Энтони Бивор - В интересах государства
– Тогда их ждет сюрприз, – бросил Анжье.
Водитель зевнул и опустился поглубже на сиденье, но так, чтобы все-таки следить за дорогой. Его мучила отрыжка, наверное потому, что он без конца жевал резинку.
– Первый раз вижу банду похитителей из двух человек, – сказал он.
– Возможно, остальные где-то поблизости, – раздраженно бросил Анжье и отвернулся. Ему и самому пришло это в голову, когда Морган передавал по телефону указания. И не только одно это казалось необъяснимым, но Анжье знал, что по роду службы сомневаться в приказах ему не положено, если, конечно, он хочет заработать пенсию. И, пнув по дороге камень, Анжье побрел назад к своему столику. Солнце припекало затылок. Анжье снял солнцезащитные очки, в которых походил на преуспевающего мафиозо. Заслышав приближающийся автомобиль, Анжье насторожился, но машина не свернула вслед за серым фургончиком, а поехала дальше. Водитель в «пежо», видно, тоже это отметил, и голова его снова исчезла. Еще немного посидим в этой дыре, подумал Анжье, и совсем озвереем. Он взял со стола марсельскую газету, в который раз тупо уставился на первую страницу и тут же швырнул ее на столик.
Через пять минут из машины раздался призывный свист. Анжье не предполагал, что они управятся так быстро.
– Что они сказали? – Вытряхнув сигарету из полупустой пачки, он привычным жестом сунул ее в рот.
– Послали обработать на ЭВМ.
Анжье кивнул. С помощью правительственной компьютерной службы в Нанте можно было получить все данные о ком угодно – все, начиная с номера на шасси автомобиля и кончая записями о лечении у зубного врача, но службой этой разрешалось пользоваться только под строгим контролем. Правда, когда полиция не могла обойтись своими средствами, кое-что ей милостиво дозволялось.
– Имя владельца машины известно? – Незакуренная сигарета Анжье мелко задрожала.
– Нет пока.
– Так, передай им: как только что-нибудь выяснят, пусть сразу сообщат Моргану.
И Анжье направился в кафе, чтобы заказать еще пива. Дойдя до стойки, он повернулся и прислонился к ней спиной. В кафе было темно и прохладно, а там, снаружи, в лучах солнца золотилась дорога.
– С переменой погоды. – Хозяйка кафе подтолкнула бутылку к Анжье. Хозяйка была женщина крупная, из подмышек у нее торчали пучки черных волос. Анжье потянулся за кружкой.
– А какой прогноз? – спросил он, кивнув на транзистор, стоявший возле раковины и настроенный на Монте-Карло.
– Вечером будет гроза. Потому и духота такая.
Анжье что-то пробормотал, соглашаясь с нею. Небо на юге уже затягивало, воздух тяжелел.
– Вход должен быть слева, – сказал Брук; они ехали вверх, к вершине холма, и мотор натужно ревел. – Не сбавляй скорости.
– Быстрее не получается. – Ева нервно улыбнулась. Внутри у нее была какая-то странная пустота.
Брук вытер лоб тыльной стороной ладони. И вдруг вспомнил сержанта на учениях в Сандхерсте[49], который язвительно говорил будущим офицерам, что офицеры не потеют – они покрываются испариной. Слабо улыбнувшись при этом воспоминании, Брук снова попытался сосредоточиться на том, что его окружало. Стволы сосен показались ему толще, чем в прошлый его приезд, – он заметил это, пока разглядывал обрыв за домом.
Вилла предстала перед ними, лишь когда они повернули еще раз, и железные ворота оказались слева. За оградой Брук увидел мужчину, который поливал белые олеандры в кадках.
– Ты его знаешь? – спросила Ева.
– Садовника?
– Вполне возможно, что это – один из тяжеловесов.
– Может быть.
С дороги дом не был виден: вдоль всей ограды стояли сосны, почва под ними оползла и обнажила корни.
Ева искоса наблюдала за Бруком.
– Едем дальше?
– Прямо, а там переваливаем через вершину холма, – откликнулся Брук и снова принялся изучать и запоминать все вокруг.
– Ну как идет тактическая подготовка?
– Отлично. А кто теперь пользуется армейским жаргоном? – Они уже были на гребне холма, и Брук велел Еве ехать потише.
– Слева есть дорога, – заметила Ева.
– Слишком близко. Спрячем машину подальше. – Брук заглянул в бензобак, проверяя, хорошо ли его залили на последней стоянке.
