Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 4
Такое тоже было. Все пилоты ВВС САСШ, а особенно те, у которых был допуск на драконих – были высококвалифицированными профессионалами, обладающими значительным опытом, каждый из них готовился при необходимости преодолевать самую страшную противовоздушную оборону, какую только может быть, и все они знали – что многие не сумеют прорваться к целям. Это была их работа – они тренировались как одержимые, и знали что каждый день может стать именно тем, когда им всем придется бросить свою жизнь на чаши весов.
– Это действительно нужно сделать? – спросил капитан, смотря прямо в глаза Карине
Глаза красавицы из АНБ странно потемнели, она облизнула губы языком, будто они пересохли
– Это действительно нужно для нас, капитан. Очень нужно.
– Тогда я сделаю это.
Никополис вздохнул и сказал только одно слово – смотри…
А мисс Карина, которая вообще-то предпочитала проводить время с подругами, а не с друзьями, но не афишировала это, потому что в АНБ не любили лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, подумала, что все-таки все мужики, особенно те кто носит военную форму – идиоты, и их так легко купить. И продать. И…
В общем, все мужики – козлы.
* Стратегическое командование ВВС США. Отвечает за два компонента ядерной триады – ракетный и авиационный. За ракетные подлодки отвечает флот.
** Мираж – отель-казино в Лас-Вегасе, старейшее
*** Корпус морской пехоты САСШ.
Афганистан, Джелалабад
Акмаль-Сарай
Операция "Литой свинец"
Оперативное время ноль часов девять минут
С утра принц Акмаль был в ярости. Все, кому повезло прослужить на него больше года, и остаться при этом в живых, хорошо знали признаки этого состояния – и не показывались принцу на глаза. В гневе принц Акмаль мог убить любого.
Принц Акмаль был еще достаточно молодым человеком, ему было тридцать восемь лет, и он на девять лет был младше своего царственного брата. Он родился в семье Нурутдин-хана, одного из крупнейших феодалов этой страны, которому принадлежали почти все земли, почти все апельсиновые и оливковые рощи в провинциях Нангархар, Асадабад и дальше, до самой пустыни Регистан, где не росло уже ничего.
Уже с детства принц Акмаль проявлял задатки сильного – а на Востоке сильного, значит жестокого – правителя. В этом он превосходил даже своего брата, убежденного англофила, не расстающегося с потрепанным томиком какого-то британского поэта. Он тоже проявлял жестокость, здесь без этого было нельзя – но принц Акмаль уже тогда разглядел в своем брате какую то слабость. Какой-то внутренний надлом, не позволяющим ему быть цельным, как камень. А для правителя – это было необходимо, быть цельным как камень. Возьмите камень – голыш из реки, положите его на наковальню и попробуйте расколоть. Не получается? А теперь возьмите камень с трещиной, такие тоже встречаются. Теперь поняли? Гази часто делал – а потом сомневался, а правильно ли он сделал. Акмаль не сомневался ни в чем и не жалел никого.
С детства и Акмаль и Гази знали что такое наркотики. Наркотики – это то, что пополняет стоящие в подвалах дворца сундуки золотыми монетами. Наркотики, это то, что позволяет выживать крестьянам – их отец был хоть и жадным, но разумным человеком и принимал товар: пластифицировавшееся под воздействием воздуха и солнца опийное молочко с мака по ценам, достаточным чтобы крестьяне могли купить все что нужно и прожить зиму. Поэтому – отец слыл добрым правителем, ведь остальные держали крестьян-батраков впроголодь, а отец даже доплачивал за усердие в сборе урожая и уходе за посевами. Для всех, живущих в провинции Нангархар наркотики были средством к существованию. Кстати сказать – в Афганистане наркотики применялись и как лечебное средство. Если у кого-то болел зуб, а такое здесь случалось постоянно, зубы никто и никогда не чистил – достаточно было положить кусочек опийной смолы на зуб, и боль проходила мгновенно. Если кто-то маялся животом, а тут это тоже было постоянно из-за антисанитарии – следовало выпить чашку теплого козьего, коровьего или верблюжьего молока, с растворенным в нем кусочком опийной смолы. Тоже самое следовало сделать при простуде*.
С детства и Акмаль и Гази знали, что такое смерть и что такое убийство. Исламский закон вообще по-средневековому жесток – и горе тому народу, правители которого достаточно беспринципны и изобретательны, чтобы применять его полностью. Каждую пятницу после намаза все шли смотреть на пытки и казни, это было как развлечение. Отец хоть и слыл добрым правителем – никогда не гнушался таким средством, как жестокая, изуверская казнь, чтобы напомнить своим подданным о том, что правитель все же он и при неповиновении пощады не будет.
