Гюнтер Карау - Двойная игра
— Если вас это интересует, то ваше предположение об игре было недалеко от истины. Речь идет о фишке для игры го. Можно еще кое о чем спросить вас?
— Постепенно я привыкаю к вашей манере задавать вопросы.
— Вы все время говорите, в частности и в докладе, о нескольких преступниках. Почему вы исключаете, что преступник мог быть один?
— Об этом свидетельствуют конкретные детали. Нам не удалось зафиксировать более или менее отчетливых следов, поскольку обувь преступников была тщательно обмотана шкурами, скорее всего овчиной, судя по следам ворса. Однозначно выявлено только два отпечатка ступни — каждый различной величины.
— Их могли оставить преступник и жертва. Преступник мог вести жертву к месту преступления впереди себя.
— Вы забываете о результатах медицинской экспертизы. В трупе жертвы обнаружен этилхлорид в такой концентрации, которая почти равняется смертельной. Даже в том случае, если бы его не сожгли, он бы все равно не выжил. Человека, до такой степени накачанного наркотиками, перед собой не поведешь.
— Последний вопрос по поводу судебно-медицинской экспертизы.
— Отвечу с удовольствием, поскольку он последний.
— Несмотря на высокую степень обугливания трупа, выводы относительно возраста, пола, величины и строения тела достоверны?
— Абсолютно.
(После столь мирного завершения беседы магнитофонная лента еще некоторое время крутилась. Служебный разговор окончился дружеским обменом мнениями по узкоспециальным вопросам. Однако, поскольку там не содержалось интересующих Холле сведений, он стер эту часть записи.)
Будучи человеком пунктуальным, Холле в своем рабочем плане отмечает галочкой пункт «Запрос у трассологов». В порядке самокритики он признается, что слишком поздно сделал то, что напрашивалось само собой — собрался проконсультироваться с экспертом криминальной полиции, который с удивительной точностью и объективностью составил доклад об осмотре места происшествия. Не исключено, что потеряно драгоценное время.
В качестве следующего шага Эрхард Холле запрашивает метеосводку за период 27—28 января. Уже в своей информации в середине дня потсдамский метеоцентр указывал на ряд областей низкого давления, формировавшихся над Ирландским морем, Великобританией и Северным морем, которые быстро перемещались в юго-восточном направлении. Ученики доктора Рунге исходили из того, что только наиболее южные, надвигавшиеся на Немецкую бухту и Ютландию зоны низкого давления окажут влияние на формирование погоды в ГДР. В северной части ГДР вечером предполагались ливневые дожди, частично переходящие в град.
С некоторым разочарованием Холле откладывает листок в сторону: прогноз полностью совпадает с фактическими погодными условиями. Затем, однако, следуя внезапной мысли, он просит побыстрее сообщить ему по телефону прогноз погоды западноберлинского Далемского университета. Уже в процессе стенографирования он не может подавить ликования. Далемские синоптики по-иному истолковали атмосферные процессы. Проявляя заботу о соотечественниках, проживающих восточнее Эльбы, они предупреждали их об ожидаемых снегопадах, местами вперемежку с дождем, что могло привести к гололеду. К такому выводу они пришли, принимая во внимание господствовавшее над Скандинавией скопление холодного воздуха, который, смешавшись со слоями воздуха из северной зоны низкого давления, должен был, по их мнению, определить погоду.
Эрхард Холле потирает руки. «Идиоты! — думает он.— Слушали не ту радиостанцию, из-за этого возня с шинами для зимних ралли оказалась напрасной. Но в принципе ничего не бывает напрасным. Теперь это в моем протоколе!»
Он еще раз связывается с младшим лейтенантом погранвойск, который дежурил в ночь на 28 января на контрольно-пропускном пункте на Генрих-Гейне-штрассе. Осуществляя проверку лиц, возвращавшихся в Западный Берлин, он обратил внимание на странный треск, доносившийся из мотора большого «фиата», и предположил, что, вероятно, пробита прокладка цилиндра. Вот и сейчас, вспоминая об этом происшествии, младший лейтенант вновь проводит сравнение со своим «трабантом», который тоже норой как-то странно стучит. Однако Холле хочется узнать, не бросилось ли ему в глаза что-нибудь во внешнем виде и поведении пассажиров.
— Нет, в общем, ничего. Серьезные господа. Коммерсанты, одним словом. Вели себя корректно, как положено деловым людям. Их возвращение в ту же ночь было достаточно мотивировано. В остальном — никаких претензий.
— Итак, ничего особенного.