Еще полкилометра по пересеченной местности, и они увидели проселок, ответвляющийся вправо, – он шел зигзагами вдоль русла высохшего ручья к разрушенному дому. И хотя сосны здесь были низкорослые, зато все пространство между ними заполнял густой хвойный кустарник. Брук вылез из машины, чтобы показать Еве дорогу. Наконец фургончик удалось поставить, как хотелось Бруку, под прикрытием сосен. Брук срезал ветку побольше и отправился к дороге заметать следы фургончика. Он уже возвращался назад, когда Ева принялась выгружать вещи.
– С чего начнем? – спросила она. – Замаскируем машину?
– Да, я займусь этим, а ты поищи укромное место метрах в двухстах отсюда в сторону виллы. Чтобы мы могли следить оттуда за дорогой.
Срезать с сосен ветки и всадить их в почву, устроив укрытие для машины, оказалось гораздо труднее, чем он думал. Слава богу, у фургончика нет хромированных частей, успокаивал он себя, прикрывая тряпкой ветровое стекло, чтобы оно не отражало солнечных лучей. Через какое-то время он удостоверился, что фургончик почти незаметен ни с дороги, ни с проселка. Брук посмотрел в ту сторону, куда ушла Ева, и увидел, как сорока стремглав полетела вниз, в долину. Над морем у горизонта собирались тучи. Сквозь высокий кустарник, то появляясь, то исчезая, к нему шла Ева.
– Нашла подходящее место? – спросил он: она приближалась к нему, устало свесив руки. Ева кивнула и опустилась на землю. Вокруг усыпляюще стрекотали цикады.
– Дай сигарету.
– Курить теперь надо осторожно.
– Из-за огня?
– Нет, из-за окурков. Не думаю, чтобы здесь продавали такие сигареты.
Ева насмешливо посмотрела на Брука.
– Ну и педант же вы, милый мой профессионал.
– А мы не можем позволить себе быть любителями, когда… Впрочем, неважно, – бросил он, подавляя раздражение.
– Знаю, – сказала Ева, со вздохом поднимаясь с земли. – Непозволительная роскошь. Давай перенесем все туда, и я тихонько выкурю сигаретку.
Брук хотел притянуть Еву к себе. Но вместо этого наклонился и поднял пластмассовую канистру с водой.
– Думаешь, управимся за один раз? – спросила Ева.
– Да.
– А потом, как в добротном боевике, заметем следы?
Брук не ответил, только крякнул, вскидывая на плечо тяжесть. И Еве стало неловко за насмешку. Она знала: он прав, и все же что-то заставляло ее подсмеиваться над его предосторожностями. И тут она поняла: ей не хотелось оказаться у него в подчинении. Но разве можно избежать традиционных женских обязанностей: кормить голодного, ухаживать за раненым. И не так уж она этому противилась – у нее действительно не было военного опыта Брука, но ее возмущало то, что он воспринял ее новую роль, как нечто само собой разумеющееся и не понимал, почему она так себя ведет.
Когда все вещи были вынесены и тщательно спрятаны, Брук и Ева нерешительно взглянули друг на друга. Брук видел, как тяжело она дышит – от жары и от усталости. И тут же отвел взгляд – он понял, что невольно разглядывает под синей трикотажной кофточкой с короткими рукавами очертания ее груди.
– У тебя обгорят руки, – сказал он, боясь выдать себя. – Надень лучше рубашку с длинными рукавами.
– Для маскировки, чтоб не бросалась в глаза белая кожа?
– И для этого тоже.
Ева примостилась в тени, стащила с себя кофточку. Потянулась было за полотняной сумкой и вдруг передумала.
– Немного остыну, – сказала она, мельком взглянув на Брука. – Хочешь пить?
Он кивнул. Ева наклонилась, чтобы открыть бутылку, и Брук увидел, как на спине у нее блеснули капельки пота. Ева пила с жадностью; потом протянула бутылку Бруку и улеглась на землю.
– Ты любишь запах раскаленной земли и нагретых сосен? – примирительно спросила Ева.
– Люблю, – неуверенно, между глотками, ответил Брук.
Вдруг она приподнялась – к спине ее прилипли сосновые иглы.
– Что ты надумала? – спросил он.
– А ты разве не голоден?
Брук взглянул на часы и понял, что пора было уже проголодаться.
– Голоден, – не слишком уверенно произнес он и передал Еве свой охотничий нож, чтобы она нарезала baguette.
Брук был весь во власти напряженного нетерпения – и не из страха. Его мучило желание поскорее покончить со всем этим, чтоб они снова могли стать самими собой. Хотя навряд ли получится, думал он. Разве можно убить человека хладнокровно, да еще ничуть после этого не измениться? Все было бы тогда слишком просто. А то ведь душа жертвы воздействует на тебя как зараза, как вирус. Смерть оставляет свой след в солдатских душах; нередко за их шуточками прячется суеверный страх – крест за спиною дьявола.