Везло тем, кому просто отрубали голову. Здесь у них был палач, он жил у них во дворце, и он был единственным – не считая отца, кого боялись и Акмаль и Гази – боялись так, что придя к власти, Акмаль не поленился отыскать его, уже старика и повесить. Первыми на телеге на площадь привозили осужденных, иногда телег было несколько, скорбную процессию замыкал палач. Он всегда шел рядом со своей телегой, на которой были орудия его труда – большая сабля, топор, нож, моток веревки. Это был большой и сильный, наголо бритый человек, он не был афганцем – он был манчжуром, неведомо как попавшим во дворец отца. Когда казнили – в отличие от других палачей он никогда не прятал маской лица, словно надсмехаясь над народом и бросая ему вызов. Первыми выводили тех, кому присуждено было лишиться головы – и сверкала сабля, а на каменную брусчатку потоком лилась кровь. Потом, как заканчивали с обезглавливанием – начинали вешать, в особо тяжелых случаях перед тем как повесить – палач вспарывал приговоренному ножом живот, и только потом вешал. Иногда из толпы выбегал кто-то – обычно это были родственники потерпевших – и хватали за ноги повешенного, тянули вниз, чтобы он умер. Удивительно – но все эти кровавые вакханалии проходили на центральной площади Джелалабада, и смотреть на все на это собиралась толпа, люди шли смотреть на казни после намаза, вели с собой детей. И это считалось нормой.
Хуже всего было женщинам. Для женщин казни было две – либо их зашивали в мешок и с камнем топили в реке Кабул, либо закапывали в землю по пояс, а потом забивали камнями. Камни в обреченную бросали все, в том числе и дети.
Когда Акмалю было двенадцать лет – ему пришлось своими руками бросить камень в ту женщину, с которой он стал мужчиной.
Произошло это так: Гази вернулся из Британии, его исключили из Оксфорда за то, что ни одна из сторон не желала обнародовать. Вернувшись в Джелалабад, Гази – хан продолжил делать то, за что его попросили удалиться из Британии, правда пока без эксцессов. В один прекрасный день он решил и своему брату помочь стать мужчиной.
В шариате есть такая статья – прелюбодеяние. Дикая по своей сути, ибо прелюбодеяние есть одна из основ существования человечества, ибо без прелюбодеяния не продолжится род человеческий и зачахнет в одно поколение. Однако – прелюбодеяние по шариату наказывается смертью, и под это можно было подвести очень многое. Вот и подвел шариатский суд – та, которую звали Лейла, и которая помогла юному принцу стать мужчиной оказалась в числе тех, кто был вкопан в землю в особом месте центральной площади, а в нескольких метрах от этого страшного места с телеги свалили груду камней. На глазах замершей толпы молодой Акмаль подошел к каменной груде, выбрал камень. Тяжелый, увесистый, оттягивающий ладонь камень. Потом оглянулся на отца – но отец был непреклонен. И тогда он зажмурился так, что глазам стало больно, и изо всех сил бросил камень. А потом его увели – и град камней обрушился на приговоренную, толпа все знала и не преминула поучаствовать в кровавом спектакле. Толпа любит кровь**. Люди говорили, что и Гази и Акмаль – порченные, полукровки, потому что мать их – не пуштунского рода, и значит, они не достойны. Порочная связь сыновей губернатора с шармутой, с женщиной легкого поведения это вполне подтверждала.
После этого Акмаль долго не мог спать по ночам, просил оставить маленький светильник, боялся, что стоит ему погаснуть – и шайтаны набросятся на него из темноты.
Второй удар Акмаль получил, когда погиб отец. Это был очень важный день, день рождения короля и во всех крупных городах страны полагалось устраивать по этому поводу парад. Парад устроили и в Джелалабаде, его принимал отец как губернатор провинции. Они стояли довольно далеко от основной трибуны, окруженные сипаями – телохранителями, которых выписал из Британской Индии отец и перед ними, перед каменными балконами, переделанными в трибуны, проходили войска. А потом что-то громыхнуло, сильно громыхнуло, и все окуталось дымом и пылью, и рухнул балкон, на котором стояли его отец и начальник стражи и многие другие люди. И проходившие внизу войска замерли на мгновение – а потом, взревев, бросились к поверженным вождям, желая растерзать, растоптать, излить накопленную в душах ненависть. Одновременно с этим мятеж начался и в других городах, в Кабуле застрелили прямо на трибуне короля – но он этого не знал. Отстреливаясь и падая под пулями сипаи все же выручили, вытащили их со смертельной ловушки площади и довезли до лагеря, расположенного на окраине города – там небольшой британский гарнизон, оставшийся без командира готовился стоять насмерть до тех пор, пока не подойдут подкрепления.
