Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
— Не обязательно. Может быть, и не сдаст. А если даже решит, все равно, сделает это не сразу. Может быть, подумает, что нас лучше вообще убрать.
— Ну и что в этом хорошего?
— Ну, тебя-то, Коля, так просто не уберешь! На Огарева ты как в крепости, там одних стволов побольше чем в Кантемировской дивизии. И менты твои тупые, пока допетрят, что министр их жулик, твой уже след простынет. Да и я для них тоже не подарок, с елки в руки так просто не упаду. Стало быть, какое-то время для отходов у нас обязательно будет…
— О каких отходах ты толкуешь, Семен Кузьмич?
— Ох, не лукавь ты со мной, Коленька! А то я не знаю, что на турецкой границе у тебя коридорчик надежный заготовлен! А на румынской даже прогулочный катерок на приколе стоит. Круглосуточно. На всякий случай. Скажи, товарищ Щелоков, а в Швейцарии есть хоть один банк, в котором у тебя не открыт секретный счет? И правильно: такую прорву валюты — и на один счет! Это же курам на смех!..
— Так и ты, Семен Кузьмич, насколько мне известно, тоже не сидел сложа руки, — саркастически улыбнулся Щелоков, совершенно не удивленный потрясающей осведомленностью первого зампреда КГБ СССР.
— Что же я, тебя глупее, что ли? — Цвигун с хрустом потянулся и широко зевнул. — Так что, думай, Коля, пораскинь мозгами, может и у тебя возникнет стоящая идея. Возле Новослободской тормозни — я выйду…
11. ВАШИНГТОН. ЧАСТНЫЙ ДОМ В ПРИГОРОДЕ
Февраль 1978 года
…Когда мы вышли из машины — вначале Стеймацки, а вслед за ним я, уже основательно стемнело. А потому разглядеть толком место, куда привезла меня эта отделанная серебром черная яхта на резиновом ходу, было очень трудно. В непосредственной близости просматривался лишь небольшой внутренний дворик за железной оградой, упиравшийся в глухую кирпичную стену приземистого двухэтажного дома, увитую облысевшим плющом. Располагая единственной информацией, которую выдавил из себя не очень-то щедрый на откровения Лука Стеймацки, я знала только, что нахожусь в Вашингтоне. Хотя, имея уже достаточный опыт общения с профессиональными шпионами, я допускала, что это запросто мог быть не Вашингтон, а какой-нибудь другой город.
Или не город вообще.
— Пройдете чуть вперед, — тихо и как-то вкрадчиво сообщил мне за спиной этот без пяти минут пенсионер, — затем свернете направо и сразу же увидите дверь. Можете не звонить — она открыта. Good luck, мисс Мальцева!..
— А что, нельзя было подвести меня прямо к двери? — огрызнулась я, не оборачиваясь, через плечо. — Или там, за утлом, огонь по сотрудникам ЦРУ открывают без предупреждения?
— Прямой путь не всегда самый верный.
— Где-то я уже нечто подобное читала.
— Ваша аномальность, мисс Мальцева, имеет глубокие социальные корни, — вежливо откликнулся Стеймацки.
- В своем Корнельском университете вы занимались советологией?
— Юриспруденцией. Идите же!…
…Дверь действительно была, причем на том самом месте, где и предсказывал мудрый Стеймацки — добротная, деревянная, покрытая благородным лаком, с длинной бойницей узкого стеклянного окошка, врезанного, очевидно, не столько в целях безопасности, сколько из эстетических соображений. Никаких тебе родных советских «глазков» с металлической шторкой изнутри, в которые мои соотечественники молча, затаив дыхание и согнувшись в три погибели, разглядывают непрошенного гостя, а тот, в свою очередь, делает вид, что ни о чем не догадывается и пытается выглядеть максимально респектабельно. Унизительная процедура, рожденная маниакальным недоверием друг к другу!
Однако в доме, куда меня привез Лука Стеймацки, ко мне, судя по полуоткрытой двери, относились с пониманием и даже радушием. Притворив за собой дверь, я огляделась и увидела, что попала в довольно узкий коридорчик, плотно уставленный ящиками для обуви, вешалками и зеркалами в роскошных бронзовых рамах.
— Здесь есть кто-нибудь? — громко спросила я по- французски и на всякий случай остановилась.
— Госпожа Мальцева, вы прекрасно выглядите! — французский Уолша, появившегося в противоположном от меня конце коридора, явно нуждался в более интенсивной практике.
