Эдуард Тополь - Лобное место. Роман с будущим
Особенно усердствовал один из «народных представителей» – в очках, с доверительным испитым лицом, он громко, на весь переулок обещал какому-то бородачу из своих оппонентов: «Мы вас всех побреем!» И эта шутка была встречена хохотом всех остальных полупьяных представителей «пролетарьята».
Впрочем, и оппоненты за словом в карман не лезли. Совсем юная девушка громко декламировала «наше все»:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушкою да бич…
А бородач, которого пьяный гегемон обещал побрить, громко возмущался:
– Это изобретение советской власти – судить как хулиганов и уголовников, не согласных с их режимом! Даже Николай Первый до этого не додумался, он декабристов называл «бунтовщиками». А они не Лобное место заняли, они всю Дворцовую площадь перекрыли!..
К сожалению, перед отправкой в прошлое мы с Аленой подписали контракт с агентством WTTA, World Time Travel Agency, Всемирное агентство путешествий во времени, по которому ни при каких условиях мы не имеем права вмешиваться не только в ход исторических или политических событий, но даже в мелкие инциденты. Молча, опустив глаза, мы прошли сквозь толпу и вышли на Верхнюю Радищевскую. Было холодно, противная дождливая мряка облепила серые здания и густо висела в воздухе, как таежный гнус в Заполярье. Хотя перед отправкой сюда нам сказали, что с девятого по одиннадцатое октября в Москве будет +3 по Цельсию, и выдали китайские плащи, холодная сырость проникала и в них, мы зябли. Редкие прохожие с тяжелыми авоськами в руках и без них тоже шли, втянув головы и привычно наклонившись вперед.
– Пошли быстрей, – сказал я Алене. – На Солянке должны быть кафе.
Мы ускорили шаг, чтоб согреться и найти укромное место, откуда по emergency, экстренной связи можно связаться c две тысячи тридцать четвертым годом, с WTTA.
Но и на Солянке не было ни одного кафе! Магазин «Канцтовары» был, сберкасса была, обувной – был, и даже «Гастроном» с муляжными продуктами в пыльных витринах тоже был на углу улицы Забелина. Только за углом этой улицы мы нашли «Пельменную», где от жадности я заказал сразу три порции пельменей на двоих и чайник чая. Но чайниками, оказывается, чай тогда не подавали («Вам тут не чайхана! – сказала толстая продавщица в сером, нет, в серо-буром застиранном халате. – С чего это я вам буду чайники подавать?» И небрежно смахнула в ящик под кассой мой новенький советский рубль, «забыв» дать сдачу – 16 копеек). Так что чай мы получили в граненых стаканах, и он был слегка теплый – не согреешься. Зато пельмени были горячие, ничего не скажешь. Но откусив первый из них, Алена сделала такое лицо! И тут же выложила этот пельмень изо рта в ладошку.
– Извините…
Я понял, что кормить ее можно только в «Национале», «Метрополе» или…
– Пошли! – сказал я решительно и, оставив и чай, и три порции пельменей, под руку вывел ее на улицу. Стоянка такси была совсем рядом, у входа в Ильинский сквер. Мы сели в белую «Волгу» с «шашечками», водитель тут же включил счетчик, я сказал:
– Дом кино на Васильевской.
– Он на Второй Брестской, – поправил меня водитель.
– А нам к входу с Васильевской, тринадцать.
– Значит, в ресторан, – сказал водитель и тронул машину.
Алена, конечно, во все свои васильковые глаза смотрела по сторонам и, отбросив капюшон китайского плаща, крутила огненно-рыжей головой. Но я взял ее за руку:
– Налево, смотри налево…
– А что там? – шепотом спросила она.
– А там у нас Центральный Комитет! Он какое здание занимають! Повкило́метра! – вместо меня ответил ей водитель и бросил мне через плечо: – Приезжая?
– Ну да… – сказал я, дивясь, как близко друг от друга всевластный ЦК КПСС и толпа диссидентов в Серебряническом переулке.
– Я сразу понял, – самодовольно сказал водитель. – Я приезжих враз секу. Она с Литвы, поди?
– Нет, русская, – ответил я на случай, если он вдруг заговорит с ней по-литовски.
– Да? – сказал он почти разочарованно. – Гм… А рыжая, как литовка. А от тут у нас, справа ЦК ВЛКСМ!
– А вы с Украины, – уверенно сказал я, поймав его «от тут». – Звидкыля будэтэ?
– Так с Полтавщины, – легко признался он. – Тилькы давно, з армии у Москве зостався… А тут в нас КГБ и памятник Дзержинскому, бачитэ?
Алена вздрогнула и даже рот открыла, увидев огромный серый памятник Дзержинского на площади перед зданием Комитета государственной безопасности, украшенным пятиэтажными вертикальными кумачовыми транспарантами «СЛАВА КПСС!», «КГБ – ЩИТ И МЕЧ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ» и «НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ». Точно такие же транспаранты, только горизонтальные и с призывами ударным трудом встретить 61-ю годовщину Октября, висели вдоль всего фасада «Детского мира», а у его центрального входа, на гранитных ступеньках и дальше вдоль тротуара тянулась длинная темная очередь – наверное, за финским или польским детским бельем.
