Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки
— А как насчет сведений, что Бодин пытался убить свою дочь?
— Это пока предмет расследования, но существуют веские основания полагать, что так и было. Насколько мы можем на данный момент судить, речь идет о глубоких противоречиях в трагически разобщенной семье.
Хенри Кортес задумчиво огляделся, почесал в ухе и отметил, что коллеги-журналисты записывают столь же лихорадочно, как и он.
Когда Гуннар Бьёрк услышал по радио о выстрелах в Сальгренской больнице, его охватила почти неуправляемая паника. Боли в спине резко обострились.
Больше часа он просидел в нерешительности, потом поднял трубку и попытался позвонить своему старому покровителю Эверту Гульбергу в Лахольм. Ему никто не ответил.
Послушав новости, Бьёрк узнал в общих чертах примерно то же, о чем говорилось на пресс-конференции полиции: Залаченко застрелил семидесятивосьмилетний борец с властями.
Господи. Семьдесят восемь лет!
Он снова попробовал позвонить Эверту Гульбергу — и опять безрезультатно.
Под конец паника и волнение взяли верх. Оставаться в чужом доме в Смодаларё он больше не мог. Он чувствовал себя беззащитным, обложенным со всех сторон, ему требовалось время, чтобы подумать. Бьёрк сложил в сумку одежду, болеутоляющие лекарства и туалетные принадлежности. Использовать свой телефон ему не хотелось, поэтому он добрел до телефона-автомата возле продовольственного магазина, позвонил в Ландсурт и забронировал на две недели комнату в старом лоцманском доме. Ландсурт находился на краю света, и мало кому придет в голову искать его там.
Бьёрк покосился на наручные часы. Надо было торопиться, чтобы успеть на последний паром, и он отправился домой настолько поспешно, насколько позволяла болевшая спина. Дома Бьёрк прошел прямо в кухню и проверил, выключена ли кофеварка, потом направился в прихожую за сумкой. По пути он бросил взгляд в гостиную и в изумлении остановился.
Поначалу он даже не понял, что́ перед ним.
Люстра каким-то таинственным образом покинула свое место под потолком и оказалась на журнальном столике. Взамен на потолочном крюке висела веревка с петлей, спускаясь прямо к табуретке, которая обычно стояла на кухне.
Бьёрк, ничего не понимая, посмотрел на петлю.
Потом он услышал позади себя какое-то движение, и ноги стали ватными.
Он медленно обернулся.
Перед ним стояли двое мужчин лет тридцати пяти. Бьёрк отметил, что у них южноевропейские лица. Он даже не успел среагировать, когда они мягко ухватили его под мышками, подняли и понесли спиной вперед к табуретке. Он слабо попытался вырваться, но тут же острая боль пронзила ему спину, и он затих. Когда его поднимали на табуретку, он уже почти ничего не осознавал.
Юнаса Сандберга сопровождал сорокадевятилетний мужчина по кличке Фалун, бывший в юности профессиональным взломщиком, а впоследствии переквалифицировавшийся в слесаря, специалиста по замкам. В 1986 году Ханс фон Роттингер однажды привлек Фалуна к операции, в которой требовалось вскрыть двери руководителя какого-то анархистского объединения, и с тех пор его периодически нанимали вплоть до середины 90-х годов, когда подобные операции прекратились. Возобновил с ним отношения Фредрик Клинтон, ранним утром предложивший Фалуну задание и десять тысяч крон за десятиминутную работу. Правда, с Фалуна было взято обещание ничего не красть из квартиры, являвшейся местом проведения операции; откровенной уголовщиной «Секция» все-таки не занималась.
Кого именно представлял Клинтон, Фалун не знал, но предполагал, что речь идет о какой-то силовой структуре. Он ведь читал Гийу[19] и потому никаких вопросов задавать не стал. После стольких лет молчания со стороны работодателя было приятно снова оказаться востребованным.
Его работа заключалась всего лишь в том, чтобы открыть дверь. Он был экспертом по вскрытию помещений и имел при себе пистолет-отмычку, тем не менее с замком квартиры Микаэля Блумквиста ему пришлось повозиться пять минут. Потом Фалун остался ждать на лестнице, а Юнас Сандберг переступил через порог.
— Я в квартире, — сказал Сандберг в микрофон, прикрепленный к уху.
— Отлично, — отозвался у него в наушнике Фредрик Клинтон. — Действуй спокойно и осторожно. Опиши, что ты видишь.
— Я нахожусь в холле: справа гардероб и полка для шляп, слева ванная. Квартира состоит из одной огромной комнаты, примерно в пятьдесят квадратных метров. Справа маленькая кухня с барной стойкой.
— Там имеется какой-нибудь рабочий стол или…
— Похоже, он работает за кухонным столом или на диване в гостиной… подождите.
Клинтон подождал.
— Да. На кухонном столе лежит папка с отчетом Бьёрка. Похоже, это оригинал.
— Отлично. На столе есть еще что-нибудь интересное?
