Валентина Мальцева - КГБ в смокинге. В ловушке
— А ты — это ты, Мальцева. Если бы я знал, если бы я мог только предположить, что ты появишься на авансцене наших игр, я бы сделал все, чтобы этого не случилось. Я бы объяснил, что тебя нельзя использовать вслепую, я бы доказал им, что ты, сволочь, умна и потому особенно опасна в такого рода операциях. Но это решал не я... — Мишин тряхнул своей великолепной гривой. — Вот и все, Валентина Васильевна.
— Я могу тебя кое о чем спросить?
— Можешь, только вряд ли мои ответы что-то прояснят.
— Зачем ты убил Гескина?
— Таков был приказ, Валя. Запомни: в любой спецслужбе, даже самой демократичной и либеральной страны, не существует альтернатив выполнению приказа. Они просто не предусмотрены уставом.
— Я виновата в его смерти?
— Косвенно. В основном, он сам.
— Он был вашим человеком?
— И нашим тоже.
— Если бы все случилось, как вы планировали, мое возвращение домой предполагалось или нет?
— Я не знаю.
— Меня действительно разыскивает полиция и ЦРУ, или ты блефовал?
— Я не блефовал. Валя. Ты им действительно нужна. Ты им нужна даже больше, чем мы с Андреем. Потому что ты — свидетель.
— И только чтобы я им не досталась, вы угробили столько людей?
— Да. Я выполнял задание.
— Так зачем было мучиться? Шлепнули бы меня вместе с Реем — и никаких проблем.
— Так и было бы, если бы я не надеялся выбраться с той виллы.
— Хороша Маша, но или ваша, или ничья?
— Что-то в этом роде.
— Получается, я обязана тебе жизнью?
— Не спеши благодарить, подруга. Придет день, и ты еще проклянешь меня за это по-настоящему
— Значит, кому-то в Москве я все еще нужна?
— Видимо, нужна.
— Почему ты со мной прощаешься так, словно мы видимся в последний раз?
— У нас с Андреем тоже серьезные проблемы. И потом, где мы с тобой увидимся? На пресс-конференции в Доме журналиста? У тебя в редакции? Или в моей балетной школе в Швейцарии? Ее фасад такой же фальшивый, как очаг в хижине Папы Карло. Я ведь в Дом кино попал тогда впервые в жизни. И то исключительно с целыо повидать тебя. Задание...
— Скажи, может случиться так, что ты окажешься в скором времени в Москве?
— В моей жизни может случиться что угодно. В том числе и это.
— Я могу попросить тебя об одном одолжении?
— Нет.
— Я вообще не могу рассчитывать на тебя?
— Нет.
— Тогда прощай, Мишин.
— Прощай, Мальцева. И не поминай лихом.
— Ах, да, чуть не забыла... — я вытащила из косого бокового кармана юбки свою единственную, как мне еще вчера казалось, ценность, плотно завернутую в гигиенический пакет с изображением пикантной дамы. — Возьми на память, Витяня.
— Что это? — спросил Мишин настороженно.
— Это сфабрикованная моими собственными руками улика против тебя. Кстати, еще вчера я очень ею гордилась...
— Что?
— Не важно, Витяня. Возьми и выбрось, если хочешь. Гескину этот глушитель уже все равно не пригодится, да и мне, как выясняется, незачем тебя шантажировать...
Витяня аккуратно развернул пакетик, вытащил колпачок-глушитель, повертел его в пальцах и усмехнулся:
— Остроумно, ничего не скажешь, — Мишин хмыкнул: — Как мне рассматривать этот жест доброй воли? Ты больше не видишь во мне врага?
— Оставь нюансы для тех, кого будешь вербовать. Просто я стала такой же, как ты, Мишин. Совершенно не желая этого и во многом благодаря тебе...
Я потянула на себя ребристую ручку двери и вышла в ночь, словно с головой окунулась в огромную чернильницу
— Держи фонарик, — Мишин возник где-то сзади, и я в который раз ощутила сладко-дремотный, одуряющий запах «Дракара», который, я знала это совершенно точно, будет напоминать мне впредь только о смерти и предательстве. — Видишь тропу? Иди строго по ней, никуда не отклоняйся и не сворачивай. Средним шагом — примерно часа два с половиной. Плюс полчаса — скидка для слабонервных на темноту. Тропа упрется в реку. На берегу тебя будет ждать мужчина. В широкополой шляпе и красно-черном пончо. В руках у него будет ружье...
— Человек с ружьем? Замечательно!
— А с чем он еще должен быть? Лес вокруг, даже медведи водятся.
— С приличным человеком ты меня все равно не познакомишь, я уже давно поняла.