Так мы и ехали – с Лубянки, ой, простите, с улицы Дзержинского на Кузнецкий Мост, потом – Столешников переулок и, наконец, на Тверскую, то есть на улицу Горького. Водитель с явным удовольствием «балакав на украинской мови», а я демонстрировал свой небольшой запас украинских слов, усвоенных во время киносъемок во Львове. И хотя улица Горького тоже была залеплена призывами «МИРУ – МИР!», «УХОДЯ, ГАСИТЕ СВЕТ!» и «ВЫПОЛНИМ ПЯТИЛЕТКУ В ЧЕТЫРЕ ГОДА!», а также гигантскими портретами Брежнева, Косыгина, Устинова, Суслова и всех остальных членов Политбюро, Алена здесь как-то успокоилась. Зато я напрягся, когда на площади Маяковского водитель вдруг сделал крутой левый поворот – я чуть было не крикнул ему «Куда?!» и лишь в последний миг заметил на углу Горького и Большой Садовой будку-стакан с милиционером и светофор с зеленой стрелкой. Оказывается, в те годы на площади Маяковского был левый поворот!
– Семьдесят копеек! – сказал водитель, выключив счетчик у Союза кинематографистов и бокового входа в Дом кино.
Я дал ему рубль и сказал по-барски:
– Сдачи нэ трэба!
– Дякую, – ответил он.
10
Юная Лариса Ивановна – стройная сдобная блондинка с большим бюстом под белоснежным передником и с крутыми бедрами под синей юбкой в обтяжку – подошла к нашему столику с блокнотиком в руках:
– Вы уже выбрали?
Конечно, я мог сказать, что не только я, а сам Георгий Данелия, сидевший у окна с Вахтангом Кикабидзе, уже выбрал ее для своего «Мимино», который со всех экранов будет десятилетиями возглашать на всю страну: «Ларису Ивановну хочу!» Но как я уже сказал, мы с Аленой подписали контракт, по которому ни при каких условиях не имеем права вмешиваться не только в ход исторических или политических событий, но даже в мелкие инциденты. И потому, глядя в объемное меню, я скромно сказал:
– Два куриных супа с лапшой, два шашлыка по-карски и кофе по-восточному, если можно.
– А пить что будете? – спросила Лариса Ивановна.
– Пить… – Я посмотрел на Алену, она упредительно сделала большие глаза, но мы были с холодной и промозглой улицы, и я расхрабрился: – Сто пятьдесят «Столичной»!
– На двоих? – удивилась Лариса Ивановна.
– Двести, – сказал я.
– И селедочку с картошкой? – подсказала она.
– Да. А есть «Нарзан»?
– Конечно. И «Нарзан», и «Боржоми», всё есть.
– Спасибо…
Я стал жадно рассматривать зал, пытаясь опознать в юных лицах за столиками будущих знаменитостей и классиков нашего кино. Вот вдвоем с какой-то актрисой сидит совсем молодой и тощий гений-оператор Георгий Рерберг, он с Кончаловским уже снял два великолепных фильма – «Первый учитель» и «История Аси Клячкиной», а потом снимет «Дворянское гнездо» Михалкову, «Звездопад» Таланкину и «Мелодии белой ночи» Соловьеву. На съемках «Зеркала» у него будет конфликт с Тарковским, они разойдутся почти врагами, и фильм переснимет Княжинский. Зато Рерберга утешит актриса Валентина Титова, которая уйдет к нему от Владимира Басова…
Все-таки «прикольно» смотреть на людей, зная их будущее!
А вот и Юрий Нагибин – пятидесятилетний, в прекрасном джинсовом пиджаке и небесного цвета импортной рубашке – пьет кофе и что-то правит в машинописных страницах. Наверное, он только что из Италии, где вместе с итальянскими сценаристами пишет сценарий «Красной палатки» для Михаила Калатозова. Или Калатозов уже снимает эту «Палатку», а Нагибин правит свой следующий сценарий «Чайковский»? Ах, если бы я не читал его дневники, изданные в 1996-м, я бы никогда не подумал, что этот седой импозантный красавец, сочинивший оглушительно успешный фильм «Председатель» и теперь явно напоказ демонстрирующий киношной братии свои международные успехи, всю жизнь занимался самоедством, уже перенес инфаркт, страдает запоями, геморроем и предстательной железой и, панически боясь умереть, доживет до 1994 года! Примечательно его признание в дневнике о том, как, поступая во ВГИК, он дико завидовал Алексею Каплеру, точнее, его модному пиджаку, а теперь на зависть советским коллегам сам сидит тут в модной импортной джинсе. И это при том, что сценарии он, по его дневниковым записям, писал чуть ли не левой рукой и для денег, а правой соревновался в прозе с Буниным…
