаете — вам же хуже. Считайте это последним предупреждением.
Дверь закрылась.
— Ушли-и-и, — удивленно протянула Сашка. — А че они так быстро рванули отсюда? Вот еще томатный сок остался, и курица жареная...
Некоторое время я пребывал в раздумьях — сейчас ли мне прибить безмозглую сучку, на скорую руку, или сделать это дома, неторопливо, с комфортом? Ход моих мыслей был прерван уже знакомым толстым официантом. Надрываясь, он втащил в дверь нашего кабинетика огромный поднос с тремя молочными поросятами.
— Ваш заказ, — доложил официант, переводя дыхание. — Фирменное блюдо. Кстати, ваши друзья, которые ушли, сказали мне, что обед будете оплачивать вы... Я правильно их понял?
25. БОЛЕСЛАВ
То, что пилот называл трапом, оказалось веревочной лестницей — легкой и узенькой. Вцепившись в алюминиевые перекладины, я чувствовал себя воздушным гимнастом, справедливо выгнанным из цирка за полную профнепригодность. Наверно, в безветренную погоду спускаться по этой лестнице до самого асфальта было бы сущим удовольствием. Однако от любого, даже легкого, дуновения ветра тебя тут же начинало сносить в сторону, поэтому ты рисковал приземлиться на верхушку дерева, на клумбу с георгинами, на кучу битого кирпича или прямо посреди сохнущего белья. Впрочем, особо выбирать не приходилось: из всех двориков неподалеку от перекрестка этот выглядел сверху единственно подходящим.
Прыгай, Болеслав, сурово приказал я сам себе. Отклеивай свои пальчики и прыгай. Ты не можешь здесь болтаться до бесконечности.
Эх, была не была! Я глубоко вдохнул и разжал руки...
Как мне удалось не оседлать бечевку с развешанными белыми пододеяльниками — ума не приложу. Очевидно, помогла моя политическая изворотливость, столь нелюбимая газетчиками. Белые паруса протестующе захлопали за моей спиной, но я уже обеими ногами стоял на асфальте.
Перед глазами мелькнул, удаляясь, конец трапа, и затем тяжелое вертолетное гудение над головой стало быстро ослабевать. Пилот, получивший от меня вместе с новым званием четкие инструкции, уводил свою машину обратно в Кремль, за подмогой. А я оставался в пустом московском дворике — один и без охраны. Ни Паши, ни Пети, ни штатных секьюрити из ГУО. Ощущение необычное, однако и не без приятности.
Судя по приглушенным автомобильным гудкам, выход на Большой Афанасьевский переулок находился совсем рядом. Кажется, где-то правее мусорных баков, за кустами сирени и россыпями кирпича. Я уже сделал шаг в направлении этих кустов, как вдруг меня остановил детский голосок за спиной:
— Дяденька, ты десантник?
Я обернулся.
Дворик не был совсем безлюдным. Пацан лет шести, не замеченный нами сверху, теперь с любопытством выглядывал из-за парусов пододеяльников. Возможно, он играл в морского «зайца», тайком проникшего на пиратский корабль. В руках у пацана была растрепанная книжица вроде комиксов.
— Тсс! — Я приложил палец к губам.
— Тсс! — согласился начинающий пират, но тут же опять спросил: — Ты наш десантник?
Какой, однако, продвинутый хлопчик, уважительно подумал я. Тактичный. Другой бы на его месте принял меня за американского шпиона и устроил ор на весь двор.
— Я — Бэтмен, — попробовал отшутиться я, взмахнув воображаемыми перепончатыми крыльями.
— Не ври, дяденька, — с легким презрением опроверг меня малыш и потряс своей книжкой с яркими наклейками. — Ты не Бэтмен. У меня все стикерсы собраны, смотри. Бэтмен летает с помощью канатов. У Спайдермена — такие присоски, как у паука. Еще есть Супермен, он умеет летать так, без всего, потому что с планеты Криптон... А ты всего-то летаешь на вертолете. Значит, десантура, только в штатском.
— Хорошо, твоя взяла, — согласился я. — Ты меня правильно вычислил, теперь, главное, не проболтайся.