— А что, собственно говоря, могло быть особенного? Господа из тех, кто регулярно совершает деловые поездки. Трое мужчин среднего возраста. Двое сидели впереди, один — сзади.
— Подумайте еще. Припомните поточнее. Ничего особенного?
— Стоп, минуточку! Припоминаю: двое, те, что сидели впереди, вышли из машины, чтобы показать мне дефект, а тот, что сидел сзади, остался в машине. Он был укрыт дорожным пледом, хотя в машине было довольно тепло. Двое других сняли с себя пальто и стояли передо мной в темных костюмах. Да, действительно, плед — это довольно странно. При проверке документов он сказал что-то про грипп, пожаловался, что его знобит.
— А что на нем было надето — пальто и костюм?
— Под пледом ничего этого не было видно — он был укрыт им до подбородка.
Когда по звонку к Эрхарду Холле приходят Вернер и Йохен, он встречает их ликующим возгласом:
— Представьте себе, один из бандитов пострадал — подпалил-таки шкуру! Если наша версия с «фиатом» верна, то против одного из троих господ у нас есть улики. Стоит теперь подключить прокуратуру?
Вернер отвечает:
— С точки зрения закона это никогда не может помешать. Но сейчас? С какой целью?
— Послать ходатайство о розыске в Западный Берлин.
— Да ты что? Я не советую. Нужно отдать должное твоей старательности, но улик и теперь недостаточно. Кроме того, в деле доктора Баума — профессора Штамма мы все еще бродим в потемках. Чего ты ждешь от ходатайства о розыске, если здесь действительно приложило руку ЦРУ? Мы только приподнимем им завесу над тем, чего они не знают. Пусть они делают это сами, если им нужно.
— И сколько мне еще ждать? Должен же я наконец представить результаты следствия?
— Все правильно. Только не забывай: один терпеливый человек лучше десяти торопливых. Через кузину Йохена Штамм предложил нам сыграть партию го. Что скрывается за этим? Это хороший шанс, и мы не имеем права отнимать его ни у него, ни у себя!
Пароль прозвучал. На аппаратуре одного из специалистов они еще раз прослушивают пленку, на которой записано то клацанье фишек, когда Йохен демонстрировал маниакальную привычку доктора Баума. И теперь Йохену приходится дважды повторить эту имитацию: один раз с керамическими фишками, найденными на месте преступления, а другой раз с костяными — вреде тех, что оставила ему кузина во время своего визита. Сравнив звуки, они приходят к выводу: в прежние времена использовались фишки из слоновой кости. Все, кажется, ясно. Но вдруг Холле берет оторопь и он недоверчиво спрашивает:
— Извините, до сих пор у нас была только одна фишка из слоновой кости — та, которую оставила Виола. А теперь Йохен держит в руке целых т{и таких фишки. Может, соизволите объяснить, откуда они взялись?
Вернер и Йохен, ухмыляясь, смотрят друг на друга. Вернер толкает Йохена в бок:
— Ну, объясни ему, что припасено у нас на последней руке[45].
— Эти фишки я стащил у Баума. Когда я играл с ним первую партию, у меня возникло неясное предчувствие, что эти штучки когда-нибудь могут пригодиться. И вот, едва он вышел из комнаты, я запустил руку в шкатулку…
— Так ведь он должен был заметить, что у него не хватает фишек!
Вернер смеется:
— Тебе, пожалуй, тоже стоило бы научиться играть в го. Тогда бы ты знал, что в партии никогда не используются все фишки. Их свыше трех сотен. В девяносто девяти партиях из ста остается еще но горсти черных и белых фишек.
— Что ж, спасибо, — говорит Эрхард Холле.
Йохен пододвигает ему фишки:
— Поскольку они у меня уже столько лет, то стали моей собственностью. И я великодушно дарю их тебе. Как вещественное доказательство и как символ твоей любви к порядку.
Теперь в конверте пять фишек — целая небольшая коллекция. Вернер опять задумывается:
— Почему, черт возьми, в сумке Виолы Неблинг фишки из слоновой кости, а у автострады — фарфоровые?
На это Эрхард Холле отвечает иронической усмешкой:
— Мне кажется, го развивает логическое мышление.
Он протягивает Вернеру свой рабочий блокнот, где записано: «Почему у трупа фарфоровые фишки? Слоновая кость горит!!!»
24
Мистер Баум хочет провести вечер с Мастером Глазом за доской го, но получается иначе. Надвигается сильная гроза, и, сидя в машине своего шефа, мистер Баум размышляет над тем, является ли война истиной в последней инстанции. Совершенно неожиданно для себя и вопреки всем правилам он называет Мастера Глаза его подлинным именем.