— Он приличный, — ухмыльнулся Витяня. - Он очень приличный и даже умный. Увидев тебя, он положит ружье на землю перед собой и снимет шляпу Запомни порядок действий, поскольку это пароль. Если он все так и сделает, полностью доверься ему, он приведет тебя в безопасное место.
— На каком языке мне с ним разговаривать?
— А хоть па китайском. Он глухонемой.
— А если он не положит ружье на землю, а наоборот, наставит его на меня, тогда что делать?
— Возьми, — в темноте Витяня нащупал мою руку и вложил в нее пистолет. — Узнаёшь? Тот самый, с виллы. Так вот, если он сделает это, значит, перед тобой другой человек. Враг. В пистолете девять патронов. Это все, чем ты располагаешь, чтобы защитить себя. Стреляй с умом, подруга, прицеливайся.
— Мишин, ты что, действительно сдурел? Ну, шлепну я этого бессловесного беднягу, который пароль забыл, куда же мне потом деваться? Одной, без вещей, ночью, в этой трижды проклятой Аргентине?..
— Забудь про Аргентину.
— Как забыть? Разве это так просто забудешь?
— В данном случае просто. Потому что ты уже в Чили.
— Где?
— В Чили, Мальцева...
31
Чили. Лес
5 декабря 1977 года
Путь в густом лесу, хоть и не слишком широкий, был добросовестно вытоптан не одной сотней пар крепких мужских ботинок и больше напоминал народную тропу, нежели тайную контрабандистскую тропку. А в том, что я шла именно по такой тропке, я не сомневалась. Иначе к чему был весь этот антураж — автопробег практически через всю страну, суровые, с нотками завещания инструкции Витяни, глухая ночь, раздираемая ис-
— Здравствуйте, товарищи!..
Глухонемой, естественно, не врубился, а мул еще раз хрюкнул и вернулся к прерванному моим появлением занятию — опустил морду и стал щипать траву.
— Ну? — нетерпеливо спросила я, делая выразительный жест рукой.
Мужик в пончо вновь надел шляпу, снова снял ее и выразительно (мне даже показалось, с испугом) взглянул на меня.
— Что будем делать дальше? — спросила я, продолжая жестикулировать и чесаться от укуса какого-то гада. И только после того, как глухонемой повалился ничком на землю и прикрыл голову руками, до меня дошло, что я размахиваю перед его носом пистолетом.
— Вот корова! — ругнулась я, засунула пистолет за пояс юбки, выпустила блузку наружу, чтобы не смущать видом грозного оружия пугливое дитя Кордильер, и тронула его за плечо.
Обладатель пончо опасливо покосился, увидел, что в руках у меня остался только фонарик, легко вскочил на ноги, показал мне на мула и махнул рукой куда-то на запад.
Еще через минуту я сидела в остро пахнувшем козьим сыром седле и продолжала свое бесконечное путешествие. Передо мной маячила спина проводника с рассыпанными до лопаток волосами — прямыми и черными, как жженая кость.
Потом, кажется, я задремала. Мне снились оборванные провода, картофельное поле, скользкое и глинистое после дождя, большой письменный стол
— Я так понимаю, Валентина Васильевна, — на чистом русском языке пробасил Габен, который при ближайшем рассмотрении оказался лет на двадцать моложе своего прототипа, — что верхом вы ездили впервые в жизни? — Он протянул мне руку: — Обопритесь, так вам будет легче дойти до дома...
— До какого дома? — я завертела головой, но, кроме окаймленной густыми зарослями и яркими белыми цветами поляны, ничего не увидела. — И вообще, коль скоро вы не глухонемой, может, объясните мне, где я нахожусь и кто вы такой?
— Обязательно. Вот только до дома дойдем, и все объясню.
Габен помахал на прощанье проводнику и, предупредительно подстраиваясь под мои мучительные попытки возвратить протезам свойства биологических конечностей, повел меня куда-то в сторону.
— Я так понимаю, что дом в местных условиях — это землянка в три наката? — спросила я, радостно ощущая первые признаки возвращения моих ног к жизни.
— В каком-то смысле вы абсолютно правы.
— Если вы скажете еще, что пока я спала, этот глухонемой Сусанин вывел меня в белорусские леса, то я вас даже расцелую, несмотря на всю неприязнь к небритым мужчинам.
— Увы, Валентина Васильевна, — с грустью молвил Габен, — это совсем не белорусские леса.
— А почему «увы»?
— Потому что здесь нет грибов.
— Любите грибы?
— Соленые? Под водочку? Обожаю!
— Лечитесь здесь от алкоголизма?
— А вы веселая дама.
— Еще обхохочетесь...
Домом оказалась типично деревенская хижина — плоская, бревенчатая, с узкими окнами и покосившимся крыльцом.
— Вот мы и дома, — Габен широко повел рукой, словно приглашая меня войти в районный дворец бракосочетаний. Не хватало только марша Мендельсона. — Добро пожаловать!