— Больно мне надо! — по-взрослому пожал плечами малыш. — Что я, десантников не видел? Когда День ВДВ, ваши пьяные в каждом дворе валяются, и в полной парадной форме, не так, как ты. Папка говорит, довели армию до белой горячки. Он сказал, что будет голосовать за Генерала, потому что у него хоть рука сильная. А ты за кого будешь? Тоже за руку?
— Нет, — автоматически ответил я.
— А за кого? — не отставал продвинутый мальчик. — За старого? Папка говорит...
— Ладно, юноша, иди погуляй, — торопливо сказал я. Не хватало мне еще ввязываться в политический спор с первоклассником! Сунув руку в карман, я, по счастью, обнаружил в нем какую-то смятую ассигнацию. — На вот, лучше возьми денежку. Купишь себе жвачку.
Когда нет времени переубеждать оппонента, приходится действовать примитивными методами.
Пацан с достоинством принял купюру, рассмотрел ее на свет и лишь после этого исчез среди белесых пододеяльников. Я же поскорее направился к выходу из дворика — мимо кустов сирени, мимо мусорных баков, детских качелей, еще одной клумбы, кирпичных залежей...
За сильную, видите ли, руку папка желает голосовать, сердито думал я, перепрыгивая через залежи битого кирпича. К сильной руке, дружок, надо еще голову неслабую иметь. А вот здесь у твоего любимого Генерала уже начинаются сложности.
Я выскочил в Большой Афанасьевский и с громадным облегчением увидел ту же картинку, которую раньше наблюдал из кабины вертолета. Затор пока не рассосался. Примерно с полсотни машин все еще стояли плотным комом в горлышке переулка, не в силах разъехаться. И черная украинская «чайка» зажата была где-то посредине этого скопища автомобилей. Тебе пять с плюсом, Болеслав, мысленно поздравил я себя. Поддела, считай, уже сделано. Теперь остается лишь осторожненько склонить премьера Козицкого к сепаратной сделке с Москвой. Ранг Главы администрации у нас в России почти равен премьерскому. А потому мое предложение потолковать с глазу на глаз не должно вызвать у него формальных возражений. Сложности если и будут, то чисто организационные. В машине беседовать нельзя — там не исключена прослушка. На улице тем более нельзя — полно свидетелей. Выход есть. Устроим маленький Кэмп-Дэвид в ближайшем подъезде. Вон в том, например.
Лавируя между автомобилями, я стал двигаться в сторону «Чайки» с украинским флажком на капоте. Многие водители машин, мимо которых я протискивался, уже повылезали из своих салонов и вяло бранили власти: мэра, правительство, Президента и меня. Вдали от перекрестка далеко не все из шоферов знали настоящую первопричину затора. В ходу была хорошая версия о том, что Большой Афанасьевский перекрыла впереди милиция, поскольку-де ожидается проезд машин Главы администрации Президента.
— Меньше, чем на трех «мерседесах» он не ездит, — солидно объяснял всем круглолицый мужичок лет пятидесяти. — У них, этих кремлевских начальников, так заведено. Три машины с бронестеклами, двенадцать телохранителей.
— Вконец оборзели, — понимающе вздыхали вокруг. — Три «мерса» — это ж сколько бензина казенного? А запчасти? Опять же охране плати, и все из нашего кармана...
— Совести у них нет, — продолжал круглолицый. — Сидят в кабинетах, как сычи. Ты выйди в народ, поговори с населением...
— Позвольте пройти, — вежливо обратился я к мужичку. Даже не взглянув на меня, тот слегка посторонился и возобновил свой увлекательный рассказ.
Оказывается, далеко не все слухи обо мне придумывают в Кремле и по моему заказу, с некоторой грустью понял я. Байка о кортеже из трех вороных «мерседесов» — это уже устное народное творчество.
Фольклор. И почему именно двенадцать телохранителей? Может, это христианская символика, подсознательный намек на апостолов? Любопытная деталь. Все-таки хорошо, что моя физиономия не слишком примелькалась, так спокойнее. Гарун-аль-Рашид был не дурак, раз на улицах Багдада умел сохранять инкогнито. В отличие от Саддама Хусейна, которого узнали даже в бородище Деда-Мороза.
Несмотря на теплую погоду, «чайка» премьер-министра Украины была плотно закрыта, все окна зашторены. Только справа боковое стекло было чуть приопущено, сантиметров на пять. Указательным пальцем я тихо постучался в это стекло.