— Моим врагам! — пробормотала я себе под нос по-русски, изображая на лице довольно жалкое подобие благодарной улыбки и направляясь в сторону хозяина.
Он протянул мне сухую и крепкую, как доска, ладонь.
— Добрый вечер, Вэл. — Уолш как-то странно посмотрел на меня и улыбнулся, — Вы позволите мне называть вас так или придумаем что-нибудь другое?
— Мне нравится это имя.
— Валентина звучит грубее, не так ли?
— Валентина постоянно напоминает мне, откуда взялась Вэл…
Он хмыкнул, очень аккуратно взяв меня под локоть, и развернул в сторону огромного холла с неизменным камином и изобилием мягкой мебели. Занимавший целиком угол у широкого зашторенного окна черный рояль, уставленный фотографиями в рамочках и подсвечниками, смотрелся здесь так, словно его внесли по ошибке, перепутав адрес.
— Вы голодны?
— Вы пригласили меня на обед?
— А разве вам этого не сказали?
— А мне должны были об этом сказать? — Я села на огромный диван с высокой спинкой и одернула юбку.
— Но вы же ехали не одна, не так ли?
— А вы этого не знаете?
— Я вот думаю, кто из нас первым скажет предложение без вопросительного знака в конце?
— А вы как думаете?
— Значит, не вы.
— Извините, — пробормотала я, продолжая сражение с подолом юбки.
— Любите равиоли?
— Яне знаю, что это такое.
— Поверите мне на слово, что это очень вкусно?
— Ну, должна же я хоть во что-то верить.
— Вы очень расстроены, да, Вэл?
— Вы правы господин Уолш…
— Генри. В Америке даже к бабушке обращаются по имени и на ты.
— Вы правы, Генри, я очень расстроена. Может быть, отложим пока ваши… равиоли и поговорим об этом?
— Давайте лучше пообедаем, а все дела — потом.
— Тогда, в Буэнос-Айресе, вы решили мою судьбу без обеда.
— Тогда я вас толком не знал.
— Вы хотите сказать, что с кем попало не обедаете?
— На вилле, принадлежащей Центральному разведывательному управлению США?! — Уолш совершенно искренне (так, во всяком случае, мне показалось) пожал плечами. — Никогда!
— Я очень боюсь конспиративных вилл, Генри.
— У вас есть на это причины.
— И не только на это.
— Вы не возражаете, если мы поедим на кухне?
— А нельзя куда-нибудь поехать? В кафе или в ресторан? Я, видите ли, две недели находилась в замкнутом пространстве…
— Увы, пока нельзя. — Уолш чуть нажал на «пока».
— Один вопрос, — я автоматически подняла руку, как когда-то, в школе, — С Юджином все в порядке?
— Абсолютно.
— Я его увижу?
— Конечно увидите.
— Но не сегодня?
— Но не сегодня.
— Значит, то, о чем вы собираетесь со мной поговорить, его касаться не будет?
— Вэл, давайте все-таки вначале пообедаем, — Уолш поднял обе руки, словно сдаваясь. — Вы молоды, умны, в вас сосредоточено огромное количество энергии. А мне, пожилому человеку, необходимо вовремя и качественно питаться, чтобы поспевать за вами.
— А вы хотите за мной поспеть?
— Я должен! — улыбнулся Уолш. — Это же моя работа, Вэл. И я не тороплюсь на пенсию.
— Пенсионерам в Америке мало платят?
— Пенсионерам в Америке не дают работать.
— А обед вы приготовили сами?
— Хороший вопрос! Вы знаете, я очень люблю готовить, — Уолш, который так и не садился, сделал приглашающий жест. Я встала и покорно поплелась за хозяином в другой конец холла. — Но сегодня готовил не я. Мне так хотелось произвести на вас хорошее впечатление, что я пригласил на обед еще одного человека. Когда-то, кстати, именно он учил меня делать равиоли, пиццу, лазанью и прочие прелести настоящей итальянской кухни…
Следуя за Уолшем, я миновала довольно просторную комнату, уставленную компьютерами и книжными полками, и оказалась в ослепительно белой, похожей на операционную, кухне. Единственным разнообразием в этой стерильной цветовой гамме был черный, без скатерти, стол, уставленный приборами и бокалами. В центре горела толстая свеча, накрытая пузатым стеклянным абажуром. А в торце стола, строго напротив двери, сидела белая как лунь — в тон кухне — женщина.
