Флетчер Нибел - Исчезнувший
Ингрем остановился на других подробностях — о многом я тоже слышал впервые. Например, он рассказал, что Джером Фрейтаг из УНБ расколол старый китайский код, но что теперь Пекин пользуется новым цветочным шифром, над которым тщетно бьется компьютер Управления национальной безопасности. Каждый раз президент подтверждал, что и эти сведения должны быть переданы Уолкотту.
— Короче говоря, — подвел итог Ингрем, пряча бумагу в кожаную папку и защелкивая замочек, — Уолкотт должен узнать все, что разведывательные службы считают важным, не так ли?
— Да, так.
Ингрем заерзал в кресле и почему-то покосился на меня.
— Я полагаю, это относится и к исчезновению Грира?
— Грир? — с удивлением спросил Роудбуш. — Какое дело Уолкотту до Грира? — Он выпрямился и насторожился. — Я не вижу никакой связи, Артур.
— Но, сэр, связь очевидна. Как я уже…
— Абсолютно никакой связи! — тон президента стал жестким. — Стив Грир не имеет к ЦРУ никакого отношения, никоим образом. Он частное лицо, исчезновением которого занимается ФБР.
— Однако, господин президент, — не унимался Ингрем, — долг управления собирать разведданные за границей. — Спокойствие его казалось неестественным. — А, как я уже говорил вам в четверг, по нашим сведениям, мистер Грир тайно улетел в Рио-де-Жанейро.
Для меня название этого города прозвучало как удар гонга на ринге. В среду президент отказался подтвердить или опровергнуть сообщение Полика о том, что Грир удрал в Рио. А теперь Ингрем говорил о том же самом. Похоже, круг замкнулся.
— Артур, — сказал президент, — я уже говорил вам, чтобы ЦРУ не вмешивалось в это дело. — Голос его звучал холодно, и я видел, что он еле сдерживается.
— Но ведь мы каждый час получаем сообщения со всех концов света, — запротестовал Ингрем. — Я не могу просто отдать приказ, чтобы об одном лице, некоем Грире, сообщения не передавались. Для этого придется разослать на места особую инструкцию, которая только вызовет излишние подозрения, а вы, кажется, этого не хотите.
— Разумеется, не хочу. — Роудбуш почуял ловушку. Я видел, как гнев закипает в нем. — Но ЦРУ не должно специально заниматься сбором сведений о Грире.
Ингрем на секунду умолк. Затем он как бы встряхнулся.
— Господин президент, — медленно сказал он, — я думаю, пора нам объясниться начистоту. Я случайно узнал, что ФБР ведет расследование о возможной гомосексуальной связи Стивена Грира с математиком Филипом Любиным из университета Джонса Хопкинса.
Любин! Да, ЦРУ не обведешь. Видимо, они знали обо всем, чем занимается ФБР.
Президент резко встал с кресла. Лицо его вспыхнуло. Он схватил свои очки и наставил их на Ингрема как пистолет.
— Все это сплошные домыслы, не более! — загремел он. — И я нахожу их оскорбительными лично для себя… Ни вас, ни вашего управления совершенно не касается, какие расследования ведет или не ведет ФБР. Повторяю. Это вас совершенно не касается!
— Увы, касается, — возразил Ингрем. Смелости ему было не занимать. Перед разъяренным президентом он держался удивительно стойко. — Видите ли, Филип Любин имел доступ к важным секретным документам. Несколько месяцев он работал у нас в связи с операцией «Кубок», сведения о которой до сих пор строго засекречены. А мистер Любин исчез точно так же, как Грир.
Президент на мгновение онемел. Но, когда он пришел в себя, голос его поднялся почти до крика.
— Вы пытаетесь уверить меня, что мой лучший друг — гомосексуалист и что у него связь с мистером Любиным? — Он стоял за столом, нависая над сидящим шефом ЦРУ. — И что Стив представляет какую-то угрозу для нашей безопасности? Это вы хотели сказать? Я требую прямого ответа!
— Я никогда не делаю столь поспешных выводов, — ответил Ингрем, явно не собираясь сдаваться. — Я только хочу объяснить, почему управление интересуется Гриром.
— Ваши инсинуации отвратительны, — сказал Роудбуш. — Я приказываю вам, Артур Ингрем, полностью оставить дело Грира.
— Странный приказ. — Ингрем прижался к спинке кресла, словно ища опору. — И не менее странно, что впервые на моей памяти нам запрещают получать деловые сведения от другой разведывательной службы. По закону я имею право на эту информацию, как директор Центрального разведывательного управления.
— Только когда речь идет о национальной безопасности, а это не тот случай, — Роудбуш гневно возвышался над Ингремом. — Стивен Грир мой друг. Его жена и дочь переживают тягчайший момент. Я не позволю, чтобы имя Грира трепали ваши агенты. Тайна его исчезновения, разумеется, будет раскрыта, но теми людьми, которым я это поручил.