— Книги. Мемуары П. Г. Винге. «Борьба за власть над СЭПО» Эрика Магнуссона. С полдюжины подобных книг.
— А компьютер?
— Нет.
— Какой-нибудь сейф?
— Нет… во всяком случае, я не вижу.
— Ладно. Не торопись. Пройди всю квартиру, метр за метром. Мортенссон сообщает, что Блумквист по-прежнему в редакции. Надеюсь, ты в перчатках?
— Разумеется.
Маркусу Эрландеру удалось поговорить с Анникой Джаннини, только когда они оба оторвались от мобильных телефонов. Он зашел в палату, протянул ей руку и представился. Потом поздоровался с Лисбет Саландер и спросил, как она себя чувствует. Лисбет Саландер не ответила. Тогда он снова обратился к Аннике Джаннини.
— Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Понятно.
— Вы можете рассказать, что произошло?
Анника Джаннини описала, что ей довелось пережить и свои действия до того момента, как она вместе с Лисбет Саландер забаррикадировалась в туалете. У Эрландера сделался задумчивый вид. Он покосился на Лисбет Саландер, а потом снова на ее адвоката.
— Значит, вы полагаете, что он подходил к этой комнате.
— Я слышала, как он пытался нажать на ручку двери.
— Вы в этом уверены? Когда ты напуган и взволнован, легко вообразить себе разные вещи.
— Я его слышала. Он меня видел и направлял на меня пистолет.
— Думаете, он пытался убить и вас?
— Не знаю. Я убрала голову и заблокировала дверь.
— Это было разумно. А еще разумнее то, что вы перенесли свою клиентку в туалет. Двери палаты такие тонкие, что, если бы он стал стрелять, пули, вероятно, прошли бы насквозь. Я пытаюсь понять, нападал он лично на вас или просто среагировал на то, что вы на него смотрели. Вы оказались к нему ближе всех.
— Верно.
— Вам показалось, что он вас знает или, может быть, вдруг узнал?
— Нет, едва ли.
— Может быть, он узнал вас по газетам? Ведь вас цитировали в связи с рядом громких дел.
— Возможно. На этот вопрос я ответить не могу.
— А вы его раньше никогда не видели?
— Я видела его в лифте, когда поднималась сюда.
— Вот как! Вы с ним разговаривали?
— Нет. Я задержала на нем взгляд, возможно, на полсекунды. У него в одной руке был букет цветов, а в другой — портфель.
— Вы встречались с ним взглядом?
— Нет. Он смотрел прямо перед собой.
— Он зашел в лифт первым или после вас?
Анника задумалась.
— Мы зашли более или менее одновременно.
— У него был растерянный вид или…
— Нет. Он тихо стоял, держа цветы.
— Что произошло потом?
— Я вышла из лифта. Он тоже сразу вышел, и я пошла навещать клиентку.
— Вы прошли прямо сюда?
— Да… нет. То есть сначала я подошла к дежурной и предъявила удостоверение. Прокурор ведь запретил пускать к моей клиентке посетителей.
— Где в это момент находился тот мужчина?
Анника Джаннини поколебалась.
— Я не уверена. Думаю, он подошел следом за мной. Да, погодите-ка… Из лифта он вышел первым, но остановился и подержал мне дверь. Не могу поклясться, но думаю, что он тоже пошел к дежурной. Просто я оказалась проворнее.
«Вежливый пенсионер-убийца», — подумал Эрландер.
— Да, он подошел к столу дежурной, — подтвердил он. — Он поговорил с сестрой и передал цветы. Но вы этого, следовательно, не видели?
— Нет. Ничего такого я не помню.
Маркус Эрландер надолго задумался, но так и не придумал, что бы еще спросить. Ему не давала покоя какая-то смутная мысль. Подобное чувство ему доводилось уже испытывать ранее, и он научился истолковывать его как некий звоночек от интуиции.
Убийцей оказался семидесятивосьмилетний Эверт Гульберг, бывший ревизор, возможно, еще консультировавший фирмы по налоговым вопросам. Человек преклонного возраста. СЭПО только что начало в отношении его предварительное следствие, поскольку он оказался психом, рассылавшим письма с угрозами разным известным личностям.
По опыту работы в полиции Эрландер знал, что на свете множество психов — людей, одержимых болезненными идеями, которые преследуют знаменитостей, добиваются их любви и даже селятся в лесу возле их домов. А если любовь не находит отклика, она может быстро перейти в непримиримую ненависть. Ему встречались ненормальные, приезжавшие из Германии и Италии, чтобы оказать внимание молодой певице из популярной поп-группы, а потом свирепевшие оттого, что ей не хотелось незамедлительно вступать с ними в связь. Он видел рьяных борцов с властями, которые очень агрессивно реагировали на творимые несправедливости, реальные и воображаемые. Бывали среди них и откровенные психопаты, и лица, одержимые «теорией заговоров» и видевшие везде плоды деятельности тайных обществ, скрытые от нормальных людей.