— Это ваше окончательное решение? — спросил Ингрем. Господи, ну и выдержка! Никогда еще я не видел, чтобы кто-то открыто восставал против президента.
— Да, окончательное.
— И я не должен завтра упоминать при губернаторе Уолкотте даже имени Грира?
Взгляды Ингрема и Роудбуша скрестились, как шпаги.
— Не должны. — Президент еле сдерживался. — Если губернатор Уолкотт спросит о Грире, вы должны ответить ему чистую правду, — что исчезновение Грира совершенно не касается ЦРУ.
— Я не согласен. Но, разумеется, я исполню ваше приказание. — Ингрем встал. — О, мы забыли еще об одном деле! — Он по-прежнему держался и говорил поразительно спокойно. — Должен ли я информировать губернатора о вашем решении прекратить выплату субсидий физикам через фонд Поощрения?
— Не вижу в этом необходимости, — ответил Роудбуш. — Это не имеет отношения к обзору международного положения.
— Не согласен, — сказал Ингрем. — Если бы операция «Мухоловка» не была прекращена, я послал бы одного из моих людей на международную конференцию физиков в Хельсинки. Она скоро начнется, насколько я знаю. Из Китая на конференцию прибывает целая делегация, и наш агент мог бы собрать ценную информацию об обстановке в Китае.
— Тем не менее это не имеет отношения к современной международной ситуации, — возразил президент. — Нет, докладывать губернатору о Поощрении или о «Мухоловке» — если вам так больше нравится — совершенно незачем.
— Слушаюсь, сэр… В таком случае мы договорились обо всем.
Ингрем сухо поклонился. Попрощались они более чем холодно. Роудбуш стоял у стола и смотрел вслед Ингрему, который вышел даже не оглянувшись. Наконец он тяжело опустился в кресло.
— Невероятно, — проговорил он. — Невероятно.
Он обмяк в кресле, словно внутри у него лопнула какая-то струна. Несколько мгновений он сидел, забыв про меня, и с тоской смотрел на изображение своего зимнего островного приюта.
— Я готов держать два маленьких пари, — сказал он наконец. — Первое, губернатор Уолкотт так или иначе узнает о моем приказе не обсуждать с ним во время встречи дело Грира. И второе, Уолкотт найдет способ сообщить Ингрему, что тот останется шефом ЦРУ, если Уолкотт будет избран.
— Вы думаете, Ингрем скажет Уолкотту о вашем приказе насчет Грира?
— Нет, Артур для этого слишком хитер. — Впервые за все это время он криво усмехнулся. — По-моему, он шепнет словечко кому-нибудь другому, например Оуэну Моффату, а уж тот передаст его кому следует. В самом деле, я только сейчас подумал: Моффат для Артура идеальный связной. Сенатор близок к ЦРУ, потому что он член комитета бдительности и к тому же один из столпов партии Уолкотта.
— Хорошо, что Ингрем вас не слышит, — сказал я. — Он бы ухватился за эту идею.
— У Артура своих идей хватает, — отмахнулся Роудбуш. — Он очень изобретательный человек… Ладно, Джин, запомните все, что вы слышали, и запишите. Если бы не выборы…
Он осекся. Я встал, ссылаясь на срочную работу, но похоже, он меня не услышал. Когда я уходил, он смотрел на золотого ослика с нелепыми антеннами-ручками вместо ушей.
В то воскресенье к вечеру я выдохся окончательно. Мы с Джилл договорились в семь часов пообедать в ее квартирке в Джорджтауне, благо Баттер Найгаард решила заночевать у «друзей». Но в семь вечера я все еще сражался с двумя специалистами по улучшению речей. На следующее утро я должен был вылететь в Чикаго, где президента ожидали с речью по случаю Дня Труда, но текст все еще не был готов. Мы спорили до хрипоты из-за каждого слова, и моим противником был уже не кандидат оппозиции, а эти два жутких вивисектора фраз. Я чувствовал: еще десять минут, и моя собственная кровь закапает на пишущую машинку.
Зазвонил телефон. С облегчением услышал я свежий, как весеннее утро, голос Хильды, старшей ночной телефонистки.
— Спасите меня, Джин! — воскликнула она с комическим отчаянием. — Мистер Барни Лумис уже дважды звонил с побережья: ему нужен президент. Я сказала, что президент отдыхает перед завтрашним полетом и его нельзя беспокоить. Теперь он требует вас. Судя по голосу, он очень удручен.
— Не беспокойтесь, милая, — сказал я. — Барни всегда чем-нибудь удручен. Соедините меня с ним.
